— Я учу вас о сверхчеловеке. Человек есть нечто, что до́лжно превзойти. Что сделали вы, чтобы превзойти его? Все существа до сих пор создавали что-нибудь выше себя; а вы хотите быть отливом этой великой волны и скорее вернуться к состоянию зверя, чем превзойти человека? Что такое обезьяна в отношении человека? Посмешище или мучительный позор. И тем же самым должен быть человек для сверхчеловека: посмешищем или мучительным позором. — нараспев произносит Читосе и поворачивается ко мне с огнем в глазах. — Так и ты, Син, должен взойти на ложе сей девы и превозмочь себя в этой борьбе, потому что голоса миллионов потомков говорят тебе — не упусти девы сей!
— Тьфу ты, — говорю я, испытывая облегчение, — не пугай меня так. Я ж чуть не поверил.
— Читала я Ницше. — машет рукой Читосе, — не со всеми постулатами согласна. Но согласна с Заратустрой в том, что Бог — мертв. Разве в этом мире возможно то, что происходит, если бы он был жив? В мире нет справедливости, а Бог должен быть справедлив. Иначе он — не Бог.
— Если исходить из Всемогущего Сверхсущества, которому есть дело до нас, то наверное ты права.
— У тебя есть иное определение Бога? — прищуривается Читосе.
— Конечно. Всемогущее Существо, которому нет никакого до нас дела. — отвечаю я. — Вот такой Бог вполне может существовать. Вот например та же Акира — для древних людей она была бы богиней огня, Агни. В глазах первобытных людей она практически всемогуща. Но справедлива ли она? Только в отношении себя любимой. Боги — они такие.
— Не вижу, чем такой вот Бог отличается от просто очень сильного мага. — говорит Читосе. — А мне хотелось бы верить не в очень сильного эгоиста, а в настоящего Бога. Который присматривает за мной. Но такого нет, я уже поняла, что мое счастье и безопасность — в первую очередь мое дело.
— Да не факт. — пожимаю плечами я, двигаясь к следующему цилиндру и протирая его поверхность куском кителя: — может быть он есть и специально посылает тебе испытания? Чтобы ты стала сильной. Потому как — дай человеку рыбу и…
— Помню, помню. Про удочку и «научи его ловить и накормишь его на всю жизнь».
— Ну да. То есть Бог — он тебе не телохранитель и не страховая компания. Как говорят на Востоке — на Аллаха надейся, а верблюда привязывай. О! А тут — гном. Или дварф. Или… глянь, у него ноги мохнатые. Значит — полурослик. — Значит где-то должны быть и эльфы. — окидывает бесконечный зал взглядом Читосе.
— А я нашла! — звенит в воздухе голос Джин. Я не задумываясь спешу на голос, потому что Джин уже доказала свою неспособность держать свои руки при себе. А в местах, подобных этому, такое может быть чревато. Впрочем — никаких может. Неумение держать руки при себе в заброшенной лаборатории Древнего Бога — однозначно чревато последствиями. Чуму Библейскую она там в мир выпустит, или еще что.
— Ничего не трогай! — кричит Читосе, поспешив за мной. — Слышишь?!
— А я ничего и не трогала! — обиженный голос Джин раздается все ближе. — Делать мне нечего, как что-то трогать!
— Стой там и ничего не трогай! — повторяет Читосе и за следующим рядом цилиндров я вижу возвышение, рядом с которым стоит Джин, вышедшая для такого дела из своего сумрака. На возвышении — саркофаг. Или то, что похоже на саркофаг. Также как и все вокруг — покрытый пылью столетий. Или даже тысячелетий.
— Ничего не трогала? — спрашивает Читосе у Джин и та отрицательно мотает головой — мол даже не прикасалась. Я осторожно поднимаюсь на возвышение и оглядываюсь. Саркофаг отличается отделкой, какими-то трубами или проводами, охватывающими его основание. Более подробно разглядеть его не удается, мешает толстый слой пыли. Аккуратно счищаю пыль с верха саркофага — там, где по моему разумению должна находится голова Древнего Бога, Прародителя Человечества и прочие и прочие…
Под толстым слоем пыли (я чихнул) находилось такое же темно-изумрудное стекло. Сдерживая дыхание я жестом переместил источник света и увидел… да ничего толком не увидел.
— Стекло тут темнее. — говорю я: — надо бы всю пыль вытереть.
