Словно в подтверждение моих мыслей откуда-то снизу послышалась череда выстрелов: нападение на академию продолжалось. Подойдя к убитым, я смог рассмотреть их. По виду один из них оказался рабочим, а кто там они на самом деле — неизвестно, второй же оказался одет в студенческий мундир, но не нашей академии, а какого-то другого столичного университета, я не сильно в них разбирался.
Оба оказались вооружены револьверами, только почему-то разных систем, что меня разозлило, однако у одного патронов оказалось так много, что они вывалились у него из карманов. Не нравятся мне револьверы, но другого ничего нет, поэтому возьму. Подхватив тот, что оказался с большим количеством патронов, я повернулся к Петру.
— У тебя много патронов?
— Да, пару сотен таскал с собою.
— Готовься, чувствую, настреляемся мы сегодня с тобой больше, чем в лагере.
— Ага, а ловко ты их, и ведь рука не дрогнула⁈
— Да, испугался, наверное.
У Петра от моих слов начался нервный смех, но он почти сразу же оборвал его и стал деловито рассовывать по карманам обоймы с патронами, что доставал из своего саквояжа, оставив его на ближайшем подоконнике.
— Ну что, вперёд? Их тут явно не двое, и не трое, а гораздо больше. Не просто же так они напали на академию? Их должно быть намного больше, и вообще, зачем им это?
— Не знаю, — ответил Пётр, — но узнаем.
В это время снаружи здания грохнул ещё один выстрел, потом ещё, но уже гораздо дальше. Мы пошли к лестнице, забыв о тех, кто сейчас сидел в аудитории, даже о Женевьеве. Главное, что угрозы с этой стороны никому из них не будет, а нам пора разбираться с остальными напавшими.
А в академии между тем творилось что-то страшное: со всех сторон звучали выстрелы, кричали люди, разбегаясь во все стороны, кто-то пытался даже оказывать сопротивление, но дар у учащихся здесь относился к прикладным, а не к боевым, и в такой ситуации особо ничем не мог помочь их носителям. Бой, как таковой, если и начался, то почти сразу же сошёл на нет, немногочисленные охранники оказались быстро перебиты, и теперь пятнадцать отщепенцев наслаждались своей кратковременной властью.
А в это время в городе строили баррикады и поднимали восстание боевые отряды анархистов, состоявшие из всякого человеческого хлама, имелись там и одиозные личности, и обычные горожане, потерявшие разум в результате агитации, а то и наёмники-граждане других государств.
Сжимая в одной руке браунинг, а в другой револьвер, я оглянулся на Петра. Пётр также решительно держал в руках маузер, а второй револьвер сунул себе за пояс, чтобы он не мешал. Маузер слишком тяжёл, поэтому невозможно стрелять с двух рук.
— Пётр, ты готов?
— Готов!
— Нам придётся убивать, не раздумывая, возможно, погибнуть самим, — я счёл нужным предупредить его.
— Не в первый раз, Федя, с тобой хоть на войну. Да ты уже двоих убил только что.
— Я не хотел, они пришли к нам сами, поэтому приходится.
— Там ещё снаружи должны оказаться, слышал же выстрелы?
— Да, — я сунулся к окну в коридоре, вглядываясь в него, — рядом никого.
— Пошли на первый этаж, там удобнее смотреть и перехватывать.
— Идём! — мы быстро спустились вниз и, не удержавшись, выскочили из здания.
— А вон и следующие! — сказал Пётр, ткнув стволом маузера в сторону пятёрки бежавших к нам людей. Их мы пока не могли рассмотреть подробно на расстоянии, зато они прекрасно нас видели. Один из них приложил к глазам карабин, грохнул выстрел, и пуля, сорвав с меня фуражку, сбросила её наземь.
— Назад, в здание, — выдохнул я, и мы, не сговариваясь, ринулись обратно, спеша укрыться в коридоре на первом этаже.
По нам тут же открыли огонь, но я успел выставить за собой воздушный щит, и пули защёлкали вокруг нас, не попадая, а до здания было совсем недалеко, и мы успели вбежать внутрь, когда вся пятёрка стала перезаряжать своё оружие.
— К окнам, — выдохнул Пётр, — там примем бой.
— А они не обойдут нас?
