Штурм (СИ) - Панченко Андрей Алексеевич

Дальше начался подъём. Скафандры шумели: балластную систему приходилось подстраивать вручную, чтобы не всплыть слишком резко и не болтаться как поплавки. На отметке шестьсот метров давление чуть отпустило, звук стал полнее, а темнота — светлее, в ней появились долгие серые полосы. Течение, наоборот, усилилось. Где-то сверху, далеко, морская «река» шла поперёк нашему курсу.

— Смена порядка, — сказал я. — Кира — как была. Я — за ней впритирку. Баха — держишься ближе ко мне. Заг — на полкорпуса ближе.

— Принято, — три голоса ответили почти слитно.

Мы цикл за циклом перебирали ступени, экономя заряды десантных ранцев, делая только короткие корректирующие толчки, когда нога не находила опоры. В эти моменты мне приходилось буксировать инженера со всем его скарбом на эвакуационной петле. Несколько раз приходилось ползти — в полный рост, цепляясь пальцами перчаток за пупырчатую поверхность, пока контейнеры Бахи скрежетали о камень. Инженеру приходилось тяжелее всего, с навешанным на него грузом. Он ни разу не пожаловался и даже не выругался. Я отметил это и ничего не сказал.

На отметке пятьсот двадцать метров нас накрыло эхо — знакомая, уже неприятная, тройчатая пульсация, тот самый «барабан». Только глуше, дальше и неритмичнее, словно шёл по воде из другого ущелья.

— Левый сектор, — прошептал Заг.

— Вижу, — отозвалась Кира. — Пятно плотности. Низко. Не идёт к нам.

— Сидим, — сказал я. — Ждём прохода.

Минуты две мы стояли, прижавшись спинами к шершавой стене. Затем «барабан» сместился и ушёл вверх, к серому просвету. Сканер дал хвостовую вспышку — очередной, видимо ещё не развитый биотехноид прошел мимо.

Мы пошли дальше. В одном месте каньон перекрывал обломок — вытянутый, с застывшими, словно тянущимися внутрь, гранями. С виду — ребро корпуса из тех же, что мы видели раньше. Кира прошла первая, присела, погладила ладонью кромку — и отдёрнула руку, как будто она была без бронированной перчатки.

— Ого! Оно холодное. Слишком холодное для этой глубины.

— Теплоотвод, — сказал Баха вяло. — Либо поглощает, либо отдаёт. Можем только гадать, с нашими возможностями только это и остается.

Мы перешли «мост» гуськом. Под нами в темноте теснились мерцающие, как стеклянные, струи — то ли термальные выходы, то ли биопотоки. «Ребро» тихо, едва заметно вибрировало, отдавая это дрожью в кости. Я поймал себя на глупой мысли: хотел бы я, чтобы оно было поменьше, и мы унесли его с собой, как щит от местных тварей.

После «моста» рельеф выровнялся. Песок пошёл ровнее, биолюм потускнел, словно кто-то прошёлся широкой метлой. Мы подняли темп и за сорок минут съели ещё сто метров глубины. Сканеры молчали. Просто океан. Никаких теней, никаких шевелящихся куполов, никаких криков сквозь воду. Если бы не батареи — можно было бы назвать это прогулкой.

Первую остановку мы сделали у зарослей водорослей, похожих на стеклянные листья, которые колыхались на течении как на ветру. Они были огромны, и местность походила на сказочный лес. Как показывали сканеры, вода тут была чище и насыщена кислородом. Более чистой воды в этом океане я не встречал и тут же приказал пополнить резервные баки. Пока мы обходились тем, что наши скафандры перерабатывали жидкость, снова и снова пополняя свои резервуары, но когда сядут батареи это будет невозможно, а человек без пресной воды долго не протянет. Так что дополнительный запас нам не повредит. Фильтры сработали быстро, превращая морскую воду в дистиллированную. Я дал команду набрать по пятьсот миллилитров на человека, и добавить из аптечки два сорбента и микроэлементы. Кира пыталась возразить, но я отрубил: лучше сделать это сейчас, когда нас никто не тревожит, чем потом бегать и что-то придумывать, как в жопу ужаленные.

На четырёхстах метрах началось «небо» — световая дымка над головой, невесомая, как иней. Я выключил режим ночного виденья на визоре, видеть стало даже лучше. Вода приобрела цвет — не просто синий, а с зеленоватым отливом, «мелководным». Течение прибавило.

