— И что?
— Со мной было трое, за кого я уверен: секретарша, доктор из медчасти и главный технолог. Нормальные свидетели. Когда самый борзый и здоровый, обдавая перегаром, вытащил разводной ключ, спрашиваю: «Собираешься ударить разводным ключом Генерального директора?» Он: «Да, гнида, тебя!», и добавил пару матюков. Я: «Все слышали? У меня законная самооборона». Шагнул к нему. Остальные расступились, типа арену освободили. Развлекаются, сукины дети.
— Аж не верится! — покачал головой Анатолий Анатольевич. — Чего же ты милицию не позвал?
— Её поздно было бы звать, когда из башки торчит гаечный ключ. Но, на самом деле, рисковал, если бы только всей оравой накинулись. А так снял плащ и пиджак, стал в боксёрскую стойку, абсолютно против железки бесполезную. Он и махнул. Здоровенный, но пьяный. Если кратко, увернулся от ключа, выбил ему коленную чашку, сломал руку и пару рёбер. Потом, конечно, вызвал ментов. У нападавшего — особо злостное хулиганство в пьяном виде в общественном месте, у меня самооборона. Работяги припухли, увидев, как я калечу их товарища словно в Гестапо, но никто не рыпнулся.
— То есть доходит вплоть до личных покушений…
— Да, дошло до них. Наверняка кто-то подбил пролетариев на выступление, не просто же собрались. Тут было легко — щемился открыто. А если сзади, из-за угла? Голова теперь крутится на 360 градусов. Пришлось собирать митинг, объяснять: баста, больше не воруем. Как выйдем в прибыль — пойдут премиальные, красть станет не нужно. Рассказал про аферы прежней дирекции, объяснил, сколько бы получили сотрудники, если бы деньги шли в кассу, а не мимо кассы. Смотрят угрюмо, им уже сотни раз обещали золотые горы. Но пока бунта на корабле не усматриваю. Человек двадцать ИТР и всяких материально-ответственных срочно уволилось, кто чует, что жареным запахло. Мне же проще, не надо по сокращению. Начал перемещения.
— Какие? — министру и правда было интересно.
— На заводе есть настоящие патриоты. Чудо, что не ушли раньше при виде того, что делали с АЗЛК. На них опора и тех, кого сманил с ВАЗа и МАЗа. В том числе — конструкторы, а они-то как раз не нужны. У меня свои идеи, — рассказал про советский аналог «Пинифарины», который намерен организовать и возглавить, а также про задел из знаменитого блокнота, откуда родится дизайн нового «москвича» с помощью Катерины. — Но их обидеть никак не могу. Расставляю их материальными, на контроль качества, на работу со смежниками, вру, что это временно, как только начнётся внедрение новой модели, так сразу… Надеюсь, получат нормальные зарплаты и смирятся.
— По лезвию ножа ходишь. Тебе придётся быть святее Папы Римского. Подставят на раз.
— Напоминаю про договорённость с министерством, достигнутую ещё с Поляковым. На должности Генерального я только три месяца, уже идёт вторая неделя. Всего лишь временный кризис-менеджер, как говорят буржуи. Если честно, дни для меня идут обратным отсчётом. Кстати, что слышно с моим преемником?
— Ничего, — откровенно ответил Житков. — Сам ещё только осматриваюсь.
— Не забудьте. С 1 июля я — счастливый советский безработный в поисках нового поприща. Собственно, уже сейчас присматриваю место.
Ушёл из министерства с гадким ощущением, что Анатолий намеревается держать меня на АЗЛК куда дольше, до моего инфаркта. Ничего. 3 месяца у меня прописаны в контракте, экземпляр находится в министерстве, другой в кадрах, третий у меня дома, хранимый в тайнике не менее тщательно, чем итальянские лиры от покойного товарища коммуниста и золото ушедшей супруги.
На завод не вернулся и сразу газанул домой, в свою, пусть съёмную квартиру. Машка устроилась в институт на вторую смену, Валя на АЗЛК — на первую и только на полставки, Мариночка не окажется одна.
