Когда закончилась вода, стало совсем худо. Последние несколько литров получилось растянуть на трое суток, но уже тогда я видел в глазах вымотанных солдат быстро гаснущий блеск энтузиазма. Смерть пришла на наш корабль. На утро третьего дня обнаружились первые погибшие, и увидев их трупы, я был удивлён. На кучах соломы, которую люди Ансгара затащили в корабль и использовали как лежанки, лежали полностью обескровленные тела. Их высосали до последней капли, но умирая, они даже не пикнули. Корабль подарил им безмятежную смерть во сне, но взамен забрал всю кровь. Ансгар потребовал от меня объяснений, на что я лишь развёл руками. Здесь не мы решаем: кому жить, а кому умирать, от чего Ансгару невыносима была мысль, что его судьбу теперь в руках корабля.
— Мы хуже мышей в клетке! — гаркнул он. — Их хотя бы кормят и поят.
— Ты должен экономить силы…
— Инга, что ты мне предлагаешь? Улечься на солому и дожидаться дня, когда корабль заберёт мою кровь.
— На твоём месте я бы тешился мыслью, что ты даже не почувствуешь этого.
— Это какое-то безумие…
— Сейчас ты должен быть со своими людьми! Им всем плохо, они мучаются от жажды, на их глазах умирают товарищи, то самое безумие не просто поселилось в их разуме. Безумие пустило корни, убивая их еще быстрее. Ты их спокойствие. Ты, Ансгар, — их надежда!
— Надежда⁈ — глаза Ансгара вспыхнули яростью. — На что?
Я положил ему на кожаный наплечник ладонь и сжал пальцы.
— Вспомни, как мы радовались свободе. Как мы радовались ветру, бьющему в лицо. Дай им надежду на свободу. Им больше ничего не надо.
— Тебе легко говорить, — процедил он сквозь зубы, — Если мне посчастливиться завтра открыть глаза, я снова недосчитаюсь людей. И так каждый день!
— Так сделай так, чтобы их умирало меньше! Чтобы те, у кого уже не осталось сил, нашли в себе веру открыть утром глаза. Корабль чувствует их. Чувствует их слабость, и когда человек умирает здесь, — я ткнул пальцем ему в лоб, а потом опустил руку, и ткнул в сердце, — а не здесь, он уже не жилец. Они должны уверовать! Уверовать в свободу!
Глядя мне в глаза, Ансгар тяжело дышал. Усталость и злоба тесно переплелись в его душе, медленно превращая рассудок в жидкую кашу для душевно больных. Но даже сейчас, видя его помутневший взгляд, я явственно ощущал теплящиеся в его теле остатки сил, которых сполна хватит на то, чтобы спасти не только свой разум, но и разум команды.
— Я верю в тебя, — сказал я Ансгару, после чего он молча отошёл от меня и хромой поступью двинул в сторону уходящей в трюм лестницы.
Люди продолжили умирать, но смертей было бы в разы больше, если бы Ансгар не нашёл в себе силы смахнуть с лица усталость и выдавить истинный лик правителя, который никогда не покинет своих людей, даже когда их вместе обняла смерть.
Следующие несколько дней Ансгар не выходил на палубу. Каждое утро я встречал у руля и видел своих воинов, выносящих высушенные тела из трюмов, чтобы затем отдать их морю. Я всматривался в лица умерших, и каждый раз радовался, не находя среди них знакомого лика — лица Ансгара. Корабль забирал их кровь, а море — плоть. Мне оставалось верить в то, что эта жертва — плата за нашу свободу.
А потом я увидел еле заметные очертания землю на затянутом туманом горизонте.
Лучшее утро в моей жизни. Я давно так не радовался. Я обрадовался, как ребёнок, получивший на новый год заветный подарок. Наверно, подобные чувства испытывают потерявшиеся в океане люди, когда вдруг получают надежду на спасение. За долгое время на моём лице появилась улыбка, и если бы я мог плакать, я бы обязательно зарыдал.
Я тут же бросился в каюту, чтобы поделиться новостью с Ансгаром. Спустившись в пропахшие потом и смертью помещения, я отыскал юного правителя. Видок у него был, откровенно говоря, хуёвый. Он был жив, и я уже этому был рад. Измождённое лицо с глубокими синяками под глазами уставилось на меня пустым взглядом. И чтобы я ему сейчас не сказал, его пересохшие губы с хлопьями струпьев навряд ли смогут растянутся в улыбке.
