Когда я распахнула глаза, то увидела Яна стоящим напротив отца.
Плащ Смога был воспламенен, но огонь затухал. Как и синие гневные искры, мелькающие около Яна, вероятно, направившего на отца свою мощь. Но безрезультатно.
Чернобог не разрешил ему приблизиться ко мне и не дал себя остановить, наверняка увеличивая мое страдание в ответ на любые действия Яна, как и в прошлый раз.
И сейчас Ян мог лишь просить его перестать. Чернобог получил то, что хотел, легко и непринужденно, не прилагая усилий. И добивался своего: Ян послушно отвечал отцу на поставленный вопрос о том, кем я могу являться для него, но без слов, а действиями. Весьма красноречивыми.
Никто из стоящих братьев и сестер не отреагировал так, как Ян. Делать вид, что ему все равно, ничего не предпринимать, когда меня пытали на его глазах – не получалось. Ледяная глыба рухнула, на его лице были ярость и сожаление, и настоящее горе, и извинение, пылающие для меня. Эмоции не угасали даже сейчас, когда сила Смога покинула мое тело.
Ян не мог более скрывать, что переживает за меня.
Каким-то образом я не умираю прямо сейчас, мне удается как-то вынести происходящее. Рана на бедре липкая, горячая и пульсирующая, тело неустанно ноет, охваченное агонией, но я до сих пор жива. Однако надолго ли? И мне так жаль… Словно я ощущаю вину за то, что ранена, за то, что мне плохо и я смертная, а значит, способна чувствовать физические страдания.
Не хочу, чтобы Ян беспокоился за меня.
Не хочу, чтобы видел мои мучения, лишенный возможности и попыток мне помочь.
Не желаю быть его слабым местом перед отцом, стремящимся нанести душевный урон сыну любой ценой.
Ян уже не пытается скрыть чувства, это бесполезно. Он поднимает голову и в упор, с уверенностью смотрит в глаза Смогу, и взгляд выражает не волнение или страх, а сосредоточенность и даже вызов.
Он полон лютой ненависти к правителю ада.
Смог вновь разочарован и качает головой.
– И что же это сейчас было? – хрипло цедит он, из его горла вырывается короткое раздосадованное рычание.
– Может быть – любовь? – просто отвечает Ян, медленно и плавно, с неким нарочитым удовольствием проговаривая слова, сощуривая синие глаза. – Любовь к человеку, Смог. Как тебе такой вариант?
– Какая это может быть любовь, Ян? – вопрошает тот, не доверяя его словам. Решая, что Ян заявляет так специально, чтобы разозлить. Или же боясь довериться?.. – Вы не соразмерны. Ты – чистокровный дракон. И мой наследник. Ты – самое высокомерное, высокородное существо, что есть во вселенной. Что для тебя – смертный человек? Ничто! Не для тебя!
Ян коротко, с надменным видом усмехается, наблюдая за тем, что замечаем мы все: Смог действительно боится, что подобные речи старшего сына, на которого он когда-то возлагал большие надежды, окажутся правдой, и, пожалуй, сейчас сам пытается убедить себя в том, что это ложь.
– Нет, не для меня, – вдруг качает головой Ян, неожиданно соглашаясь с отцом.
Не вижу лица Чернобога, но слышу, как скрипят его зубы. Ни то от излишнего напряжения челюсти, ни то от режущей ухмылки. Из-за шлема не было видно подлинной реакции.
Остальные дети Смога продолжали молчать. Цмоки и туросики, сгрудившиеся в зале, взирали на повелителя, с трепетом внимая каждому движению. А я смотрела на Яна. Его последняя фраза была блефом, и это понимали лишь единицы из находящихся здесь. Он пытался подыграть Чернобогу, заставить его поверить в то, что я ничего не значу ни для него, ни для его сородичей.
Да и Чернобог жаждал в это поверить. И по-моему, у Яна получалось.
Чернобог неспешно направился к Яну. Мой дракон был недвижим, а лужа крови подо мной на полу все растекалась, на что я уже мало обращала внимание.
– Этого мне и стоило от тебя ожидать, ведь ты – не твой лишенный чувства собственного достоинства младший брат, – отчеканил Смог, замерев напротив Яна, обнажая свое одобрение.
Но, несмотря на его слова, плотный воздух вокруг него зарябил, будто закипая: вокруг Смога сгущался, зарождаясь, гнев.
