В первый день пребывания на новой земле я поместил Романа в более привычные для него условия — в его дом. Хозяин услужливо принял меня, разместив в одной из самых больших комнат. Когда он окончательно понял, что я не представляю для них опасности, он стал более сговорчив. Конечно, самое интересное, и то, что меня больше всего волновало — он не знал, но всё же, поведать он смог мне многое.
За окном темнело. Солнце неумолимо тянулось к морю, на улицах уже горели костры, вокруг которых сидел как местный люд, так и солдаты Ансгара. Я сидел на удобном стуле из высушенного корня редкого дерева, из которого был сделан и огромный стол, за которым отдыхали мы с хозяином. Коротышка хорошо питался. Увиденное я бы обозвал так — стол ломился от еды, но крепкая древесина не издавала и стона, даже когда хозяин обрушивал на поверхность глиняный стакан с выпивкой. От горячей еды я отказался, а вот выпить — это всегда да. К моему удивлению, даже папиросы нашлись. Крепкие, зараза, накрывали на короткое мгновение, но даже в эти секунды я испытывал неподдельное удовольствие и впервые за долгое время испытал успокоение в душе.
— Когда возвращаются корабли, — начал Роман, — через нашу деревню проходит множество людей, которых мы никогда ранее не видели. Их кожа бледна, а в глазах пустота. И среди бесчисленного количества уставших лиц множество детских. Они всегда плачут, просятся к родителям, но из взрослых, что идут рядом с ними, никто к ним не рвётся. Дети чуждые. Чуждые всем.
— И вы даже не задались вопросом, чьи эти дети, и для чего их сюда привезли?
— Инга, я уверен, что ты проделала столь долгий путь не для того, чтобы меня упрекать в моём безразличии. Мы не задаём вопросов кровокожим. Мы работаем на них…
— Или служите?
— Я не хотел бы углубляться в терминологию, происходящее каждый видит по-своему. Мне незачем тебя переубеждать. Даже если ты окажешься права, обслуживание порта и кораблей — наша работа.
Его слова нисколько меня не удивили, но я все же переспросил, зная непростое устройство кораблей:
— Вы занимаетесь обслуживанием кораблей?
— Конечно. Но именно кораблями занимались мои помощники, которых ты прикончила на пристани.
Я пропустил мимо ушей очевидную попытку обвинить меня в жестокости и убийстве, дав моему любопытству увести разговор в другую плоскость.
— И что же они делали с кораблями.
— Точно я не могу сказать. Раз в месяц к нам привозят рабов, ровно столько, сколько кораблей в доках. Мои помощники забирали раба и уводили внутрь корабля. Как бы ужасно это нам не казалось, но возвращались они уже без раба. И какая участь его постигала там, внутри трюмов, нам не ведомо, но сердце корабля звучало с новой силой.
Я мог представить, какая участь ждала беднягу в глубине непроглядного трюма, где кроме истерзанных стен и подвешенного на сосудах безмолвного человека больше ничего нет. Его ждала незавидная участь в объятиях пустоты. Но больше меня удивляло спокойствие и хладнокровие Романа. Он так спокойно об этом говорил, словно рабам даровали долгожданную свободу. О диком звере, пойманном на охоте, он говорил с большим сожалением.
— Сердце должно биться, — продолжил Роман. — Всегда! Поэтому, Инга, важно вернуть те два корабля, которые вы оставили в проклятых землях. Умрёт сердце — умрёт корабль.
— Боюсь, что судьба кораблей меня нисколько не волнует. Мне нужно найти Судью Анеле. Я здесь только из-за неё.
— У вас впереди пять лет ожиданий, или можете отправиться в непроходимые джунгли, кишащие дикими зверями. Нас окружают сотни деревень, возможно в одной из них вам укажут правильную дорогу.
— Но хотя бы есть какой-нибудь ориентир?
Роман лишь покрутил головой, а затем осушил кружку и смачно отрыгнул. Я немного подумал, и вспомнил недавние слова Романа.
— Ты упомянул какой-то город. Почему «город», а не деревня?