— Ещё один рывок ребята, — сказал я. — Немного осталось.

Пока мы ползли, Кира дважды останавливалась — «слушать». Оба раза мимо, выше нас, проплывали какие-то тени. Я запретил активное сканирование окончательно: хватит привлекать внимание всего, что шевелится. Батарейная шкала падала вниз неохотно — хороший знак. У Бахи, несмотря на то, что он был единственный из нас загружен, батарея держалась лучше всех. Инженерный скафандр и впрямь был выносливее.

На восьмидесяти метрах я уже видел вверху ломкую рябь — как будто кто-то разлил ртуть по стеклу. Свет был тусклый, но настоящий, солнечный. Течение гудело поперёк. Я дал знак, и мы ушли в тень гряды — длинной каменной губы вулканического происхождения, что тянулась параллельно берегу. Из-за неё в трёхстах метрах открывался проход — «ворота» между двумя чёрными зубцами. За ним чувствовался другой шум — тяжёлый, глухой, с паузами. Прибой.

— Там выход, — сказала Кира. Она улыбнулась глазами, и вдруг я понял, что мы уже почти дома. Ну, насколько эта планета позволяет назвать домом кусок суши.

Мы просочились между зубцов, держась низко. Рефлексы говорили — выскакивать в полосу прибоя резко нельзя: всё, что любит охотиться, любит устраивать засады именно в таких местах, по крайней мере так было на Земле. Я подвсплыл и высунул шлем на два пальца, дал глазам адаптироваться. Ничего живого в округе было не видно. Вода была молочной от взвеси, вспененной волной. За линией прибоя — светло-серая плоскость, разбрызганная чёрными пятнами камней. Выше — тёмно-зелёная лента и светлая полоса песка. Дальше — силуэты. Низкие, вытянутые острова, один за другим, как стая китов, застывшая на якоре.

Архипелаг.

— План такой, — сказал я. — Выход по одному. Никаких героизмов. Кира — первая, мы прикрываем, затем Баха, я, Замыкающий — Заг. На берег — сразу в тень, под камень. Проверяем воздух и находим укрытие. Общая связь — только текстом. Пошли.

Кира исчезла в белой пыли. Пятнадцать секунд — и её метка вспыхнула на песке: «Чисто». Баха протиснулся следом; я видел, как его контейнеры едва не заклинило между зубцами, но он развернул корпус и вышел красиво, позволив накатившей волне помочь себе с грузом. Я — третьим. Волна ухватила меня за плечи, швырнула в бок, я зацепился за каменную кромку, упёрся коленом и, когда вода пошла на спад, боком скользнул вперёд. Песок встретил мягко. Я перекатился и ушёл под чёрный выступ. Заг вывалился последним — на полкорпуса выше, чем надо, — и тут же поправил себя, позволив гребню сорвать его на нужную линию.

Мы лежали, вжимаемся в камень, как зверьё, в командирском канале и через сканеры я слышал всё: тяжёлое дыхание Бахи, сопение Зага, гул прибоя.

— Воздух, — сказал я. — Проба по протоколу «три».

Скафандр выплюнул тонкий щуп, втянули и прогнал образец. На визор легли параметры. Кислород — меньше нормы, но терпимо. Азот — нормальный. Токсины — в пределах по справочнику, который мы составили для Мидгарда. Биопыль — да, есть. Микробы — есть. Мой имплантат, к которому была подключена медицинская база, мягко подсветил рекомендации: сорбент, иммуномодулятор, наблюдение. Жить можно. Я откинул щиток шлема на два пальца — ровно настолько, чтобы глотнуть. Запах ударил неожиданно: йод, металл, мокрый камень и что-то сладкое, травяное.

— Хорошо, что у нас есть лабораторный кролик, с фамилией Найдёнов — Тут же не удержалась Кира от критики моих действий — Который всё проверяет на себе. Можно было Бахе шлем открыть, его не жалко.

— Разговорчики в строю! — Ответил я, окончательно окидывая визор — Только у меня есть медицинская база, а имплантату не нужно ни к кому подключаться, чтобы провести диагностику организма, так что сделано это из соображений экономии заряда батарей. И спасибо, что лабораторной крысой не обозвала. Дышать тут можно, не помрём, отключаем у скафандров систему подачи газовоздушной смеси, вообще всё кроме приводов.

— А карантин? — Удивился Заг, не спеша выполнять команду.