– Хотя как раз от тебя… Чего же мне стоило ожидать от тебя, Ян? – проронил Чернобог с деланой задумчивостью. С каждой новой фразой он повышал голос. – Если поразмыслить, ты – тот, кто первым посеял раздор в нашей семье. Размолвки всегда начинались с тебя. Именно ты первым отвел братьев и сестер в явь и показал им тот поганый мир. И ты первым проникся к людям, даже полюбил их. Когда-то у меня были надежды на тебя, не побоюсь этого слова – сын. Ты являлся моим любимцем, ты же это знаешь. Я долгое время прощал тебе абсолютно все, каждое непослушание, каждую оплошность, закрывал глаза на ошибки, оправдывал до последнего. Но ты… Ты тоже пал, не так ли? – Рука в черных доспехах взмыла к Яну, указательный палец обвиняюще уткнулся в его грудь.
Наступила тишина, а после голос Смога понизился, превратившись в злобное шипение:
– Всего несколько веков назад ты хладнокровно отрекся от брата, не восприняв его союз со смертной всерьез, запретив ему быть с ней, отказавшись помочь им сохранить малодушную любовь.
Если бы на нем не было маски, я бы предположила, что он ухмыляется, поскольку голос Смога пропитан едким самодовольством.
– Но что-то мне подсказывает, что на сей раз ты угодил в собственную ловушку. И теперь ты сам на его месте.
Кровь капала из моей ноги, я теряла жизненные силы и способность удерживать равновесие. Рука туросика, у которого я буквально была в заложниках, все же помогала мне хоть как-то устоять на ногах, не давая упасть. Соображала я плохо, но понимала: Чернобог преувеличивает масштаб трагедии, сравнивая меня и Яна с Константином и Аленой.
Это совсем не одно и то же – и со стороны Яна было безрассудством не поправить его.
Но я могла предположить, что мой дракон получает своеобразное удовольствие, вводя Смога в подобное заблуждение, что являлось безрассудством не меньшим. И это наталкивало на мысль, что разум Яна к этому моменту уже был не столь холоден, как обычно, а охвачен эмоциями.
– Очередная глупая привязанность к человеку, к смертной оболочке, – изрек Владыка пекла. – Еще одна привязанность еще одного моего сына. Мои дети – сплошное разочарование! – с явным отвращением фыркнул он и опять сделал паузу, а затем перевел свет глаз-прожекторов на Константина и добавил: – Но какова ирония! Разве это ли не высшее правосудие? Константин, отродье мое, можешь возрадоваться! Твой старший брат заплатит. Его настигнет отмщение. Ты же хотел ему отомстить за то, что он не защитил вас тогда? Признайся – я не буду тебя ругать.
Слова Смога были вовсе не добрыми. Они вызвали ледяные мурашки, которые волной пробежали по моему позвоночнику. Все, что говорил и намеревался сделать Смог, пугало. В нем бурлило столько зла.
И подобное существо являлось прародителем моего Яна? Нет, не может быть. Невероятно.
Я вспоминаю красные глаза Яна в видениях, когда он возник из черной тьмы в момент рождения. Он и правда был похож на отца. В далеком прошлом.
Но у него был выбор стать другим, и он им стал. Ян изменился. Да, что-то в нем осталось: высокомерие, властность, повелительность, достоинство, но они были иными. Не приносящими боли, страданий, вреда. Душа Яна была соткана из тьмы, но она пропускала свет. Он пришел в этот мир, не имея выбора, но решил стать иным.
Был рожден сыном жестокого, часто несправедливого властителя кары, но вознамерился быть кем-то еще. Кем-то лучшим.
Лучшей версией своих родителей.
– А давай я докажу тебе, что ты не способен любить? А заодно продемонстрирую, что ты на самом деле не питаешь слабости к человеческому миру? Что ты заблуждаешься, Ян? Хватит обманывать себя. Я тебя знаю. Ты идешь против меня, потому что тебе по нраву мне перечить, полагаю, ты даже веришь в то, что напридумывал, но хватит лжи. – Смог не отступал, его сильно задела реакция Яна.
А я поняла, что и Ян причинял ему огромную боль. Ян рушил вековые надежды и чаяния отца на первенца.
– Что, если я предоставлю тебе выбор, от которого ты не сумеешь отказаться? Если дам шанс выбирать между всем человеческим миром и лишь одной смертной, кого бы ты хотел, чтобы я оставил в живых?
