Что ж, «с умом» не получилось.
— Ты занятная, но я уже занят, сама видишь, — поворачиваюсь вполоборота, не вставая. — У меня есть своя змееволосая.
Мадам раздражённо прижимается ко мне сзади грудью и обнимает руками за шею:
— Но почему же ты отказываешься?.. Я красивая. — Она кивает в сторону Змейки и бросает с презрением: — Я куда сильнее её. Эта «третья» никогда не станет «четвёркой», — воркует она, приводя доводы. — Третья должна убить тебя, чтобы получить четвёртую формацию. Это единственный путь. Но я уже «четвёрка».
Откинувшись назад на грудь Мадам, я отвечаю просто:
— Ты принесла вкусные чебуреки… но этого недостаточно, чтобы я стал твоим вожаком.
Её глаза мгновенно темнеют. Улыбка исчезает. Она отшатывается, и в ту же секунду лицо искажается от ярости. Кожа покрывается голубыми пластинами. Волосы с треском превращаются в клубок змей, они шипят, извиваются. Лицо вытягивается, когти вырастают из пальцев. Мышцы набухают, разрывая платье. Из плеч с хрустом, как будто рвётся плоть и кости ломаются, появляется вторая пара рук.
Она рычит, голос её становится низким, гортанным, в нём вибрирует звериная ярость:
— Нельзя отвергать Горгону, фака!
Бер и Змейка уже вскочили, остались сидеть только мы с Грандбомжем. Четвёрка марионеток за столом тоже ещё сидит. Я равнодушно киваю в их сторону:
— А почему эти четверо без пленных внутри? — действительно, внутри четвёрки не ощущаются разумы заточённых.
Мадам Паутина оскаливается:
— Потому что они подготовлены под тебя и твоих псов, фака.
По её слову четверо чёрных синхронно встают. В следующую секунду их тела начинают раскрываться, будто створки раковин. Плечи разламываются, грудь расходится, живот трескается с глухим хрустом. Изнутри зияет полая пустота. Чёрные оболочки качаются.
— Вы станете их содержимым, — весело поясняет Мадам Паутина с мстительным обещанием.
Я смотрю на раскрытые оболочки, на эти полые марионетки, и мгновенно осознаю весь процесс. Сначала «раковина» поглощает пленника. Тот врастает внутрь, растворяется, становится узником передвижной темницы. Его тело запирается в теневой конструкции, и он теряет всё — свободу, волю, собственный голос. Оболочка отравляет мозг, и вскоре он готов делать всё, что прикажет Мадам Паутина.
— А как же предложение стать твоим вожаком? — хмыкаю.
— У тебя был выбор! — гремит рассерженная хищница. — Я — вершина эволюции Горгон, фака! Но ты предпочёл жалкую «третью»!
— Ой, не гони, — не поддаюсь я. — Ты просто хотела уделать Змейку и почесать свое ЧСВ. Никакого вожака тебе не надо.
— Как ты смеешь обвинять меня во лжи⁈ — задело ее за живое.
— Даня, я всё понимаю, тебе интересно болтать с этой чокнутой, но не пора ли выбираться отсюда? — передаёт Бер в мыслеречь, его ментальный голос дрожит от напряжения.
— Правда, что-то мы засиделись, — отвечаю я вслух, поднимаясь из-за стола. Но замираю, задумавшись. — Кстати… я же обещал награду своим легионерам.
В следующее мгновение во все стороны летят пси-нити. Они пронизывают воздух и касаются голов марионеток-гвардейцев, стоящих вдоль стен по обе стороны зала.
Как только мои нити проникают внутрь, чёрные фигуры падают на колени с глухим шорохом. Мгновенно я убиваю их сознания, стираю то, что осталось от пленных разумов.
— Что ты творишь⁈ — рычит Мадам Паутина.
Я спокойно констатирую, доставая из теневого портала артефактное зеркало Лорда Тени:
— Я избавил их от мук, Мадам.
Марионетки больше не двигаются. Разумы внутри — освобождены. Безвольные тела больше не связаны с пленниками, и теперь ничто не мешает мне наградить легионеров. С помощью зеркальца подчиняю структуру теневых оболочек, чтобы обрубить их связь с Мадам, и мигом вкачиваю туда своих легионеров. Делаю это не наугад, а строго по списку Воронова, где отмечены те, кто больше всего выделился в битве с Королем-Гоблином.
Мадам Паутина взрывается яростью. Её глаза полыхают, когти изгибаются.
— Как ты смеешь, человечек! Это мои марионетки!
— Уже нет, Мадам, — подмечаю я.