— Давай я помогу. — раздается треск ткани и мундир лейтенанта ЕИВ Инквизиции лишается еще одной полы у кителя. Осталось оторвать рукава… и штанины…
— Жалко воды нет. — говорит Читосе и оглушительно чихает. — Только пыль с места на место гонять.
— Да, нам бы гидрокинетик не помешал. — отвечаю я, смахивая пыль с саркофага.
— Читосе-нээсан, дайте и мне тряпку. Пожалуйста! — упрашивает Джин и Читосе надолго не хватает. Подозреваю, что в глубине души она ненавидит мундир инквизитора, раз с такой охотой дерет его на части. Или может — хочет скорее остаться с минимумом одежды? Нет, не время сейчас цветы нюхать, думаю я, мы же на пороге величайшей тайны человечества — тайны его Предназначения. Ведь мы, люди всегда были любопытны, мы не птицы, которым довольно неба, не хищники, которым нужна сила и добыча, мы — люди. А люди — всегда спрашивают. Всегда — докапываются до истины. И если бы мы когда-нибудь встретили своего создателя, то первое о чем спросило бы коллективное человечество — это извечный вопрос смысла жизни. Для чего мы? Какая великая цель была поставлена перед нашими предками сотни тысяч лет назад? Выполнили ли мы ее? Не разочаровали ли своего создателя. Боюсь ответы на эти вопросы нас не порадуют, думаю я, протирая саркофаг. Войны. Голод. Несправедливость человека по отношению к подобным себе. А уж как люди относятся к тем, кто отличается… по религии, цвету кожи, взглядам на мир… а тех, кто не принадлежит к их виду? Фабрики по производству цыплят-бройлеров, замкнутые пространства в которых миллионы живых существу рождаются, живут в невообразимой тесноте и умирают, которые за всю свою жизнь так и не видят солнечного света или неба, которых кормят, поят и даже убивают — машины. Агрохолдинги, где коровы стоят плечом к плечу в стойлах, тоже без солнечного света, просто производя молоко и мясо, клетки с медведями, которым заживо вспороли брюхо и вставили катетер в желчный пузырь, чтобы они производили медвежью желчь пока живы. Акулы, которых вылавливают китайские рыбаки, отрезают им плавники и выбрасывают в море. Примером такого отношения человечества к другим видам — сотни тысяч. Боюсь, что мы не порадуем своего создателя, какую бы цель он ни преследовал, создавая нас. Конечно, мы не собираемся пробуждать Древнего Бога, Прародителя Человечества и Инженера Душ, хотя бы потому, что мне не хочется быть разочарованием миллионолетия. И вообще, что делает создатель, если видит, что его создание не выполнило его целей и в общем — не собирается этого делать, а скажем — играет в Нинтендо? Создатель плюнет, уничтожит этот вариант и запустит другой. А это, между прочим, у людей и называется Страшный Суд. Не готов я тут за все человечество отдуваться.
— Ай! — раздается голос Джин и волосы у меня на затылке начинают шевелится. Саркофаг издает гудение и начинает светится.
— Я ничего не трогала! Честно! — пищит Джин и я ей верю. Таких случайностей не бывает. Такие случайности называются судьба.
— Что делаем? — Читосе перехватывает свою карманную зенитку поудобнее.
— Ждем. — пожимаю я плечами. Я уже оценил мысленно нашу ситуацию и смирился с неизбежным.
— Чего ждем? — уточняет Читосе.
— По всей видимости — Страшного Суда. — говорю я. — Слушай, ты же вроде юриспруденцию изучала?
— Не успела. — мотает головой Читосе: — но теперь обязательно изучу.
— Жаль. Пригодилось бы. — смотрю, как саркофаг трескается пополам и из него начинают бить лучи света. Джин тут же исчезает, молодец, чует когда надо прятаться.
— О! ВОТ И ВЫ! — гремит голос отовсюду, он как будто раздается внутри головы, не словами, но понятиями. Сияние вырастает из саркофага: — НАКОНЕЦ-ТО. САМИ МЕНЯ НАШЛИ, МОЛОДЦЫ, МОЛОДЦЫ. ХМ… КАК Я ВИЖУ У ВАС ВСЕ ХОРОШО, НЕ ТАК ЛИ?
n
— Уважаемый Прародитель Человечества! — склоняю голову я. — Прошу прощения, что потревожили ваш сон! Это была ошибка, вы можете продолжать спать в свое удовольствие!
