Шлюпка медленно скользит по воде, поверхность которой не имеет отражения. Мои глаза немного режет с непривычки после нескольких дней ночной темноты. В этой стороне нави, на рубеже мира мертвых, мира неприкаянных душ и рая, снег не порошит с небес, и погода более не кажется зимней.
Я распахиваю меховой жилет и свешиваю руку за борт, желая коснуться разлитого молока, меня никто не останавливает, но я не довожу начатого до конца. Рядом с ладонью – прямо из реки – резко выныривает нечто черное, пугая меня, заставляя одернуть кисть.
Пряди мокрых волос колышутся в воде. Заблудившаяся русалка. Ее голова всплывает под тихий плеск, она смотрит на меня бездонными черными глазами, не имеющими белков, в них отчетливо читается желание полакомиться мной, сделать меня легкой жертвой, добычей, едой. Завороженная, привлеченная энергией человека, опьяненная, она не сразу замечает двух богов.
Велесу приходится грубо окликнуть русалку, и та, очнувшись, переводит на них взгляд – и мгновенно ныряет обратно в молочную гладь.
Безмолвие и тишина продолжают окружать нас. Мы с Яном не общаемся, почти не контактируем, он старается на меня не смотреть. Мы вообще слишком мало говорим с того момента, как узнали, что Морана, его мать, проникала в мой разум и показывала мне фрагменты их совместного прошлого. Не особо радужного, а порой – пугающего, беспощадного, жестокого.
Мы еще не обсуждали, не успели обсудить то, что поведали его мать и брат Гай – детали из многовековой жизни моего дракона, от которых он до последнего хотел меня оградить. Утаивал, возможно, все же решив уберечь. Продолжая пребывать в закрытости и отстраненности. И в какой-то степени, желая не представать передо мной в темном обличье, поворачиваться ко мне не самой светлой ипостасью, страшась обнажать душу со всеми ее изъянами и глубокими пропастями, в которых обитают неведомые чудовища из кошмаров.
Одним из которых, скорее всего, и считал себя Ян.
Я догадываюсь, допускаю, что Ян ощущает себя несколько неловко, поэтому по большей части мы молчим.
Низкий голос Велеса просачивается сквозь пустоту, в которой мы застряли, распространяя спокойствие и безмятежность.
Велес начинает петь песню, неспешную и мелодичную, напоминающую балладу. Мужской бас смягчается, мне даже мерещится музыка, одна из тех мелодий, которые играла королева Барбара в бальном зале замка.
Облокотившись о бортик, ощущая тепло, исходящее от прижимающегося к моим ногам Кинли, я вслушиваюсь в слова, наблюдая, как рядом с лодкой время от времени мелькают стволы деревьев, будто растущие из воды.
Велес поет:
По млечной реке плыла ладья, ветер нес мою песнь —
Как средь дремучей чащи зимой, брел одинокий олень.
Теплом и светом явился он в мир,
рожденный любить и мечтать.
Он шел по земле со стаей своей, но судьба ему велела отстать.
Найти желая счастье вовне, он двинулся в собственный путь.
Оставив семью и друзей позади, он захотел ускользнуть.
Никто не знал тайных мыслей его, и чем был наполнен день.
Билась в сердце тоска и печаль, он стал похож на тень.
Память ушедших лет – прошлой жизни тушила огонь,
Медленно гас яркий внутренний блеск,
он стал недоволен судьбой.
Шелест осени царской звенел – золотом бор горел.
Олень шел один, не найдя себе пары.
Был столь одиноким олень.
С тех пор уже и не помнил никто, о хранимом в груди его,
Чего он ждал и грезил по ком. От стаи убрел далеко.
Когда зима наступила вновь, и вскоре пришли снега,
Метель замела благородное тело, истлевшее льдами костра.
Однако в тот день, когда он исчезал, вопреки былому всему,
Небо зажглось ярким пламенем желтым —
Бог ведал лишь, почему.
Он ощутил прилив силы и мощь, тело воспылало искрой.
Собою пополнив мир умерших душ, олень стал весенней росой.
Душа оленя вечной была, как вечным был зимний лес.
Как лес, что любил он всем сердцем своим,
где мечты схоронил белый снег.
И вновь обернувшись сиянья комком,
ступил в свою новую жизнь.
Столь странный путь, столь иной, но счастливый.
Шептал ему ветер – очнись…
Изгнанный бог замолкает. Наверное, еще минуту у меня не получается сделать вдох, и я не решаюсь отодвинуться от бортика. Ян задумчиво смотрит в одну точку. Попеременно на его лице появляются тени от широких стволов, вблизи которых мы проплывали, проглядывающих из тумана.
Не знаю, куда и на что направлены мысли моего дракона, но вдруг, набираясь храбрости, которой мне не хватало несколько долгих часов, я шепчу, осознавая, что подходящий момент не наступит никогда. Его попросту не существует.
– Ян, я не виню тебя за то, что было. Я сочувствую тебе. Хочу, чтобы ты это знал.
Ян выдерживает недолгую паузу и отвечает столь же тихо:
– Ава, и я не виню себя за то, что делал. Почти не виню. Я говорил тебе, что нужно меня остерегаться, не вовсе потому, что я совершал, а потому – что могу совершить. Не по своей воле и выбору.
Велес сидел нерушимо и не поворачивался к нам, притворившись, что не слышит нашего разговора. Поэтому у меня и создавалось впечатление, что мы одни.
Продолжая управлять шлюпкой, он аккуратно огибал стволы и выглядывающие из воды корни, вел нас иной водной дорогой, отличной от той, где мы проплывали в первый раз, умело ориентируясь в тумане, который существовал лишь для нас с Яном, скрывающий будто бы затопленный лес.
Фрагмент нашего недавнего разговора с Яном вклинивался в мой разум.
«Ава, есть еще много вещей, которых ты обо мне не знаешь. Других вещей».
«Ничего не поменяет моего отношения к тебе, Ян, – вымолвила я. – Тебе не о чем беспокоиться».
«Поверь, есть».
Оказывается, я ошибалась. Больше, чем моего осуждения, да и гораздо сильнее, он боялся за меня саму, за мою безопасность. И вспоминая несчастную Алену и волны крови, которые омывали ее плоть посреди пекла, я понимала, что тревоги Яна имеют под собой почву.
«Скорее бы мы убрались из нави навсегда», – пронеслось в моем рассудке.
Пока мы молча продолжали двигаться в ирий, навстречу тайне, в поисках отголосков моей утерянной магии – ключа, который может помочь избавить миры от кровожадных волколаков и в особенности уберечь от них явь, где они могли причинить максимум страданий и боли людям, я невольно продолжала размышлять о том, что увидела благодаря Гаю.
Кстати, я думала об этом постоянно – о том, что он показал мне с разрешения Яна.
Те части прошлого, которые касались их всех, посетить которые меня пригласил дракон.
Я не могла забыть историю Константина и Алены, и того, кем он стал в итоге. Я по-прежнему испытывала, может, и не ужас, но легкий страх при каждой встрече с ним, при всяком сказанном им слове. И вдобавок – жалость.
