– Значит, ты все же…
– Бог, наследник пекельного мира, да, – закончил он за меня. И сделав глубокий тяжелый вдох, добавил: – Думала, почему я такой спесивый?
Мои брови сомкнулись на переносице.
Он тоже пытался шутить. Довольно мрачная ситуация для юмора. Я должна была что-то сказать, дабы сгладить произошедшее, и он, похоже, чувствовал нечто подобное.
– Ян, я могу сделать вид, что ничего не знаю. И ровным счетом ничего не слышала.
– Но ты уже знаешь.
Я поникла и покачала головой, опуская взгляд. Ян бежал в явь, все время бежал от своей настоящей сущности, не распространяясь о прошлом, не подпуская никого к границам души. Чтобы не признаваться в правде, в том, что был сыном короля ада. Старшим сыном. Первенцем. Ян вовсе не рассчитывал говорить со мной на подобную тему, но Константин принял иное решение за него.
Как-то нечестно по отношению к нам обоим.
– Ава, есть еще много вещей, которых ты обо мне не знаешь. Других вещей. И они не очень хорошие.
Я хотела заявить, что это не имеет для меня никакого значения. Но слова застряли в горле. А грудь изнутри будто стало царапать. Ян и не предполагал, но я догадывалась, о чем он может говорить.
Фантазии из моих снов могли оказаться не вымыслом: запертые в клетках братья и сестры дракона. Ян, выполняющий функцию их надзирателя. Возможно, это действительно происходило когда-то в пекле. Но разве Ян мог бы так с ними поступить?
– Ничего не поменяет моего отношения к тебе, Ян, – вымолвила я.
И вдруг ощутила, что моя реплика – не вполне искренняя.
Внутри меня зародились сомнения, которых я не ждала. Которые я отчаянно старалась отвергнуть. Осознание этого внезапно вселило в меня страх, что я не справлюсь. И запутаюсь в собственных мыслях.
– Тебе не о чем беспокоиться, – прибавила я, надеясь, что он ничего не замечает.
– Поверь, есть.
Я растерялась. Своей фразой Ян в корне уничтожил мою надежду на то, что между нами все останется как прежде. Но что же еще он скрывал? Да и преувеличивал ли он? Не представляю, о каких именно его поступках шла речь. Но меня уже бил озноб.
Я не хотела верить, что есть нечто, из-за чего я могу перестать его любить. Не готова была принять, что хоть что-то может нас разлучить. Я беспечно и самозабвенно была готова принять в нем сейчас все – абсолютно любое его действие из прошлого и любое качество, даже самое темное и ужасное, – лишь бы не признавать, что он чужой и может быть кем-то нехорошим, что мне будет лучше без него.
Пусть я и полностью осознавала, что поведение неправильно и безрассудно. Я специально заставляла себя оправдывать Яна, словно должна была его защитить, но от кого?.. От самой себя? От своего осуждения? От его прошлого?
Но если он совершал нечто такое, что не заслуживало никакого оправдания? И он был именно тем, кого мне следовало бояться?
Разве я могла отвернуться от него? У меня не получалось.
Поэтому я обрадовалась, когда в столовую вошла Барбара в красном бархатном платье, практически ворвалась, распахнув двери, и с взволнованным видом направилась к нам, прервав тягостную беседу, оставив недомолвки между нами в подвешенном состоянии, отодвинув необходимость наших взаимных объяснений до лучших времен.
Приблизившись, она дала понять, что вернулась из яви, преодолев проход по зеркалам, и доложила, что дела обстоят не лучшим образом. По искаженному от испуга выражению ее красивого утонченного лица я сообразила, что неприятностей прибавилось. Однако подробности об увиденном Барбара скрыла от меня, поскольку произнесла пару предложений Яну на ухо.
Переглянувшись с братьями, он быстро встал и на весь зал объявил о необходимости собрания. Сердце понеслось вскачь от тревоги: размышляя о волколаках в яви, я в первую очередь думала о тех, кто там находился. Я переживала за дедушку и за моих друзей.
Всем им прямо сейчас угрожала опасность.
