И уж тем более я не желала вспоминать о Миароне. Возможно, это суеверие, возможно, глупо, но даже наедине с собой я не произносила его имени. Даже шёпотом. Даже мысленно.
Жизнь впервые мне улыбалась и хотелось успеть насладиться всем, что она готова была подарить.
Мне нравилось вставать одной из первых в доме и убегать в парк, чтобы гулять там на восходе солнца. Нравилось следить за тем как попервоначалу робкие солнечные лучи разгораются всё ярче и ярче, одерживая беспрекословную победу над мраком.
Нравилось грезить о счастливом будущем. Раньше я не могла позволить себе такой роскоши.
Иногда прогулки были пешими, иногда верховыми, но пешей или конной была прогулка, я зачастую мечтала, фантазировала или размышляла об одном и том же предмете – Эллоиссенте Чеаррэ.
Его появление в моей жизни многое изменило до неузнаваемости.
Примером могло служить отношение к музыке. Раньше я её не любила, а теперь готова была часами прислушиваться к мелодии, текущей из-под его белых пальцев.
Чеаррэ музицировали каждый вечер. Это было сродни ритуалу: облачиться в вечерние туалеты, отужинать за сервированным дорогой посудой и изысканными яствами столом, блистая драгоценностями в сиянии свечей. Потом перейти в музыкальный зал и наслаждаться там музыкой и беседой на любую тему: литература, поэзия, научные открытия, политика или будничные сплетни.
Эллоиссент прекрасно смотрелся в смокинге. Белоснежная рубашка подчёркивала строгую черноту его волос, белые манжеты туго обтягивали кисти рук, порхающих над клавишами.
На чёрном рояле красовались пышные бутоны белоснежных пионов. Тонкие лепестки дрожали в такт музыке. Мелодия струилась подобно аромату.
В огромном зале с высокими потолками пробегали сквозняки. В окна капли дождя просились настойчивым стуком. Тонкий профиль отражался на чёрном мокром стекле. Длинные изящные пальцы летали над перламутровыми клавишами рояля.
Настолько же, насколько в музыкальном зале Эллоиссент был томным, лиричным и чувствительным настолько же в фехтовальном классе он был резок, быстр и ловок.
В боевых спарингах Эллоиссент неизменно одерживал победу над своим противником, а ведь все Чеаррэ, без исключения, слыли отличными бойцами.
Боевым приёмам их, как и магии, обучали с колыбели.
Спуститься в фехтовальную залу и наблюдать, как легко, будто бы танцуя (и в самом деле скорее танцуя, чем сражаясь), Эллоиссент отбивает бесконечные кванты и квинты, переходит от атак к контратакам, тоже стало одним из излюбленных моих удовольствий.
Это было чистым наслаждением – видеть его гибкие, сильные, ловкие движения. Слышать звон стали. Наблюдать, как он пляшет в опасной близости от тонкого треугольного лезвия.
Сердце моё в такие моменты трепетало то ли опасения, то ли от надежды, что эта сталь вопьется в его тело, пустит алую, горячую кровь.
Я сама хотела бы сразиться с ним. Сразиться и победить. А после по-звериному торжествовать победу, прорисовывая по белой коже наливающиеся кровяными каплями царапины. Чтобы кровь его остывала на моих губах. Чтобы мои руки чувствовали сопротивление терзаемой плоти.
Человек во мне не соглашался с желаниями твари, во мне живущей. Человек возмущался, ужасался, отказывался принять свою чёрную половину.
Тварь подчинялась. Что ещё ей оставалась делать?
Эллоиссент, несколько раз перехватывая мой пристальный немигающий взгляд, пытался со мной заговорить. Но я сразу же разворачивалась и уходила.
Не знаю, чего я боялась больше. Того ли, что он прочтёт мои тайные мысли или желания? Или того, что я могу попытаться осуществить их на деле?
То утро выдалось солнечным и свежим. Весна врывалась в распахнутые окна ветром, наполненным горьким запахом поздней сирени. Легкомысленные солнечные зайчики скакали с места на место, вычерчивая на плиточном полу дополнительные узоры.
После разминки все выстроились по боевым линиям, приняв боевую стойку.