— Нет, разве что придётся вламываться в окна, но мы услышим, или нас предупредят.
— Если решатся, тогда придётся разделиться.
— Придётся, — согласился Пётр и, тщательно прицелившись, нажал на спусковой крючок. Маузер грохнул выстрелом, и бежавший в нашу сторону один из нападавших, как будто споткнулся, всплеснул руками и упал на землю ничком.
Сощурив один глаз, я всмотрелся и, повернувшись к Петру, удивлённо констатировал.
— Наповал!
— Случайно! — только и успел ответить мне Пётр, как пуля из карабина попала в раму, осыпав нас головы до ног осколками стекла и деревянной щепой. Мы пригнулись, и вовремя: ещё две револьверные пули впились в стену за нами и, застряв в ней, показали нам свежие отметины.
— Я могу выставить щит, Пётр, но только когда они подойдут ближе, иначе они поймут и станут прятаться от нас. Держать щит я смогу полминуты, поэтому стреляй точно и часто, и я тоже буду.
Словно в ответ на мои слова, по окну начали часто бить пули, и некоторые с такой силой, что оторвали куски подоконника, словно это были не обычные револьверные пули, а крупнокалиберные, из пулемёта. Явно кто-то даром своим помогал. Ну, ничего, сейчас вы получите.
Я немного выглянул, заметил осторожно подбегающих к нам нескольких нападающих и, выставив в окно револьвер, начал судорожно нажимать на спуск, выпуская одну за другой все пули из барабана, и еле успел убрать руку обратно, после начала ответного огня.
Шквал пуль накрыл проём окна, вырывая последние клочки стёкол и затворных рам, что плевались щепой и осколками, устилая ими весь пол, страдали и другие окна, не давая возможность перебраться к ним и затрудняя нам обстрел. Грамотные, суки!
* * *
Вахтанг шёл впереди всех, они только что разгромили деканат, правда, большинство служащих успели его покинуть, разбегаясь в разные стороны. Оказали сопротивление нападающим два охранника, которые заметили приближение вооруженных людей и стали задерживать их, да те особо и не скрывались. Некоторые служащие имели защитный дар, который помог им благополучно покинуть страшное место. А кому не повезло, тот либо оказался в заложниках у другой группы захватчиков, либо остался лежать на полу, истекая кровью.
Сейчас напавшие стремились к тому корпусу, где проходили занятия у студентов воздушного факультета, но, как оказалось позже, графиня Васильева перевелась к железнодорожникам. Допросив кого-то из её группы и избив с досады, они уверенно направились к железнодорожникам, хотя там действовала другая группа.
Вахтанг судорожно сжимал в руках винтовку, вкусив крови и власти, наслаждаясь унижением беспомощных людей, он осоловел от наслаждения, а убив, желал сейчас только одного — поймать графиню и насладиться ею в полной мере. Да, насладиться после других, но вид униженной девушки его возбуждал ещё больше и, расстроившись, что её не оказалось в корпусе воздушников, он теперь бежал впереди всей компании, что спешила в нужное здание.
Однако, неожиданно для спешащей компании, они увидели двух вооружённых студентов, настроенных, судя по их виду, весьма решительно. Вахтанга это только обрадовало и, вскинув винтовку к глазам, он быстро прицелился, как при охоте на рябчика, и нажал на спусковой крючок.
Прогремел выстрел, и с головы первого студента слетела фуражка, пробитая пулей. Вахтанг досадливо крикнул, вызвав насмешки Казимира и Густава, а дальше они уже вместе открыли огонь по начавшим убегать назад студентам, рассматривая их, как каких-нибудь огромных куропаток, а не людей.
Было где-то даже весело охотиться на них, пока студенты не забежали внутрь, и буквально тут же из окна первого этажа стали стрелять по ним в ответ, и первым же выстрелом наповал убили Когана. А дальше начался настоящий бой, а не развлечение.
Они стреляли со всех стволов по окну, но так и не смогли ни в кого попасть. Особенно это злило Вахтанга, который жаждал закинуть юбку на голову графине и в полной мере насладиться её белым телом, о котором мечтал не один день. Его буквально разрывало отярости и, быстро перезаряжая винтовку, он тщательно целился, чтобы устранить возникшее досадное препятствие.
