Ком 8 (СИ) - Войлошникова Ольга

— Поняла, выполняю! — и исчезла. И голову, что характерно, не бросила.

Я развернулся и потрусил на выход. Мне сейчас нужно было хотя бы на крышу вылезти. Там или десантный модуль или кто из лис подберёт. Устал. Просто песец северный как. Но спокойно мне уйти не дали. Я еще трижды нарывался на каких-то солдат. Последние были даже винтовками аглицкими вооружены. Но когда на тебя из-за поворота вываливается огромный окровавленный медведь… Тут же оторопь — самое обычное дело. А потом-то и поздно уже.

Выбрался на крышу через один из проломов. Над нами висел «Дельфин», выглядящий как огромный сияющий дракон. Из всех окон гондолы к земле лились нескончаемые огненные ленты пулемётных очередей. А крупнокалиберный вообще выглядел огнедышащей пастью.

Я увидел уплывающую вверх площадку десантного модуля. Забирают казачков, слава те, Господи! А потом дирижабль мигнул и пропал. Видимо кто-то из лис вернулся на борт и обновил заклинание. Но ленты огня, тянущиеся вниз, никуда не делись, так что в принципе понять, где «Дельфин», было несложно. Сложнее было выскочить на открытое место и как-то попытаться под таким огнём что-нибудь сделать ему. А потом меня потащило вверх.

Наверное, меня несла какая-то из лисичек. Я скинул облик, а вот щиты напротив надел посильнее. Видимо это меня и спасло. Потому что в нас врезалось что-то огненное, и я обнаружил что лечу. Только не вверх, а вниз.

22. ПОТРЯСЕНИЯ

ИЗ ПОСЛЕДНИХ ЗВЕРИНЫХ СИЛ

Я полетел вниз.

И ка-ак грохнулся о каменный парапет крыши. Поначалу-то боли не заметил, вскочил… прямо напротив строя из четырех индусов. И в руках у них были уже не сабли, а вполне тебе винтовки. Грянул залп, и меня словно кувалдой долбануло в живот. И в голову. Я ещё успел бросить вперёд, на все оставшиеся силы, ледяные копья, а потом упал.

Сколько я так пролежал — не знаю. Мне показалось не меньше часа. А на самом-то деле — может, минуты две. Очнулся человеком. Пополз вперёд. Думаю, хоть винтовку подберу. Почему-то мне казалось важным подобрать эту винтовку. Отстреливаться собирался? Потом почти потеряв силы, перевернулся на спину, стёр, а вернее, размазал кровь, что заливала мне правый глаз. Отцепил от ремня гранаты, одну метнул туда, откуда ещё звучали выстрелы, а вторую прижал к груди. Может, ещё заберу кого с собой?

Соображал я тогда, конечно, плохо. Как в красном тумане всё. И где-то на окраине сознания ревел Зверь, требуя права управлять телом.

ДАВАЙ!!!

И меня словно подкинуло в воздух. Приземлились уже на четыре лапы. А впереди были вкусные! Прыжок. Н-на! Н-на! По шкуре бессмысленно скользят выстрелы, походя откусываем полтела какому-то индусу в богатом тюрбане.

Не вкусно!

Пьфу!

Прыгаем вперёд, прямо на строй солдат, которые пытаются стрелять в меня, колют смешными штыками. Вертимся, вырывая в строе индусов огромные проплешины. И если раньше я был в крови почти весь, то теперь — точно. Весь целиком. И в крови, и в кишках, и в прочих неприятных субстанциях. И всё это кровавое великолепие проплывало мимо моего сознания как-то боком, в дымке. Словно не я это, а какое-то кровавое языческое божество из снежной тундры, невесть как попавшее в жаркую Индию.

Копьё льда сносит очередную дверь, рык, но в коридоре никого.

Спрятались? Правильно! Бойтесь!

Прыжок вниз с галереи.

А тут у нас что? Смешные пушки? Пушки-пушечки. Что ж вы вверх-то смотрите? Я же тут! Н-на! Н-на! Как смешно они летают!

Во двор выбегает небольшой шагоход.

И ты тоже полетай. Не хочешь?

Голубые когти вскрывают кабину и перекусываем истошно орущему пилоту голову.

Невкусно!

Ага!

Прыжок с заваливающегося шагохода и… чуть не прибили лису.

— Не лезь!

— Илья, эвакуация! Домой! Домой! Оставь их!

— Вкусных оставить? Тебе-е⁈ Это моя добыча! — Из пролома в стене выпрыгивает огромный тигр-оборотень… просто затем, чтоб повиснуть на синих когтях правой лапы. Кривые когти бесполезно скребут по белой окровавленной шерсти.

