— Я подумаю, — пообещала матушка. — Дань, это кто?
— Демоны, — честно ответил Данила. — Знакомься. Это Василий. Он первым пришёл. Это Ульянин жених. Второй. Но бывший. Эльку ты знаешь. Ульку тоже. Это вот папа Василия и его… главный бухгалтер. Там вон Ляля.
Ляля что-то снимала, приоткрыв дверь палаты, причём в одной руке она держала телефон, а другой прижимала к боку Никиту, который вновь сменил обличье. Тот свесил лапки и изо всех сил делал вид, что умирает.
— Ляля — Улькина кузина. Она русалка, впрочем, это не важно. Значит, папа тебе признался…
— Признался. На колени встал, прощения просил.
— А ты не простила?
— А я… Я… Я хотела сказать, что всё это уже не имеет значения, что я ухожу. И развод тоже состоится, что бы он там сейчас ни придумал…
— Поверь, дорогая, развод не выход, — проявила участие Люцинда. — Разведённых в обществе не любят. То ли дела вдова. И прилично, и имущество при тебе.
При этих словах, папенька Василия подавился.
— Дорогой, — Люцинда похлопала его по спине. — Ещё рано. Мы пока не женаты.
— Я не хочу вдовой. И не думала его убивать! И покушаться не думала! Просто… Просто так обидно стало! Он ведь всегда её в пример ставил. Всегда! Она и умная. И красивая. И везде, куда ни плюнь, Милочка. И дом у неё в идеальном порядке, и дети умны да воспитаны, не шумят, не шалят.
— Ага, это потому что она им мозги промывала, вот и всё воспитание, — Данька не удержался. — Извини, мам. В общем, она менталист.
— Да? Она… и отца? — мать спросила это с такой надеждой, что появилось желание соврать.
А что?
Сказать, что да, заморочила. Зачаровала. Заставила и вынудила. И он не виноват. И отец ведь поддержит. Главное, согласовать версию. И мама будет рада. И он тоже. И заживут, как раньше, в любви и согласии.
Только… почему-то мутит, стоило это согласие представить. И Данила покачал головой:
— Нет, отца она не то, чтобы совсем заморочила. Там всё сложно. Она его не вынуждала, но и даром пользовалась.
— Он говорил, что принял её за меня. Что в тот вечер мы поругались. Я ушла. И ему показалось, что вернулась, и что мы помирились. А на самом деле не помирились… И вот… но ладно тогда, а потом? Всю жизнь он меня этой Милочкой душил. Получается… разводился бы и жил с нею. Но нет! А он всё твердил, что только меня любит, что не осознавал, не понимал, а теперь понял. Меня же прямо… прямо речь отнялась. Ну а он встаёт и давай, мол, что теперь тайн нет и он полностью готов вернуться в семью, — матушка резко выдохнула и совершенно спокойно завершила рассказ. — Тут-то мне под руку ваза и подвернулась. Фарфоровая. Девятнадцатый век. С позолотой и оленями.
— Видишь, дорогой, — Люцинда взяла демона под руку. — Хорошей женщине для мужа и фарфоровой вазы не жаль. С оленями.
— Я ему и… Бах! — это прозвучало беспомощно. — Он упал. Кровь полилась.
— Мам, погоди, я ж помню это вазу. Она маленькая совсем.
— Ваза, может, и маленькая, — произнёс отец Василия, — но рука, похоже, тяжёленькая.
— Он и упал сразу. И кровь. Столько крови. Я к нему, а он не отвечает. Только стонет. Я тебе. Потом Савельеву. Он приехал. С бригадой. Сюда вот привезли. Сказали, что операция нужна! На неё увозят. Что будут шить!
— Увезли?
— Да.
— Привезли?
— Да. Он от наркоза отходит… и я не знаю… а если он… если я ему что-то в голове повредила?
— Нечего там повреждать, — огрызнулся Данила и решительно толкнул дверь.
Отец, сидевший в кровати и очень внимательно прислушивавшийся к тому, что происходит за стенами палаты, упал на постель с жалобным стоном.
— Антоша! — матушка ворвалась следом. — Антоша, прости меня…
Стон сделался громче.
Выглядел отец, следовало признать, бледно. Он лежал, вытянув руки вдоль тело, и сипловато натужно дышал. Данила подошёл ближе.
Наклонился.
Отец приоткрыл глаз.
— Хватит притворяться, — сказал Данила. Но тот лишь громче застонал.