По пути увидел сонного ГАИшника, опиравшегося пятой точкой на старый М-408 и проводившего мутным взглядом «копейку» не с московскими номерами, в голову залетела очевидная мысль: дать взятку районной милиции. Перепишу им на баланс в качестве «шефской помощи» один трудноликвидный М-412 с самым ржавым кузовом, перекрасят кисточкой в жёлто-синий, сойдёт. Помогу подшаманить их «москвичи»-покойники, чуть пожертвовав запчастями. Зато пришлют патруль на территорию завода — наводить порядок, гонять пьяных, задерживать несунов. И в ОБХСС не все же насквозь продажные, посажу молодого честолюбивого опера к Зинаиде, пусть вскрывает уродливые язвы прежнего правления. Мне нужен самый объективный и самый скверный баланс предприятия на 1 апреля 1979 года как база для отсчёта, чтоб к 1 июля, началу 3-го квартала и дню моего увольнения, прогресс был виден налицо.
12 000 «москвичей», без нескольких штук, завтра же отправятся по таксопаркам страны. Пусть с отсрочкой платежа на месяц, расхватывайте, больше такой халявы не будет. Если у ГАЗа начнётся затык с поставками «волг» на те же таксопарки, упс, становитесь в очередь желающих отстрелить мне голову, очередь длинная. Зато самые большие дыры закрою.
На самом деле, денег хватит, если их не красть столь масштабно.
Уже на подъезде к дому вдруг вспомнил, хлопнул себя по лбу, едва на красный не проскочил. На АЗЛК трудится Эрнест Сергеевич Цыганков! Тот самый, что готов был об заклад биться, что не пропустит меня никуда, а теперь ставший моим подчинённым. Не удивительно, что тихарится, не попадается на глаза.
А ведь это один из самых честных людей на заводе, достаточно вспомнить историю с польскими злотыми. «Москвичи» и москвичистов знает лучше любой энциклопедии. Если удастся вернуть с ним нормальные отношения, этот мужик будет одним из столпов, на кого смогу опереться. Гонщик с гонщиком найдёт общий язык!
Глава 8
Трудовые будни — как на фронте
После второй недели директорства на АЗЛК я уже твёрдо знал: рулить таким предприятием и не нарушать законы так же физически невозможно, как летать быстрее скорости света. Начинал понимать предшественника: если всё равно одной ногой в тюрьме, чего мелочиться?
Валентина доложила, что производственная санитария в цехах и в складских помещениях не выдерживает никакой критики — ни по загрязнённости воздуха, ни по его температуре/влажности, ни по освещённости. Статистика по профзаболеваниям искажена, навскидку их гораздо больше, чем на МАЗе. То есть нужно или закрывать завод, или сажать гендиректора за незакрытие. Впрочем, остановка конвейера тоже не спасёт, ибо будет квалифицирована как злоупотребление служебным положением, нанёсшее экономике СССР существенный ущерб. Может, взять больничный до 1 июля? Увы, не в моём стиле.
— Спасай меня от уголовки, родная!
Естественно, просьбу озвучил наедине и при выключенном селекторе. Через стол говорил, она, завидев моё замученное состояние, не подходила близко, не касалась бедром, хоть в Москве это гораздо безопаснее, чем в Минске, Марианна Витальевна ни за что бы не пропустила посетителя без доклада по селектору. Валя дарила себя по субботам, когда Мариночка была уже покормлена и спала, а Маша отправлялась на занятия. Кроме минут плотского счастья и нервного, прерывистого ночного сна практически не отдыхал, в выходные занимался благоустройством, едва же переехали. На рабочем месте моя подруга-врач была скорее частью трудового коллектива, чем семьи, правда, наиболее доверенной частью.
— Чем тебе помочь?
— Пиши пространнейшую докладную на моё высочайшее имя с программой срочных мер по охране труда. Марианна облечёт её в форму челобитной в горком и в министерство. Мол, средств нет из-за тотального ограбления завода предшественником, а пролетариат страдает, болеет. Гегемон в опасности. Едва не скатился до революции, размахивая разводным ключом. Сама понимаешь, про ключ не надо.
— Понимаю. Жаль, с ключом колоритно. Ты — монстр, никогда не подозревала, что умеешь драться как профессионал. Ладно, сделаю быстро. Серёжа! В воскресенье команда Цыганкова собирается. Поедем?
Хотел было отказаться, предпочёл бы поспать… и согласился! Иначе загоню себя вконец. Заодно возьму Эрнеста в оборот.
