Бессмысленно было даже пытаться противостоять ему. Я не льстила себя надеждой, что ко мне проявят снисходительность и станут терпеть моё своеволие. Не желая ему давать повода быть более жестоким, чем это было необходимо, я повиновалась. Спотыкаясь на затёкших ногах, направилась к выходу.
Раскалённый песок обжёг босые ступни. Пот, липкий и едкий, стекал по спине между лопаток.
Благо, идти пришлось недалеко.
Заколар подвёл меня к чему-то, отдалённо напоминающему рамку зеркала, только вместо стекла в нём мерцало что-то, похожее на подвижную ртуть.
«Портал», – догадалась я.
Жёсткие руки Заколара легли на плечи и подтолкнули меня вперёд. В уши ударила вязкая, словно ощутимая, тишина, полная неопределённости и страха.
Я попыталась вздохнуть поглубже и когда не получилась, запаниковала.
Потом возникло чувство, будто я вынырнула с глубины, жадно хватая ртом прохладный воздух.
Контраст между слепящим жаром пустыни и холодным полумраком, царящим в подвальном помещении без окон, был разителен. От резкого перехода с яркого света во тьму всё казалось размытым и нечётким.
Скользнув взглядом по низкому своду потолка и чёрным гладким стенам, я сделала вывод, что зацепиться ему тут совершенно не за что. Всё вокруг холодное, почти стерильное, если не считать саму меня.
Возникнув за спиной Заколар, крепко ухватив за руку, подтолкнул меня к выходу. И только с этой его подачи я вообще его заметила – дверь с зарешёченным, словно в камере, окошком.
Попав через неё в длинный коридор с голым каменным полом, я поняла, что применительно к ситуации «словно» здесь совершенно лишнее. Мы действительно находились в темнице.
Ступать по настывшим камням было мучительно, они обжигали ступни холодом не меньше, чем песок – жаром.
Комната, в которую впихнул меня Заколар, походила на ту, что мы покинули минутой назад словно сестра-близнец. Отличие заключалось лишь в наличии крытого одеялом пучка соломы, небрежно брошенного в угол.
Судя по всему, мне это в ближайшее время должно было послужить и креслом, и ложем.
Тело, последние дни просто изнемогающее от жара, теперь страдало от холода. Я испытывала мучительный озноб, который в будущем непременно должен был напомнить о себе простудой.
Сорвав одеяло с соломы, я завернулась в него, точно в кокон, пытаясь хоть как-то согреться. Теплее не стало, зато в носу остался стойкий запах мокриц и плесени. Заколар мог бы расщедриться на что-нибудь более стоящее. Ко всем своим прочим достоинствам он ещё и ужасный жмот.
Я собрала всю свою волю, чтобы не впасть в отчаяние.
Было отчего. Меня заперли, лишили магии. Ни оружия, ни друзей. Ждать помощи неоткуда.
В носу и в горле мучительно защипало – не от слёз, а от приближающейся простуды. По крайней мере именно так я решила воспринимать данное обстоятельство.
Не знаю, сколько времени я пробыла в камере, то проваливаясь в полудрёму, то меряя шагами комнату, до того, как моё внимание привлекли приближающиеся голоса.
С каждой секундой они звучали всё громче и громче.
Вскоре слух без труда различал слова:
– Ты единственный, к кому я могу обратиться. Единственный, кому могу доверять, – говорил Заколар.
– Я уже сказал: поступай, как знаешь. Я не стану мешать. Но и помощи от меня не жди.
Второй голос тоже был мне хорошо знаком. Глубокий и мягкий, точно соболиный мех, он затягивал как зыбучие пески. Если бы мифические Сирены были бы мужчинами, они разговаривал бы именно такими голосами.
Миарон?
Быть не может!
– Так она действительно там? Героиня твоих кошмаров? – голос, наполненный насмешливой снисходительностью так и сочился сарказмом.
Спустя несколько ударов моего обомлевшего сердца петли на дверях пронзительно скрипнули.
Отскочив к противоположной стене, я вжалась в неё, опуская голову.
Волосы – хрупкая, ненадёжная преграда, за ней не отгородиться от таких пронырливых врагов, как Миарон и Заколар. Но ничего лучшего у меня в запасе не было.
Оба моих непримиримых врага в одном союзе? За что, Двуликие?! За что такие испытания?
