– Тьфу! Как бабы в церкви, — Игнат допил бокал, судя по румянцу на небритых щеках, далеко не первого. — Еще нижним здесь похвастайтесь!
Единственный из всех, кого не хотелось загребать до груди, поэтому Ярема и не стал.
– Вижу, Эней, ты наслаждаешься коллекционным карпатским вином, – прохладно заметил он.
- Ага, - Бойко покрутил пустую бутылку в руках. - Кисляк. Лучше бы вы вкуснейшие наливочки коллекционировали!
И небрежно бросил бутылку под ноги.
Неделю назад Ярема возвращался с военного совещания в Ничогу. Когда нищий крикнул его, Яровой прошел мимо: он давно не подавал подаяния. Игнату пришлось окликнуть дважды, прежде чем шляхтич обратил внимание на пару сабель за спиной настойчивого бродяги, и через несколько секунд с неприятным удивлением распознал старого друга, похожего на ожившего голема, вылепленного пражскими кабалистами из кизяков. Ярема, тщательно скрывая отвращение от смрадного тела, перемешанного с перегаром, выслушал невероятную повествование о возвращении Щезника, после чего согласился приехать на собрание. От общей дороги к Чорткову шляхтич отделался важными делами, и угрызения совести за ложь не тревожили его.
– Решил сверхважные дела? — поинтересовался Игнат, откупоривая новую бутылку.
– Решил.
— Готов заложиться, что дела прятались под какой-то юбкой! А? Признайся, Малыш, — Эней налил себе до краев. — Разве все запорожские женщины не мечтают о ночи любви со знаменитым Циклопом?
Никто, кроме Игната, не засмеялся.
— Эней, а приложи бокал к губам, — сказал Ярема.
На это уговаривать не было нужды — тот проглатывал вино, как воду.
- Так и стой.
Болдур Эней наугад уколол в больное место: последнее известие от Сильвии Ракоци Ярема получил три месяца назад. От первого поцелуя прошло полтора года, но виделись характерник и босорканя дважды — всегда где-то на границе (раз в Княжестве, раз в Гетманате), всегда наспех. Эти встречи продолжались всего несколько часов, и, как прах, брошенный в костер, стремительно разжигали чувства. Дыхание смерти придавало их страсти острого фатализма, от чего каждая произнесенная фраза, поцелуй и момент близости чеканились на памяти ярким взрывом, возвращавшимся соблазнительными образами во снах.
Сильвия, его отважная прекрасная Сильвия, возглавляла армию против османским захватчикам где-то в Южных Карпатах. Ее послания, короткие, нежные, изученные наизусть, он прятал в нательном гамане. Ярема отбросил мысли о лебединой шее, о алебастровой коже, нежной, как шелк, и отвернулся от Энея, который раздражал его своим видом. Приблизился к незнакомцу, замершему на стуле в углу комнаты.
Тот самый альбинос, о котором упоминала мамуньо! Тот не ел и не пил, прятал лицо за старой книгой, взятой из шкафа рядом — Степан Яровой имел страсть коллекционировать первопечатные книги кириллицей — но не читал. Казалось, пытался продавить стену.
— Не имею чести быть знакомым, — сказал шляхтич. – Ярема Яровой.
Своего герба он уже не называл.
– Максим, – Альбинос поднял осторожный взгляд красных глаз и сразу отвел его в сторону. - Максим Вдовиченко.
Вот о каком чудаке вспоминал Эней! Будто Щезник забрал у Властелина леса парня, которого несколько лет назад сам и отдал... Причудливая история — как и все то потерянное во время поселения.
– Интересная книга?
— Я... е-е-е, — растерялся Максим, очевидно, кириллицу даже не знал.
– Она принадлежала моему отцу. Он погиб в Волчьей войне.
Альбинос покраснел, будто получил оплеуху. Поставил книгу на место, кашлянул и, не отводя взгляда от стенки, ответил:
- Мой отец тоже погиб...
– А перед тем возглавил Рокош.
Максим сжал пальцы в кулаках.
— Однако мы не должны нести кресты наших родителей, да?
Шляхтич подал ему руку, и Вдовиченко с удивлением посмотрел на нее. Медленно, словно ожидая удара, ответил на рукопожатие.
— Не бойся моего общества, Максим.
