Отшельник (СИ) - Гернар Ник

Проснулся я часа через два от рева трайков.

Машины сбавили ход, но не остановились возле гаражей, а заехали на задний двор со стороны медички.

А спустя минуту раздался возглас Командора.

— Да вы что, совсем охренели⁈ — его решительные шаги зазвучали по тропе, как боевой барабан. — Мало было прошлого дерьма, так вы еще притащили? Это что за труп⁈

— Перестань суетиться, — недовольно откликнулся уже знакомый мне голос парня со шрамами на лице. — И это не труп, она живая. Просто под снотворным. Наш гонец там кишки размотал по всей границе, ну и девку потерял. Мы поискали и нашли. Какие проблемы?

— Проблемы будут, когда они все на лицо ее посмотрят! — прошипел Командор, переходя на шепот. — Вы бы хоть мешок ей на голову натянули, а то все, кому не лень начнут на эту самую голову претендовать!..

— С мешком она точно привлечет к себе внимание, — возразил парень. — А так — пьяная и пьяная. Как стемнеет, мы просто вывезем ее потихоньку, куда надо, и дело с концом. Клянусь, в последний раз такое.

Командор понизил голос, сделал шаг к беляковскому парню и продолжил что-то ему говорить.

А я осторожно приподнял голову, и сквозь траву разглядел, как двое других парней сгрузили с сидения трайкера на землю тощую светловолосую фигурку в защитной одежде.

Глава 15

Шило в заднице не спрячешь

После того, как санитары унесли посиневшее тело казненного, Анна Сергеевна еще целый час боролась со вспышками гнева, которые снова и снова заставляли контрольные маркеры мигать красными лампочками и предупредительно пищать.

Наконец, она сдалась и позволила сделать себе укол успокоительного.

Лекарство подействовало быстро. И теперь Анна Сергеевна расслабленно полулежала в своем кресле, чуть склонив голову набок и наблюдая из-под полуопущенных век, как темнокожая сиделка с улыбкой на добродушном полном лице деловито суетится вокруг нее.

Анну очень раздражала эта ее улыбка. И сдобное гладкое тело, перекатывающееся под розовой пижамой. И ямочки на пухлых руках, как у ребенка. И вообще, как можно жить на свете с темной кожей, такими губами и при этом носить фамилию Иванова?

Но при всем этом Рита оказалась самой ловкой, умелой и терпеливой из всех сиделок, что ей довелось перепробовать за два года репликации.

А еще — по-настоящему преданной.

Дважды Анна подсылала к ней псевдожурналистов, которые предлагали Рите большие деньги за снимки ее госпожи или хотя бы сведения, но женщина бескомпромиссно послала обоих в задницу.

Позже Анна узнала, что кроме тех двух эпизодов, которые создала она сама, было еще три. Настоящих. Но ответ Риты на их предложения оставался прежним.

Так Анна смирилась с ее улыбкой и ямочками на руках. А у сиделки выросла зарплата. Преданность Анна Сергеевна оценила высоко. Примерно в треть от изначального оклада.

Рита с жизнерадостной улыбкой расстегивала пижамную рубашку Анны, подготавливая свою пациентку к вечернему умыванию — прямо здесь, в кабинете, поскольку госпожа Селиверстова категорически отказалась возвращаться в больницу, пока не будет новостей о ее внуке.

— Ну вот, с пуговицами мы, кажется, справились. Теперь мы подложим под спину свежую простынь… — как ребенку, комментировала свои действия Рита под хруст адаптивной машины.

— Не «мы», а «ты», — раздраженно поправила ее Анна. — В конце концов, именно за это я тебе и плачу. И вообще, прекрати это бормотание. У меня репликация, а не старческая деменция, так что я и без объяснений вполне понимаю, что ты делаешь и зачем.

Рита ничуть не обиделась и не огорчилась. Только с улыбкой покачала головой.

— Ну это как вам будет угодно, госпожа, — отозвалась она, ловко снимая с Анны пижамную рубашку. — Только вы все молчите, да еще такая бледная, что я чувствую себя так, будто покойника обмывать собираюсь. Вот и болтаю без умолку, чтобы хоть как-то у нас тут поживее стало.

Анна усмехнулась.