— Наше путешествие подходит к концу, — сказал я так громко, чтобы меня слышали все люди, присутствующие в каюте, — на горизонте появилась земля. Засветло наши ноги наконец ступят на твёрдую землю.
Ансгар всё же нашёл в себе силы улыбнуться; губа треснула в нескольких местах и окрасилась кровью.
К обеду остров приобрёл новые очертания. Он разросся в ширину песчаным берегом со скалами и ощетинился густыми лесами, за которыми в небеса упирались высоченные горы. Райский уголок, прям. Надеюсь, нас встретят подобающе.
Позади меня раздались шаги по лестнице. Кто-то поднимался на палубу, и я подумал, что мои воины вновь выносят умершего человека для отправки в последний путь. Но я ошибся. Обернувшись, я увидел поднимающегося по лестнице Ансгара. Правой рукой он держался за периллу, а левой придерживал лежавший на его плечах медвежий плащ. Тяжёлая накидка, но в такую холодную погоду человеку без неё не выжить. Взобравшись на палубу, он сделал глубокий вдох, осмотрелся. Его глаза гуляли по сторонам как у пьяного. Да и держался на ногах он не лучше. Я подошёл к нему и взял под руку. Ветер смахнул его засаленные кудри с лица, и юноша потянулся вперёд, как голодный, учуявший запах свежей выпечки.
— Какой тёплый ветер, — прошептал он.
Я не предал значения его словам, но когда он скинул свой плащ и ослабил шнуровку рубахи на вороте, я поймал себя на мысли, что не имею понятия, какая температура за бортом.
Вместе мы дошли до носа и вместе уставились на горизонт, где остров уже казался необъятным.
— А если мы не найдём воду? — спросил Ансгар.
— Такого быть не может, ты посмотри сколько там зелени. Мы обязательно найдём воду.
— Зелени? Инга, я ничего не вижу, лишь размытый силуэт, похожий на серое пятно.
— Поверь мне, Ансгар, там есть вода.
Ансгар зашатался от усталости, и я помог ему опуститься на колени. Присев рядом с ним, я задал ему вопрос:
— Ты помнишь про план?
Он кивнул головой и добавил:
— Сейчас я в таком состоянии, что ни у кого даже и тени сомнений не должен буду вызвать.
Мы вместе улыбнулись, но, когда Ансгар посмотрел на меня, моя улыбка скрылась за толстой маской из запёкшейся крови. Я полностью скрыл лицо, оставив узкие щёлки для глаз; так делают все кровокожи, которые попадались нам на пути, и которых мы обратили в прах.
Я не управлял кораблём, судно само шло в сторону острова, и я не был удивлён, когда увидел подобие пристани внутри скалистой бухты, напомнившей нижнюю челюсть человека с прогнившими зубами, чуть выглядывающими из-под воды. Наш корабль шёл первым, и мы первыми кинулись в объятия. Миновав скалы, корабль издал влажный скрежет, вынудивший меня поднять голову. Обнажались матчи, впитывая в себя багровые паруса. Судно замедлилось, и я приказал взяться за вёсла, прекрасно понимая, что корабль сам себя не запаркует.
Когда вёсла сделали первый рывок, я снова взобрался на нос и бросил взгляд в сторону пристани. Любопытство и страх распирали меня. Фантазия рисовала в голове всё что угодно, вплоть до чудовищного порта, построенного исключительно из человеческих костей, которые сумасшедшие инженеры связали между собой нитями из мышц и вен. Я боялся увидеть полчища кровокожих с клинками в руках и готовых в любую секунду броситься на штурм наших кораблей.
Но ничего подобного. Возрождающиеся земли радовали мои глаза своей нетронутой дикостью.
Перед нами раскинулась широченная гавань с деревянным причалом, искусно возведённом на песчаном берегу. Места здесь хватит кораблей на тридцать, точно. И, к моему удивлению, на пристани уже болтались судна, словно срисованные с наших.
Песчаный берег не был широким, шагов сто — и под ногами уже густая трава, а перед носом — огромная деревня, уходящая глубоко в дикий лес. Людей я не увидел, но судя по развешанным вещам на огромных сушилках вблизи деревянных домов, жизнь здесь точно есть.
Без лишних проблем мы сумели подойти к причалу и пришвартоваться, со все силой врезавшись в причал. Доски захрустели, выгнулись, но не лопнули. Я с облегчением выдохнул, было бы не ловко, если бы мы протаранили причал и разбили его в дребезги. Лишне внимание нам сейчас ни к чему. И удача, видимо, продолжала нас вести за руку.