— Так его называет сама судья Анеле. «В строящийся город» — так она говорит, когда распределяет рабов и детей между повозками. Сам я лично не видел его вживую, и даже не имею понятия о чем идёт речь, но те немногие, кто во время охоты за диким зверем сумели взобраться на гору, — круглая голова Романа повернулась в сторону окна, через которое можно было разглядеть вдали величественные горы, прячущиеся под густым покровом диких деревьев, — рассказывают, что видели на горизонте в туманной дымке проглядывающиеся силуэты ровных гор. Вот таких, — Роман поставил на стол свою пухлую ладонь ребром. — Высокие и ровные, способные вместить в себе целую деревню!
Его ладонь повторяла по форме многоподъездный дом. Больше мне на ум ничего не пришло. Безумие, но кто-то, видимо очень могущественный, пытается возвести целый город. Либо по чужим чертежам, либо он своими глазами видел города. Города из той самой жизни, откуда и я сам.
Я должен попасть в этот город! Внутри меня росло ощущение, что большинство ответов мне удастся найти именно там. И там я отыщу судью Анеле и Роже. Но у меня не было никакого желания блуждать по густым и влажным лесам, таская за собой целую армию без ясного понимания — какой дорогой нам идти.
Нам бы проводника.
Нам бы того, кто знает, как добраться до этой деревни…
Я посмотрел на опорожняющего кружку Романа и чуть улыбнулся.
— Роман, ты сказал, что раз в месяц к вам привозят рабов. Верно?
Не отрываясь от кружки, он замахал головой, практически давясь пойлом. Кисловатый сок стекал по его щекам и оставлял блестящие дорожки на шее между складок, среди которых с трудом можно было отыскать кадык.
— А как они узнают, что прибыли корабли? — спросил я.
Поставив кружку на стол, он ответил:
— Я отправляю им сообщение.
Ответ меня удивил, и немного напугал.
— Кому? И что еще за сообщение?
— Кому — этого я не знаю, — ответил Роман, пожав тяжёлыми плечами. — Птица улетает прочь, стоит мне нашептать о кораблях. И куда она летит — мне плевать. Эта жуткая пернатая всегда возвращается в свою клетку, а за ней следом, как правило через несколько суток, прибудет конвой.
У меня тут же назрел острый вопрос:
— Анеле узнает о твоём сообщении?
— Я не знаю. Честно. Но у меня есть подозрения, что сообщения такого рода не по её статусу.
Ладно, это уже не важно. В любом случае, она ждёт меня, а значит готова и вооружена. Я только переживал за то, что она может быть на шаг впереди, но даже на этот счёт у меня были сомнения. Я собрал армию, добрался до её земель. Она вообще представляет себе масштабы, или думает, что я в одиночку проберусь на её территорию и атакую со спины? Этому не бывать. И я рассчитываю увидеть на её лице искреннее удивление, когда её прячущиеся за маской глаза узрят меня во главе полутысячного войска.
— И что из себя представляет коновой? — спросил я у Романа.
Он жрал как не в себя, вечно голодное создание. Мясо, овощи, бухло — всё лезло в рот без устали. Он даже не подавился. Руки и морда блестят от смешанного жира с потом, губы влажно чавкают, глазёнки так и норовят пробуравить у меня во лбу дыру с кулак. Наверно, своим присутствием я ненамеренно возвысил его местный авторитет, который и так, по моим наблюдениям, был на высоком уровне.
Оторвав зубами большой кусок мяса от куриной ножки и жуя его как жвачку, Роман ответил:
— Всё как всегда. Несколько повозок запряжённые быками, сопровождающий, и его охрана.
Меня не интересовала охрана, сейчас я мог выступить против целой армии, а вот сопровождающий меня куда более заинтриговал.
— Сопровождающий, — подчеркнул я, — кто он?
— Бедолага, хорошо знающий леса, и умеющий ориентироваться на местности, даже когда на нас обрушиваются тропические ливни или с моря набегает ураган.
Спустя неделю вернулась та жуткая птица, сидевшая на плече Романа, а через несколько дней один из моих воинов доложил о движущихся в нашем направлении вражеских солдат и тех самых повозках с рабами. Гостей мы встретили относительно жёстко и без хлеба с солью. За охрану конвоя отвечали все те же медведи с оленьими головами, с которыми я уже встречался не раз. Мы разобрались с ними без лишней суеты и пыли, прикончив на месте. Чуть стоило им добраться до центра деревни, как моя булава, жуткая секира Бэтси и дубина Ансгара оборвали жизни изуродованных животных в считанные секунды. А вот тот самый сопровождающий оказался крепким орешком.