— Дань! Он умирает! Дань… разве ты не видишь? Целителя… надо срочно… где он…
Целитель нашёлся сразу, правда, в палату протиснуться у него получилось не сразу. А вид Люцинды вовсе ввёл в некоторый ступор. Правда, к счастью, ненадолго.
— Это… кто? — уточнил он у матушки.
— Это… Данечка. Данечку вы ведь помните?
— Помню, — согласился Савельев. — Данечку я помню. А остальные?
— А это его невеста Ульяна, её первый жених со своей новой невестой. И его родители… и там ещё девочка со шпицем.
Глаз у целителя дёрнулся.
— Прошу остаться близких родственников! — целитель встал между отцом и прочими.
Никто не шелохнулся.
— Так, вас, Мария, и Данила тоже. Остальные…
— Мы подождём снаружи, — Ульяна подтолкнула демоницу к двери. — Василий, есть смысл пройтись по клинике, раз уж вы планируете бизнес. Скажите, а у вас ортопеды имеются? Или ортодонты?
— И ортопеды, и ортодонты. Кто именно вам нужен?
— Не знаю, — ответил Василий.
— Вам прикус исправить или плоскостопие? — с бесконечным терпением произнёс целитель.
— Рога, — Василий чуть наклонил голову. — Видите, растут несимметрично.
— Это потому что они проклюнулись поздно. Он у меня позднерогий, — заявил отец Василия и в голосе его звучала гордость. — Поэтому стесняется.
Савельев моргнул, кажется, только сейчас заметив, что внешность у гостя несколько нестандартная. Потом перевёл взгляд на отца Василия.
На демоницу.
— Вы… кто?
— Демоны, — ответил Данила. — Валентин Петрович, вы только не переживайте, это хорошие демоны. Гуманистически настроенные и заинтересованные в развитии межмировых связей, в том числе в области медицины.
— А у демонов есть медицина? — поинтересовался Савельев.
— Появляется, — отец Василия осматривался. — У нас пока сильны стереотипы, которые изрядно мешают развитию данной отрасли. Однако новая политика направлена в том числе и на борьбу с предвзятым отношением к слабым и дефектным особям. Поэтому мы готовы перенимать передовой опыт человечества…
— Это… замечательно, но… позже… погодите, я сейчас вызову заместителя. Вам проведут экскурсию, а уже потом… к сожалению, я не уверен, что мы сможем помочь с рогами, но попытаемся…
Отец приоткрыл глаз.
Любопытно стало? Данила одновременно испытал и огромное облегчение, и злость.
— Мама, — он развернул матушку. — Будь добра, сопроводи гостей. Мы с Василием собираемся своё дело открыть, но без тебя не обойтись. Раз отец пока не в состоянии работать. И судя по всему, не скоро ещё придёт в норму…
Глаз и второй открылся.
Ага.
— Всё-таки, наверное, у него сотрясение, а это лечится покоем.
— Д-да?
— Безусловно, — Савельев всегда умел соображать и теперь вот, покосившись на пациента, продолжил. — Действительно, Мария Игнатьевна, вам стоит… прогуляться… возможно, сопроводить вот… гостей.
— Но…
— Уверяю, жизни вашего супруга ничего не угрожает! Но волноваться ему не стоит. Всё-таки сильнейшее сотрясение… тут нельзя ни в чём быть уверенным, поэтому покой, покой и ещё раз покой.
— Идём, дорогая, — демоница подхватила матушку под руку. — В самом деле, чего ты распереживалась? Видишь? Живой. В следующий раз бери вазу поувесистей…
— Следующего раза не будет! — заявила матушка, но позволила вывести себя из палаты. — Я разведусь! Вот как он выздоровеет, так сразу и разведусь…
И дверь за собой прикрыла.
— Уль?
— Я присмотрю за ними, — пообещала Ульяна. — А твой отец притворяется.
— Знаю. Но… тут… дела такие… семейные. Я скоро. Поговорю вот и найду вас. Постарайтесь как-нибудь… тут всё-таки больница.
— Медицинский центр, — сухо поправил Савельев, а когда Ульяна вышла, произнёс: — Это вообще нормально, что демоны разгуливают просто так? Мы разве не должны сообщить куда-нибудь?
— Поверьте, где-нибудь уже в курсе. И за ними приглядывают.
Данила тихо порадовался, что дядя Женя успел сменить наряд. Всё-таки в пижаме и том халате он слабо походил на представителя власти. Впрочем, старые джинсы и полосатая рубашка тоже в образ не вписывались. Но хотя бы нет ощущения, что он из психушки сбежал.