Учитель ровным голосом вещал:
– Фехтование это необыкновенно красивый, изящный и романтичный вид спорта. Но одновременно это и древнее боевое искусство, прекрасное и смертельно опасное.
– Подумать только? – попыталась сдуть со лба непокорную прядь Сиэлла, участвующая со мной в спарринге. – Что тут важнее: «красивое» или то, что «опасное»?
– История фехтования уходит вглубь веков. Уже у древних людей была книга о принципах упражнения с оружием. В Фиаре и Антрэконе именно фехтование получило известность, как зрелищное искусство. В Черных землях созданы целые школы по владению холодным оружием. В Эдонии оно есть непременный элемент воспитания, и носит, как вам известно, классовый характер.
– Он нарочно зудит? – увернувшись от выпада Сиэллы, скривилась я.
– Учит нас не отвлекаться на мелочи.
– Бездна! Тут хочешь-не хочешь, поневоле прислушиваешься к его болтовне.
– Рапира, коей вы имеет честь сражаться, есть разновидность шпаги, – продолжал учитель. – Она слишком легкая для того, что нанести ею рубящий удар. Поэтому рапира способна только колоть.
– Конечно, без него мы этого не знали? – первый раз переходя от защиты к наступлению, выдохнула Сиэлла.
Она уже начала уставать и делала досадные промахи. Я не спешила ими пользоваться. Давала ей фору.
– Клинок рапиры граненный. Поскольку тонкое острие легче воткнуть в отверстие или щель лат, то клинок классической сабли, предназначенной рубить, сузили. В результате модификации оружие значительно потеряло в весе, зато теперь дамы могут участвовать в сражениях. В то время как древняя классическая сабля была бы им не по плечу.
Выбив оружие из рук Сиэллы, я положила конец нашему с ней поединку.
Отсалютовав противнику, направилась к выходу. И уже в дверях столкнулась с Эллоиссентом.
Причина его опоздания была очевидна. От него за версту несло вином и пряными женскими духами.
– Маэра? – вежливо поклонился он мне.
Я попыталась его обойти, но Эллоиссент заступил дорогу.
– Похоже один только мой вид способен испортить тебе настроение, кузина? За что такая немилость? Чем я тебя обидел?
– Не воображай о себе много, мне нет до тебя дела. Дай пройти.
– Подожди убегать, – сжал он мою руку. – У меня интересное предложение.
– Интересное? Сомневаюсь.
– Устроим поединок со ставками?
– Что это такое?
– Если в спарринге выиграю я, ты меня поцелуешь. Если ты – я выполню любое твоё желание.
Я поморщилась:
– Действительно, ну очень интересно предложение. И совсем неожиданное.
Продолжая улыбаться, Эллоиссент вытащил рапиру, вставая в боевую позицию.
Я первой начала атаку.
Эллоиссент не слишком усердно прикрывался, разыгрывая галантность.
Подобно многим другим он меня недооценивал. К тому же он был пьян.
Серией молниеносных ударов мне удалось быстро загнать его в угол и выбить клинок из его не твердой кисти. Крестообразным движением, рассекая рапирой воздух, я двумя ударами превратила его рубашку в ровные белые ленточки. Ещё замах и грудь противника покрылась тонкими неглубокими царапинами, почти так, как я мечтала.
Короткой подсечкой сбив его с ног, я в следующий момент загнала клинок в пол, впритык к тому месту, от которого любой нормальный мужик, предпочитает держать лезвие подальше.
Обескураженные и разъярённый Эллоиссент волком глянул на меня исподлобья.
Опустившись на одно колено, склонившись к его лицу так, что нас разделяло всего несколько дюймов, я выдохнула ему в лицо:
– Чтобы реально оценить противника нужно иметь трезвую голову. Иначе всё, что ты сможешь делать в оставшиеся сотни лет твоей бесполезной жизни – это только целоваться.
* * *
Платье из бледного серебристо-зеленого шёлка, расшитого мельчайшими, стёртыми в блестящую пыль, драгоценными камнями, мерцающими в складках, будто роса на лепестках, стоило похвалы. Фасон его был предельно прост. Красота заключалась в переливах материи да россыпи драгоценностей. Но стоило облачиться в подобную простоту, как она превращала тебя в фею, явившуюся в мир прямиком из снов.
