— Да ну? — Сопротивляться давлению было всё сложнее. — Надо же. Не ходил ни кот, ни кошка — пропала пи@да с окошка! Твоя баба, ты и ищи. Я при чём?
— Это ты убил мать Ангелину.
Ярость и ненависть Шамана Джек ощущал уже физически. Как понимал и то, что у нормального человека от одной этой злости давно расплавились бы мозги. А он пока держался. И копил силы на последний рывок. На то, чтобы схватить пистолет...
— Нет! — рявкнул Шаман. Он понял.
Сам с трудом держался на ногах, но сумел сделать оставшиеся до пистолета два шага и пинком отшвырнуть его в сторону.
Шаман слабее Ангелины. Но сильнее, чем он сам — это Джек понимал ясно. А злость от потери любимой придала уроду сил. Теперь до пистолета точно не дотянуться... Чтоб ты сдох.
Колени подогнулись, Джек упал на землю.
— Твоя смерть не вернёт мне её, — услышал над собой голос Шамана. — Но я хочу, чтобы ты умирал в муках.
— Подрочить на труп не забудь. — Губы уже едва шевелились, Джек сам почти не слышал свой голос. — Глядишь, попустит.
Он откуда-то знал, как сильно хочется Шаману ударить его ногой в лицо. Но сил на это нет, все они уходят на то, чтобы выдавить из Джека последние искры жизни.
— Твоя смерть будет мучительной и страшной.
— Джек!..
Окрик, прилетевший вдруг издали. Едва различимый; последнее, что он успел расслышать.
— Джек!.. Что там у тебя? Кто стрелял?
Ярость Шамана полыхнула вспышкой. В голове что-то взорвалось, и Джек отрубился.
Очнувшись, узнал, что Шамана спугнул Виктор с товарищами. Очнулся, правда, спустя неделю — в течение которой, по словам Виктора, «болтался между небом и землёй»...
— А как же это они? — удивилась Эри. — Ну, в смысле, Виктор? Шаман ведь пришёл на рассвете, как же они рискнули выйти?
— А так, что дохера умные не только у вас в Бункере живут, — усмехнулся Джек. — До комбезов в Сочи не додумались, а вот до снадобья, из каких-то то ли корней, то ли водорослей — да. Они эту хрень прямо на кожу мажут. Долго солнце не держит, но за час-полтора не сгоришь. Мужики у Виктора сидели, тёрли что-то своё. Ну, и услыхали выстрел. Шаман-то про притирку не знал — кто ему скажет? Думал, что ни одна сволочь из дому не высунется. А тут вдруг трое мужиков бегут. А он со мной, видать, крепко ушатался, на них уже пороху не хватило бы. Ну и свалили оттуда оба, вместе с пацаном. По крайней мере, Виктор говорит, что, когда они подбежали, никого уже не увидели. Один я под акацией загорал. Виктор говорит, они сперва даже догонять урода хотели, да только не отдуплили, куда бежать.
— А Лазарь видел, как ты побелел и упал, — закончил Серый. — Да ещё Шаман наверняка сказал, что ты погиб. А может, он и сам так думал.
Джек пожал плечами:
— Может. Теперь уж, я так понимаю, спрашивать некого?
Эри помотала головой:
— Нет.
— Управились, стало быть, без меня, — подвёл итог Джек. — Ну, молодцы, чё. — Потрепал Эри по плечу.
— Я тебе потом расскажу, как всё было, — пообещала она.
— Это обязательно. Только покрасивше ври, а то не поверю, что ты моя дочь. И Лазаря позвать не забудь. Я ж ему обещал корабль — вон, пригнал корабль. Теперь, глядишь, хоть палить в меня перестанет.
Эри счастливо засмеялась, прижалась к Джеку. Снова вдруг вспомнила, как уходила из Бункера по заснеженной дороге...
Та взбалмошная дурочка осталась далеко. Её больше нет. Но отца она всё-таки нашла. И теперь они с Джеком уж точно никогда не расстанутся.
— А что мы дальше будем делать? — помолчав, спросила Эри.
Джек пожал плечами.
— Будем просто жить. Другие, вон, живут как-то. Стало быть, и у нас получится.
Кирилл
В дверь постучали, когда Кирилл собирался ложиться спать.
Все последние ночи проходили в сборах, посёлок готовился к переезду. И почти везде требовалось его участие — за всем надо было присмотреть, проследить, посоветовать. К утру Кирилл обычно уже еле на ногах стоял.
