У меня зачастил пульс. Настоящее задание! Серьёзное!
— Варвара? — я нахмурился. — Почему не мы?
— У нас владелец спит! Ты хочешь, чтобы он проснулся, спустился ненароком в грузовой, а там его яхта стоит? Откуда нам знать, вдруг напоследок решит прогуляться?
— И то верно, — кивнул я. — Что нужно делать?
— Идём, — батя повёл меня в каюту Арсена, где стоял наш медмодуль. — Ты туда проникнешь и всё сделаешь.
У меня уже было нехорошее предчувствие.
— Ложись, — скомандовал батя. — И глаза закрой. Арсен, готово?
— Угу… Эх, Гага, прости, всё во имя правого дела партии.
Я лёг, закрыл глаза. Услышал, как захлопнулась надо мной крышка, как поменялся воздух — на вязкий, сладковатый, с тягучим привкусом… Потом я почувствовал боль по всему лицу — всего на миг, когда десяток тонких иголок воткнулся в кожу лица. Потом мне снилась Дина — совсем недолго, снилось, как мы бежим, взявшись за руки и почему-то совершенно голые, по бескрайней степи. В небе горело три солнца, а перед нами в две шеренги стояли огромные, в пару этажей ростов механические коты, а где-то за спиной играла совершенно попсовая мелодия — наверняка те самые «Короли Барсуков», которых она так любит.
Образ держался недолго, потом мне слегка хлопнули по лицу.
— Давай, поднимайся, через полчаса всплываем, — сказал батя.
Лицо горело, жгло, будто его ошпарили кипятком, и я уже знал, что это значит. Мне налепили биомаску, новое лицо. Это было что-то среднее между пластической операцией и кожаной маской, напечатанной на принтере и кое-как повторяющую черты лица Егорова. Нечто подобное теперь было пришито и к кончикам пальцев. Подобные программы для биомодулей были строжайше запрещены по всему сектору, даже у нас, в Челябинске. Но только не на контрабандном флоте. Я потянулся рукой к носу, чтобы потрогать его, но батя ударил меня по руке.
— Чего! Куда! Только пришили, и сразу щупать — не надо. Отёк спадёт — тогда и пощупаешь. И в зеркало не надо смотреть, а то, говорят, люди в обморок падают, — мы вышли на палубе, и папа спросил: — Ильич, как там?
— Готово, квантовая расшифровка завершена, ключ на сетчатку изменён, — проговорил робот и протянул скопированную универсальную карту доступа.
— Остаётся верить, что наш друг не наврал, — батя как-то растерянно посмотрел на Егорова, который завернулся в плед и сладко спал вместе со свернувшимся рядом котом. — Прости, товарищ поэт, ничего личного.
Описывать, как выныривали — не буду, отмечу лишь, что это было одно из самых плавных всплытий за тот вояж. Отец пробормотал что-то о том, что не собирается проверять надёжность снотворного. Дал несколько наставлений, затем выдал карту, рюкзак и скомандовал:
— Переоденься и дуй в нижний коридор, сынок. Удачи. Будем ждать тебя на тридцать первом Ишиме.
Я спустился в трюм — волчок шептал что-то мне на своём наречии на прощание, и шагнул в узкий и шаткий стыковочный коридор. Мы не стали садиться, зависли над полукилометровой мачтой, торчащей рядом с купольником — удобная штука, встречающаяся далеко не везде. Разрешена была стыковка не больше пяти минут, зато для высадки не обязательно было арендовать дорогой эллинг и отстёгивать волчка.
Лифт. Коридор, регистрация. Дрожь в коленках.
— Егоров Леонид Ромуальдович! — выпалил я строгому дядьке в старомодной кепке таможенника.
Тот молча кивнул на сканер отпечатка. Я провёл пальцем — тот считался с третьего раза.
— Хм… что-то вы не похожи на сороколетнего?
Уровень стресса: выше нормы, рекомендован отдых.
— Генетика… хорошая. Почти все предки выросли на крупных планетах… Я на штраф-стоянку, забрать, судно номер… я-2–00101–2645-суз, — сказал я почти без запинки.
— Ясно, это вам на минус третий ярус, сектор четыре, для маломерных. Там терминал, оплатите.