— Моя добыча! — рычу в ошалевшие глаза кошака и рывком отправляю его в полёт, обратно в пролом.

Потом съем!

Невкусно!

Да знаю я!

— Илья, домой! Серафима, Аркаша, Ваня, Маша! Домой!

— Сима, Арик, Ваня, Маша? — я словно спрашиваю себя: — Домой?

— Домой! — уговаривают взволнованные голоса.

— Хорошо. Едем домой! Устал я, силов никаких нет.

Меня подхватило с трех сторон и потащило вверх.

Чего-то мне не хорошо…

Свистящие воздушные потоки сменились ощущением замкнутого пространства. Много запахов. Железо. Люди. Кровь. Смерть.

— Коршун!!! — заорало несколько голосов.

— Пропустите его светлость! — одновременно с ними звенящий голос старшей лисы. И испуганный, срывающийся — Хотару:

— Мама, не может быть!.. Мама! Почему он мерцает⁈ Он умрёт⁈

Шум, крики, толкотня. И растерянный голос доктора:

— Боже, какой тяжёлый пациент… А я почти пустой!

Вот так, братец, – усмехается мой внутренний медведь. — Что ж, по крайней мере, напоследок мы задали им знатную трёпку…

Я хочу спросить: а как же Серафима? А дети? Я просто оставлю их? Не может быть, у меня ведь всегда получалось!..

Зверь пожимает плечами, разводя в стороны огромные лапы. Теперь я тоже вижу, что он мерцает. Скоро он истает совсем, а за ним уйду и я. Оборотни всегда умирают так.

— Дядя Илья Алексеевич!!! — отчаянно кричит Хотару. — Не умирай!!!

Рядом рыдает Сэнго.

— Мы можем помочь? — спрашивают растерянные голоса. — А нельзя перелить кровь?

— Даже если бы у меня было оборудование, — подавленно отвечает доктор, — никакое переливание тут не поможет.

— Поможет! — рычит Айко. — Я знаю, какое поможет! Мой отец поверил мне! Герцог Коршун не умрёт, пока я жива! Ты будешь целить! — должно быть, она сейчас тыкает доктора в грудь: — Мы будем целить вместе!

— Но я вижу, у тебя тоже почти не осталось сил! Ты вычерпала даже свою жемчужину*! — кричит он в ответ. — Ты не сможешь вылечить даже насморк!

*Жемчужная сфера или звёздный шар — магический запас энергии, которую лисы берегут на крайний случай.

— У меня есть мои хвосты!!! — голос Айко страшен. — Если нужно, я отдам их все и стану простой смертной женщиной, но он будет жить.

Маленькие лисы перестали плакать.

— И я, — дрожащим голосом говорит Хотару. — Я тоже отдам свои хвосты.

— Что нужно делать? — спрашивает Сэнго.

— Дайте мне руки, девочки, — Айко холодна и решительна. — Закройте глаза. Сосредоточьтесь. Доктор, принимай!

И они закричали. Тонко, пронзительно. Так, верно, звучит настоящая боль. А доктор охнул и согнулся в три погибели. Теперь я тоже видел его — его прозрачная, мерцающая фигура переливалась, словно бутылка зелёного стекла, в которую залили пульсирующий свет.

— Исцеляй! — прохрипела Айко сквозь стиснутые зубы.

И в меня хлынула жизнь!

Я смотрел на суетящуюся фигурку доктора и понимал, что в этот раз смерть прошла так близко, что шерсть на загривке от её дыхания поднялась.

Хотел сказать: «Хватит, теперь сразу не помру, дотерплю до Бидара», — но язык отказывался ворочаться во рту. Или это всё из-за того, что я пока не пришёл в себя, и всё происходящее — тот самый тонкий план, о котором иногда толкуют?

Во всяком случае мой Зверь выглядел куда как лучше, перестал мерцать и произносить трагические прощальные речи. По правде говоря, сейчас вообще никто не говорил. Доктор перестал суетиться, замер, поднявши руки, и сиял сейчас совершенно нестерпимо.

Лисий плач превратился в высокий-высокий хрустальный звон, словно хор тысяч невесомых колокольчиков. Они стояли сразу за доктором, и от них бил белый энергетический луч. Нет, не стояли! Висели в воздухе. Меня пугало, что все три превращаются в пустые контуры лисиц, чуть подсвеченные синим. Почему-то я видел их на фоне огромного, бесконечно-чёрного неба, усыпанного мириадами звёзд — словно сама вселенная явилась посмотреть на их жертву.