На знакомый уверенный стук досадливо вздохнул.
— Заходи, Сталкер.
— Я ненадолго, — открыв дверь, пообещал Рэд. И остановился на пороге, в комнату не пошёл. — Просто решил заранее сказать, чтобы ты знал уже... Я не поеду на юг. Здесь останусь.
— Как так — не поедешь? — из спальни выглянула Лара, закутанная в халат, она уже легла. — Почему?
— Ну, вот... — Рэд развёл руками. — Так решил.
— А пацаны твои?
— Да пусть пока со мной. Заскучают, так к вам подадутся, держать не буду. А сам я отсюда никуда. В этом доме вырос, — Рэд постучал по стене у себя за спиной, — сюда нас Герман когда-то притащил. Сколько раз я отсюда уходил и возвращался, вся жизнь тут прошла. Маринка тут похоронена... в общем, не поеду.
— Ясно, — сказал Кирилл. Встал и надел снятую было майку. — Пошли.
Рэд удивлённо приподнял бровь:
— Далеко?
— Увидишь.
Лара сочувственно вздохнула. Покачала головой.
Дашина комната находилась в другом крыле дома. Кирилл опасался, что Даша уже легла, но из-под двери пробивался свет. Он постучал.
— Да? — удивлённо откликнулась Даша.
Кирилл вошёл и втащил в комнату Рэда. Привалившись спиной к двери и скрестив на груди руки, грозно спросил:
— Сговорились?
— Чего? — удивилась Даша.
Рэд тоже смотрел недоумённо.
— Высыпаться тебе надо, бункерный, — проворчал он. — Чтоб херня всякая не мерещилась.
Даша недоумённо свела тонкие брови:
— Что происходит?
— Он тоже не собирается уезжать из посёлка, — кивая на Рэда, сердито объяснил Кирилл. — Вот я и решил поинтересоваться, вместе вы до этого додумались, или поврозь.
Даша сообщила ему о своём намерении остаться накануне. Перед этим она была в Бункере, пыталась поговорить с Вадимом. Рассказ Кирилла о детях Матери Доброты, о том, как Григорий Алексеевич пытался сделать «как лучше» и что из этого получилось, выслушала со слезами. От Вадима Даша пыталась добиться разрешения общаться с бункерными детьми. Пыталась его убедить, что жизнь на поверхности не так страшна, как ему кажется. И что, хотя бы в ознакомительных целях, можно было бы... Но Вадим отказался её слушать — так же, как перед этим не стал слушать Кирилла.
«Неужели ты не понимаешь, Кирюша? Жизнь на поверхности ведет к деградации! Условия наверху слишком суровы для того, чтобы у людей хватало сил на что-то, кроме тупого выживания. Ты ведь сам говоришь, что климат меняется — и никто не может предсказать, что будет дальше. А наша задача — тех, кто живёт в Бункере — сохранить знания, собранные человеческой цивилизацией, для будущих поколений. К тому моменту, как всё вернется на круги своя, ни одна крупица наследия не должна быть утеряна».
«А вы так уверены, что всё вернётся?»
«Разумеется, нет. Но я готов ждать».
Кирилл покачал головой.
«Вопрос, сколько ждать... Бункер не вечен. Так же, как и вы, простите».
«Согласно технической документации, запас прочности Бункера — сто лет, — отрезал Вадим. — Пока с момента его постройки прошло сорок два года, меньше половины срока. Поживём — увидим, как говорится. Что же касается меня — я, разумеется, не вечен, в этом ты прав. Но, будь уверен, я готовлю себе смену. Ещё и поэтому я категорически против того, чтобы наши дети рисковали собой, поднимаясь на поверхность».
«Вадим Александрович. Я ведь рассказал. Часть ваших детей живёт на поверхности и прекрасно себя чувствует».
«Это ошибка, которая никогда больше не повторится! Мы долго говорили с Григорием. Он глубоко раскаивается в содеянном... Ты ничего не добьёшься, Кирюша. Приходи... лет, скажем, через пять. А лучше через десять. Сейчас наши воспитанники ещё слишком юны. Но пройдут годы, и ты увидишь, что мы с Леной воспитали себе достойную смену».
«Что ж... — Кирилл вдруг вспомнил детей из посёлков. — Вадим Александрович. Вот, ей-богу — зла я вам не желаю. Но, помяните моё слово. Когда-нибудь ваши дети ещё дадут вам... прокашляться».
После этого ему пришлось уйти. Даша вчера вернулась из Бункера так же несолоно хлебавши.