Снова лифты, переходы, тесные улицы, пропахнувшие противомикробными распылителями и потом тысяч местных жителей.
— О, Леонид! — окрикнул меня кто-то в толпе. — Это ж я, ты чего, не узнал? Ты куда!
Купольник был сравнительно небольшой, но очень тесный — под два миллиона человек на весьма небольшую площадь. Я сделал вид, что не слышу и упорно шагал по навигатору. Наконец, последний лифт открылся на дне глубокой пещеры, переоборудованной под штраф-стоянку.
Стоянка же, напротив, оказалась огромной — противоположные стенки её терялись в дымке испарений и атмосферных аномалий, вызванных расквартированным на стоянках зверьём. Дул сильный холодный ветер. Похоже, стоянку сделали куда больше купольника, и тянулась она далеко за его пределы под поверхностью спутника.
Местная девушка-регистратор была не столь симпатична, как та, которая повстречалась мне и Егорову на Югре-5. Я достал карту, посмотрел на встроенную в неё камеру и коснулся терминала.
— Ага, пятьдесят шестое место… С вас две тысячи четыреста кредитов, — с явным безразличием, даже толком не посмотрев на меня и мой распахнувшийся профиль.
Завёрнувшаяся в тёплый пуховичок-полускафандр, на была увлечена чтением на боковом экранчике художественного произведения — наверняка какого-нибудь третьесортного романчика про романтичную студентку. Я снова повторил манипуляцию с картой.
Ошибка оплаты.
— Ошибка, не считывается, — точно так же не глядя на меня повторила девушка.
Снова повторил.
Ошибка оплаты. Осталось попыток: четыре.
Я запаниковал. Кажется, мышцы на лбу были столь напряжены, что дополнительная кожа рискует отвалиться. Неужели Ильич с батей что-то напортачили, и карта не работает? Неужели мне теперь предстоит провалить задание, раскланяться и искать попутку до отца? Нет, есть какой-то другой способ, решил я, порылся в рюкзаке — во внешнем кармане и достал свою имперскую карту оплаты. Вызвал меню на экране — в отличие от кустарного дубликата, на моей карте экран вполне был.
Баланс: 180 имперских червонцев, 1000 кредитов
Конвертировать в союзные кредиты (1=56,1): 25
Баланс: 125 имперских червонцев, 2402 кредитов
Отправить платёж: 2400 кредитов на карту…
Авторизовался при помощи сканера на обеих картах, соединил их — они коротко завибрировали, что означало, что деньги перешли на дубликат карты. Затем снова провёл картой Егорова по валидатору.
Оплата произведена.
— Ага, проходите, сейчас дам команду диспетчеру порта, — регистратор наконец-то оторвалась от чтива, посмотрела на меня, посмотрела в моё досье на экране и полупрозрачные двери, ведущие в пещеру, открылись.
Только пройдя десяток шагов по узкому металлическому мостку, нависшему над шеренгами заброшенных судов, я наконец-то выдохнул. Кошелёк оказался пустой — то ли он и был таковым у поэта, то ли Ильич что-то напортачил, и скопировалось всё, кроме валютного хранилища. В любом случае — я уже отклонился от плана, думалось мне. Моя карта скомпрометирована, мой перевод наверняка отобразится в профиле основной карты, и поэт всё поймёт.
Внезапно раздалась сирена — загудело, заныло вокруг, на потолке выросли большие голографические стрелки и послышался голос:
— Внимание, смещение вектора гравитации, повторяю, смещение вектора гравитации.
Мостик медленно повернулся вокруг продольной оси. В паре сотен метров от меня послышался лязг, шум и скрежет, там везли на стоянку большое судно — почти как наш «Молотов» в длину, только плоское и узкое. И двигали его явно при помощи востроскручи, причём весьма дорогой породы, раз приспособилась двигаться на таком низком расстоянии от поверхности. С другой стороны, вспомнил я, на купольных поселениях небольших спутников любой уважающий себя градоначальник всегда держит с десяток подобных существ, чтобы поддерживать нормальный гравитационный фон — роет тоннели в паре сотен метров глубже кварталов и загоняет волчков внутрь, периодически меняя и выгуливая снаружи. Логично, что у купольника, одной из главный сфер которого является хранение конфискованных судов, запас подобных животин тоже должен быть.