Марионетки обретают новые сознания. Один за другим мои легионеры включаются в реальность.
— Вау, я снова живой! — восклицает Егор Кровник, ошарашенно глядя на свои чёрные руки. — А почему я чёрный?
— Не привередничай, — бурчит Воронов, сжимая кулак и проверяя силу.
Ещё один из вернувшихся — сканер Радист — ощупывает себя, морщит лоб:
— Источники маловаты…
Что правда, то правда: пленники марионеток были слабее настоящих легионеров. Я закидывал своих бойцов в оболочки, ориентируясь на стихийную предрасположенность прежних хозяев — кровника в кровника, воздушника в воздушника. Это позволяло телам лучше принять новых владельцев, меньше сопротивляться. Но раздувать источники этих оболочек, усиливать их до уровня живых сосудов — за гранью возможного, по крайней мере сейчас. Тем не менее, для начала и этого достаточно.
Обернувшись к марионеткам, восклицаю:
— Легион, восстань!
Мадам Паутина крутит змееволосой головой, не веря в происходящее. В её глазах вспыхивает безумие и непонимание.
— Не смей, человек! Они мои! Мои марионетки!
Моя привычка к точности не даёт промолчать.
— Нет, Мадам. Были твоими.
Только сейчас встаю из-за стола и произношу ровно:
— Спасибо за ужин. Но мы пойдём.
И в завершение я вызываю Голод Тьмы. Четыре марионетки, что сидели рядом с Мадам Паутиной, мгновенно накрывает густое чёрное облако. Оно хлещет их, затягивает внутрь, и под гулкий металлический скрежет пустые «раковины» перемалывает и пережёвывает, словно ломкий хлам.
— НЕТ! ФАКА, НЕТ! — взвизгивает Мадам Паутина, подпрыгивая на месте. — Я РАЗОРВУ ТЕБЯ! ТЕБЕ НЕ ЖИТЬ!.. АУ-И-ИИ…!
На Мадам налетает Змейка, сбивая её с ног.
— НЕ РРРРЫЧИ НА МАЕГГГО МАЗАКА-А! ФАКАК! — гремит моя хищница.
«Эх, моя хорошая, — думаю я. — Ну куда ты лезешь?»
Две Горгоны — третьей и четвёртой формации — сливаются в один клубок, и их схватка оборачивается ослепительным вихрем когтей, хвостов и яростных ударов. В воздухе свистят взмахи, разлетаются куски чешуи, гулкий треск эхом прокатывается по залу.
Да только четвёртая формация есть четвёртая формация. Хвостом Паутина с ужасающей силой бьёт Змейку, отбрасывая её в сторону. Та летит, словно снаряд, и с глухим ударом врезается в колонну. Вернее, на подставленный мной вертикальный батут из воздуха. Камень трещит под давлением батута, осыпается, и Змейка зависает, ошеломлённая и невредимая.
За спиной Паутины вырастают чёрные отростки, стремительно вытягиваясь и превращаясь в длинные щупальца. Они с силой упираются в пол и, словно пружины, уносят её назад, прямо к дверям. В тот же миг створки зала с грохотом распахиваются, и внутрь обрушивается поток чёрных марионеток. Паутина, укрывшись за их спинами, спешно скрывается, ускользая прочь.
— Ушла, фака! — роняет Змейка, поднимаясь.
— Далеко не убежит, — я бросаю взгляд на своих легионеров, уже принявших боевую готовность, и рявкаю:
— Легион, сражайся!
— За Легион! — рявкает Воронов, и остальные вторят легату: — ЗА ЛЕГИОН!
И легионеры, вновь обретшие тела, не заставляют себя ждать. С боевым рёвом, с азартом, с радостью долгожданной битвы они бросаются вперёд. Теневые, каменные, огненные техники сметают ряды марионеток. Те пытаются отвечать своими приёмами, но что возьмёшь с пустых кукол? Их движения неловки, удары мажут, тогда как мои легионеры сражаются осознанно, с умением и жаждой крови. Эти бойцы уже месили гоблинов целыми тучами, разбивали орды, стоявшие числом в сотни. Их ментальные тренировки были максимально приближены к реальности.
— Дайте парням развеяться, — произношу я в сторону Бера, Грандбомжa и Змейки. А то Грандбомж уже выпустил кровавые щупальца.
Вдруг один из легионеров буквально бросается к моим ногам, неожиданно хватает за колени так резко, что я едва не теряю равновесие.
— Филинов, сжалься! Верни меня в Небесный Дом! Я всё отдам: земли, гвардию! Я не должен быть здесь! Мне не место среди твоих боевых псов! Король-Гоблин очень страшный был…