Ярема не чувствовал ни крошки ненависти к нему. В этом мире хватало многих людей, действительно достойных ненависти.
– Итак, что я пропустил? – Малыш вернулся к столу.
Игнат торопливо обгрызал остатки небольшой куропатки, Филипп и Северин переговаривались над картой Киевщины, Катя развлекала Олю, которая уже успокоилась из-за потери ляли. Савка еще не вернулся.
— Ничего не пропустил, — Бойко вытер жирные губы ладонью и принялся за куропатку. — Я как раз напомнил, что Орден уничтожен. Может, кто-то пропустил это знаменательное событие.
И бросил взгляд на Максима, изучавшего корни других книг.
– Мы здесь стоим – значит, Орден существует, – возразил Северин.
— Оставь эту рану, — отмахнулся Игнат. – Ордена нет. Есаул нет. Присяги нет.
Самое время утолить голод, подумал Ярема, и начал с пирога.
— Мы приносили клятву не Раде семерых, а себе.
– Себе? Тогда я плюю на эту клятву, — Игнат бросил птичью кость на поднос.
— Я делаю это не ради слов присяги, — Северин подошел к дочери и поцеловал ее в макушку. – Я делаю это ради нее. Чтобы ей не пришлось убегать на край света. Чтобы она могла жить счастливо здесь.
Оля потянулась к нему. Чернововк подхватил дочь на руки.
– Счастливо не будет, – Эней махнул рукой в сторону государственного флага, висевшего на стене между шкафами. — Эта страна изменила нам, Щезник.
Ярема запил пирог вином. Как давно он не смаковал такой еды!
— Поэтому нужно предать ее взаимный путь?
– Ты спрашиваешь неудачника, который не смог сохранить верность собственной жене, – вмешалась Катя. — Господи, Игнат! Вот почему ты избегал встречи! Ты видел себя в зеркале? В что ты превратился?
Ее слова подействовали на Энея злым волшебством.
- Я... того, - смутился он.
— Пьянствовал и жалел себя, — продолжила вместо него Катя.
— Дочка, а закрой-ка ушки, как я тебя учила.
Оля послушно закрыла уши ладошками и даже глазки зажмурилась. Яровой завороженно слушал, как Катя трещит младшего брата. Старшие сестры никогда не донимали его: в детском возрасте они играли с ним, как с куклой, а когда подросли, то просто игнорировали. Между ними никогда не было дружбы – сестры не искали ее. Когда же он видел их в последний раз? Наверное, еще до избрания Якова гетманом. После начала войны София и Вожена уехали за границу вместе с семьями. Иногда матери посылали письма.
– … дерьмо ты малодушное, – завершила Катя. — Заткнись и не открывай своего вонючего писка!
Игнат нахмурился. Другие молчали, не зная, как нарушить неудобное молчание. Всех выручила Оля, уставшая заслонять уши, и объявила:
- Гам-гам! — чем и свела ссору насмарку.
Северин пересадил дочь на высокий стул для кормления - когда-то он принадлежал Яреме, а к этому сестрам. Катя принялась кормить Олю молочной кашей, которую для нее предусмотрительно принесли в отдельном котелке.
— Друзья, все мы измотаны, — Ярема, преодолев первый голод, чувствовал себя ответственным: в конце концов, это было его имение. – Но мы снова собрались вместе, и я рад видеть каждого.
Кто должен был взять на себя обязанности миротворца. Обычно эту роль исполнял Варган, но сегодня Яровой был хозяином, так что ему и трепетать голубем мира.
– Я поднимаю бокал за наше понимание. И за нашу победу!
К тосту присоединился только Игнат, которому годился любой повод выпить. Филипп и Северин воздержались, Катя занималась дочерью, а Максим стоял подальше от стола и делал вид, будто его здесь вообще нет.
– Щезник, мы собрались здесь из-за тебя, – напомнил Олефир. — Пора рассказать о своем замысле.
– Да, – Северин откинул с лица прядь поседевших волос. — Я ценю, что каждый из вас приехал, и рад видеть всех вместе... Как это было до моего исчезновения.
Несколько секунд он собирался на уме.
— Когда я вернулся из потустороннего плена, оказалось, что здесь прошел год. Всё изменилось. Пришла Орда, борзые почти исчезли... И наш Орден тоже.
Никто из присутствующих не имел на себе ни череса, ни скобы на кулич.