— Ну, в некотором смысле ты не так уж неправа. Ведь больше восьмидесяти процентов головного мозга в этой черепной коробке уже мертво. Прямо сейчас я говорю с тобой, и даже понятия не имею, какие нейроны при этом использую — старые, или их виртуальную копию. Или вообще молодые и новые в другом теле, которое находится в пятнадцати километрах отсюда в Нейротике. А еще у меня чешется левое колено. Но я не могу понять, у этого тела оно чешется, или уже у другого.

— Так чего же тут понимать-то, почесать надо — и дело с концом, — весело отозвалась сиделка и по-хозяйски потерла коленку Анны. — Ну что, получше?

— Не уверена.

— Давайте-ка еще потру. Вот так?

— Да, так лучше.

Рита повернула свою госпожу на бок и принялась снимать с нее брюки, одновременно подсовывая под голое тело чистую белую простынь.

Анна закрыла глаза. Но и с закрытыми глазами она продолжала видеть себя будто бы со стороны — так, как это умеют все красивые женщины и артистки: старое тело, освещенное до последней складки безжалостными лампами и покрытое мурашками от легкого озноба, как уродливая тушка мертвой птицы в витрине мясного отдела.

— Ничего, скоро вас новенькую привезут из лаборатории, — подбодрила Рита свою госпожу, будто прочитав ее мысли. — … и вы сможете следить и за этими коленками, и за теми. А потом и вовсе про эти забудете. Будете молодая, красивая — глаз не оторвать!

Анна устало опустила веки.

Да уж. Как будто это так просто. Недаром большинство людей предпочитают финальную стадию репликации переживать под снотворным — двойственность ощущений сводит с ума.

Но Анна терпела. Ее мучил страх, что если она погрузится в бессознательное состояние, то проснуться в другом теле может уже не она, а ее копия, не имеющая ничего общего с изначальной личностью, кроме одинакового набора привычек и воспоминаний. Поэтому для нее так важно было осознавать и физически ощущать все стадии переноса.

Это само по себе тяжелое испытание.

А тут еще и проблемы с Никитой.

— Я видела ваши фотографии в юности, — продолжала свою болтовню сиделка, ловко обтирая Анну мягкой губкой, обильно смоченной в теплом бальзаме для тела. — Вы же отказались от эстетического дизайна?

— Отказалась, — кивнула Анна. — Будет использована генетическая копия безо всяких изменений.

— Вот уж в самом деле, что там улучшать в такой-то красоте! Та-аак, теперь на другой бочок…

Одна из сенсорных панелей на столе вдруг посветлела, очнувшись от состояния сонного ожидания, и раздался мелодичный перезвон сигнала вызова.

Анна вздрогнула. Нахмурилась, нетерпеливым жестом оттолкнула от себя пухлую шоколадную руку сиделки с душистой губкой.

— Прими вызов и подай мне гарнитуру, быстрей! — приказала она.

Рита без возражений бросилась к компьютеру. Неуверенно ткнула влажным пальцем по зеленой трубке, схватила со стола гарнитуру и осторожно закрепила ее на голове хозяйки.

— Так хорошо? — спросила сиделка.

Анна махнула расслабленной рукой.

— Годится. Теперь пошла вон.

Рита торопливо подвернула края простыни, прикрывая обнаженное и влажное тело своей госпожи, чтобы та не замерзла, и поспешила из кабинета. И только когда дверь за ее спиной закрылась, Анна ответила:

— Да, Георгий. Теперь я вас слушаю.

— Госпожа Селиверстова, у меня есть новости, — сказал ей в ухо молодой мужской голос — резкий, энергичный. — Я перепроверил записи всех камер наблюдения в клубе — они, как вы и предположили, все оказались правленные. Однако мне удалось получить видео, снятое системой безопасности личного автомобиля одного из посетителей…

— И что там? — переспросила Анна, прислушиваясь к размеренным ударам сердца в груди.

— Ваш внук действительно покинул клуб один.

— И вы позвонили, чтобы сообщить мне это? Вы издеваетесь? — безэмоционально проговорила она.

Все-таки хорошо, что ей сделали укол.

Молодое тело, в которое по частям переносили ее сознание, бурлило гормонами, и только медицинские препараты помогали удерживать под контролем такие проявления эмоций, как учащенное сердцебиение, повышение артериального давления и прочих физических всплесков, которые могли привести к нежелательным последствиям.