Я не хотела видеть Миарона.
Половину жизни согласилась бы отдать лишь за то, чтобы мы не встречались с ним. Как вынести блеск торжества в его глазах? Какое унижение явиться перед ним жалкой, пойманной в ловушку, точно зверь, затравленной и грязной, как свинья.
– Подними, голову, девочка, – приказал Миарон, приблизившись.
Голос его был тягучим, как смола, угодив в которую на волю уже не выбраться.
– Я хочу видеть твоё лицо, – добавил он.
Как унизительно не иметь возможности сопротивляться!
«Ненавижу тебя», – подумала я перед тем, как выполнить его требование.
Ухмылка, играющая на кроваво-алых губах Миарона, увяла.
Лицо его исказила гримаса дикого гнева.
Ухватив за ошейник, он рывком подтащил меня к себе, так, что наши лица почти соприкоснулись. Там, где его горячие пальцы коснулись кожи, натягивая ошейник, меня обожгло, как калёным железом.
– Полегче, прошу тебя! – схватил его за руку Заколар. – Ты же её задушишь! А сейчас не место и не время!
– Задушу? – Моргнул оборотень, словно приходя в себя и его зрачки из ниточки-лезвия снова стали обыкновенными, человеческими. – Ну что ты? Не здесь и не сейчас, как ты совершенно правильно заметил.
Миарон разжал пальцы и рассмеялся, тихо и зло, когда я рухнула на пол, падая на колени у его ног.
Не поднимая голову, я упрямо смотрела вниз. Ему на сапоги.
Видеть сапоги, оказывается, бывает гораздо приятнее, чем лица.
– Так это и есть твоя страшная-престрашная демоница, Зак? – продолжал насмехаться Миарон. – Слушая о грядущих ужасах я ожидал увидеть, как минимум, нечто более внушительное, чем тощая, забитая жизнью пигалица.
Как я ненавидела его в этот момент!
Ненавидела его голос – надменный, высокомерный, презрительный. Ненавидела его губы, руки, глаза! Даже волосы!
Если бы в прошлый раз я не была такой тряпкой и всё-таки его убила, он бы не красовался сейчас тут передо мной. Не было бы ни идеальных сапог, ни хрустяще– свежей, белоснежной рубашки. Весь такой лощенный, благополучный, сытый и самоуверенный он бросал мне вызов своим одним своим существованием!
– Осторожней, – предупредил Заколар. – Вид у неё обманчив. Это ядовитая гадина совсем не та, за кого себя выдаёт.
– Неужели? – с издёвкой протянул Миарон.
Присев на корточки, он с брезгливым выражением на лице коснулся спутанного, запылённого колтуна, в который превратились мои волосы.
– Умоляю тебя, Зак, не смеши меня! Эта маленькая замухрышка представляет опасность разве что в твоём воображении?
В голосе Миарона, как всегда ласковом и ехидном, звучал затаенный яд.
– Смейся, если хочешь, но сделай то, что должен. Ты поклялся помочь, – холодно блеснув серыми глазами, процедил Заколар.
– Поклялся? Правда? Ну, что ж? – деланно вздохнул Миарон, картинно пожимая плечами. – Лично я не верю, что эта миниатюрная особа и есть тот самый, преследующий тебя в кошмарах, демон. Но, если, прикончив её ты сможешь, наконец, спокойно спать, я согласен постоять в стороне. Жизнь этой девочки для меня ничтожна по сравнению с тем, что связывает нас с тобой, Зак.
Снюхались, значит? Вот так?
Да я ничего другого, откровенного говоря, от этих уродов и не ожидала.
Но почему же так мучительно саднит сердце? И простуда в горле обостряется?
«Я найду тебя, – снова услышала я сказанные оборотнем полтора года назад слова. – Я превращу твою жизнь в разбитые осколки. На каждом из них будет кровоточить кусок твоей души».
Подумать только, ведь когда-то я видела в нём своего спасителя? Отца? Возлюбленного? Учителя? Бездушная двуликая тварь – вот что он такое.
Если когда-нибудь у меня снова появится пусть самая маленькая возможность дотянуться до его горла – клянусь! – на этот раз я не дам слабину.
Я бы не хотела, чтобы Миарон умер.
Я бы хотела, чтобы он умирал. Долго. Мучительно. Корчась от невыносимой боли.