Под звуки непрекращающейся музыки столовая опустела – четверть присутствующих удалилась вместе с семьей наследников пекла. Остальные пировали, несмотря ни на что, продолжая праздное времяпровождение. Ян не сказал мне ни слова, и внутри меня все сжималось от боли и внезапного одиночества.
Но ему действительно следовало уйти. Нам обоим нужно время на передышку.
Я сидела за почти опустевшим столом вместе с Гаем, Вольгой и маленькими полудраконами. Мои мысли постепенно перенеслись в иное русло, и меня начала навязчиво одолевать тревога, касающаяся оставшихся в живых родных и близких людей.
Да и за все остальное человечество тоже. Взяв бокал, я сделала несколько изрядных глотков крепкого вина, обжигающего гортань. Затем принялась искать взглядом Кинли, который довольно давно куда-то испарился, выкрутившись из моих рук. Глаза зацепились за Барбару, от которой исходил белый серебристый свет, как от звезды. Она усаживалась за рояль. Только сейчас я заметила, что музыка стихла.
Тонкими изящными пальцами надавливая на клавиши, Барбара принялась исполнять мелодию, негромкую, чарующую, но бесконечно тоскливую. Эта музыка в каждой ноте отражала мои внутренние тяготы, тянущиеся из прошлого, отзеркалила мои теперешние страхи и треволнение за будущее.
Личная боль Барбары, которую она выражала через музыкальное произведение, отзывалась и во мне. Мне было уже легко понять эту прекрасную, неотразимую женщину с опечаленной душой. Переливы мелодии были созвучны моему плачущему сердцу.
Спустя несколько минут рядом с Барбарой появился Велес, которого я видела в последний раз убегающим в обличье медведя в лес. Он не спускал с нее восхищенных жадных глаз и смотрел с любованием. Взгляд изгнанного бога был проникновенным, должным образом оттеняя ее красоту.
Велес обратился к ней, и они долго о чем-то вполголоса переговаривались. Барбара продолжала играть, порой смеялась, мило улыбаясь, но все равно не отвечала Велесу взаимностью. Скоро Гай поднялся со стула и направился к ним. Перекинувшись с отцом какими-то фразами, он наклонился к Барбаре и увел ее обратно к нашему столу.
Когда они оказались рядом, я услышала, как Барбара учтиво поблагодарила его. Велеса я больше не могла разглядеть в зале. Зато наткнулась на Кинли, висящего вниз головой, как летучая мышь, на шторе.
Барбара подсела к Вольге. Они разговорились. На меня сразу же обратил внимание Гай. Он подбадривающе мне улыбнулся, невольно напоминая, что был одним из свидетелей нашего непростого разговора с Яном, и приблизившись, протянул мне руку, приглашая на танец. Место Барбары за роялем уже заняло потустороннее создание в черном плаще с капюшоном. Под мелодичные ноты, рождаемые костомахой, я встала из-за стола.
– Может, мы немного пройдемся? – спросила я, пребывая в упадническом настроении.
Рыжеволосый молодой мужчина понимающе кивнул.
Я держала его под руку, когда мы продвигались вдоль столов, огибая дугой танцующих, направляясь к пылающим каминам.
Гай не спрашивал о моем состоянии и самочувствии – у меня было все на лице написано.
Но он сказал, пытаясь меня отвлечь:
– Мы подружились с Яном не сразу. Когда мать ушла от отца, она уже была в связи с Чернобогом, и брат родился еще до того, как раны Велеса успели затянуться. Пусть он и предал ее изначально, но потеря моей мамы все равно оказалась для него худшим ударом, от которого он, к слову, до сих пор не оправился.
Проводя меня между роялем и окном, он бросил долгий взгляд на полную луну, не меняющую положения, повергшую нас на участь жить в вечной ночи.
– Когда родился Ян, я не был знаком с ним в должной мере, поскольку решил остаться рядом с отцом, желая утешить его, поэтому редко навещал в те времена мать. Хотя я очень ее любил – и люблю – и не отказывался от общения с ней, я все же немного злился, что она создала новую семью. И что теперь семьей, которая была когда-то у меня, обладает кто-то другой. Этого «другого» я недолюбливал.
Мы замерли у огня. Над нашими головами на шторе болтался Кинли. Вероятно, он дремал.
