С Ефимом, после того как он съехал от нас, мы общались только во время практических работ, да и то, по мере необходимости, а так он держался в отдалении, а мы только приветствовали такое поведение. Он и практику проходил совершенно в другом военно-полевом лагере, и что там с ним происходило, мы не знали.
— Чем занимаетесь?
— Профессора ждём, — отозвался я.
— Это какого?
— А тебе какого рожна надобно про то знать? — вспылил Пётр, что относился к Ефиму более негативно, чем я.
— Для поддержания разговора, — не смутился Ефим, — я вот увидел тебя, Пётр, и сразу обрадовался, ты свой, в отличие от других. Насмотрелся я уже на всяких анархистов и убийц, слышали, замдекана электротехнического факультета Фармазон предводителем наших студенческих анархистов оказался?
Услышав про Фармазона, мы невольно переглянулись с Петром, а Ефим продолжал.
— Он организовал среди них сообщество и пропагандировал идеи распада и уничтожения Склавской империи. А ещё рассказывал, как притесняют иудеев в нашей стране, и как бы он хотел дать им свободу и власть.
— Насчёт свободы не знаю, а вот власти им точно хочется, — хмуро отреагировал на удивившую нас информацию Пётр, а я не нашёлся, что сказать.
Фармазона, за то, что он клеветал против меня на давешнем собрании, я, мягко говоря, не любил, но и подобного никак от него ожидать не мог. Не иначе, доктор Фармазон всё поставил на кон в надежде выиграть, и может он даже не проиграет, ведь игра ещё продолжается…
— Откуда ты узнал, и где он сейчас?
— Откуда? Не только вы одни совершаете геройские подвиги, я тоже кое-что умею и делаю. Узнал от знающих людей, а где он? В академии его точно нет, сбежал, где-то в городе, если анархисты победят, то спустит он потом с нас, и в первую очередь с тебя, Фёдор, три шкуры, если ты вообще в живых останешься, а проиграют, то такие люди, как он, сбегут к суоми. За ними не заржавеет, хитрые и склизкие они, других бросят, а себя спасать станут в первую очередь, как запахнет проигрышем.
На подобную тираду трудно было что-то возразить, я и не возражал.
— Понятно, спасибо тебе, Ефим, за интересные сведения, а есть ещё что рассказать, мы вот только что узнали от профессора Беллинсгаузена, что одним из напавших на академию анархистов оказался Кавабидзе, а потом я догадался, что двумя другими, что сбежали от нас, являлись Блазовский и Седерблом.
— Вот оно как… — протянул Ефим, и глаза его сверкнули затаённым интересом, — отличная новость, и тебе спасибо. Буду знать.
— Мы как раз профессора Беллинсгаузена ждём, — счёл я нужным всё-таки ответить на вопрос Ефима.
— Ага, я понял.
— А ты что тут делаешь и как помог академии? — по-прежнему хмуро спросил Ефима Пётр.
— А я много чем помогаю, — и Ефим неуловимым движением вынул из-за пояса короткорылый револьвер, — обращайтесь, если что, я вас по всем злачным местам Павлограда проведу, все подворотни знаю, все пути тайные и подходы, а кто препятствует мне, того и кипяточком приголублю, если что. Ладно, бывайте, у меня дел ещё полно, — и он, спрятав револьвер, быстрым шагом пошёл от нас прочь, оставив с удивленно открытыми ртами.
Мы переглянулись с Петром, после разговора с Ефимом у нас осталось больше вопросов, чем ответов, однако не успели мы мысленно переварить впечатление от этой встречи, как вернулся профессор и тут же потащил нас за собой. Однако повёл она нас не в хорошо мне известную лабораторию, а в ту, где мы ни разу не были, и двери в которую никогда не открывались. По крайней мере, такого я никогда не видел.
— Ну-с, молодые люди, давайте вас проверим и заодно отвлечёмся от событий тяжких. Меня в первую очередь интересует барон Дегтярёв, но начнём сначала мы с вас, барон фон Биттенбиндер.
Я пожал плечами, а Пётр встал на тренажёры и приступил к отработке различных заданий, что давал ему профессор. Дар Петра полностью прикладной и особого мастерства в нём не требовалось, да и применение его являлось однозначным, так что, за полчаса профессор узнал о нём всё, что хотел и, дав пару советов и методик для изучения, отпустил отдыхать, переключившись тут же на меня.
— Ну-с, а теперь самое интересное. Рассказывайте, молодой человек, каких успехов достигли, чем занимались, как использовали свой дар.
— Рассказывать мне можно много, профессор, но в основном приходилось с его помощью защищаться или воспроизводить двойников своих.
— А вот это уже интересно, прошу вас к станку, воон к тому, и покажите на нём все ваши умения.
Пожав плечами, я отправился к ранее незнакомому мне оборудованию и честно отработал на нём десять минут.
— Так-так, прекрасно! А теперь прошу вас перейти вон туда.
Я перешёл на новый аппарат, и долгое время отрабатывал уже на нём все полученные задания от профессора. На следующем тренажёре я отзанимался уже пятнадцать минут, после чего мы втроём попили очень сладкий кофе, приготовленный профессором, и я отправился к очередному оборудованию, с новыми задачами.
— Так вы, юноша, говорите, что умеете создавать своего двойника?
— Да.
— Тогда, прошу вас, сюда, за ширму, за ней у нас тянется большой подвал, там удобно будет создать вашего двойника, пусть побегает по пустому полигону, а мы попытаемся его подстрелить из всех доступных нам средств. Как вам, согласны?
— Конечно, согласен. А из чего вы по нему стрелять собираетесь?
— А у нас есть электрические разрядники, вот они стоят. А вот экраны, через которые мы его станем отслеживать, так что, не волнуйтесь, этот полигон специально создан для людей с боевым даром и защитой, там и вас проверим, как ваш щит держится и за счёт чего. Мне вообще поручено помочь вам его значительно усилить и выдать рекомендации по его улучшению, так что, не думайте, что я альтруист, вовсе нет. Я человек долга, а в данной ситуации долг соединился с благоприятным к вам отношением, плюс личная заинтересованность в вашем успехе, так что, старайтесь, а я вам помогу.
Кивнув, я прошел за ширму, где внезапно открылось длинное и широкое помещение. Сосредоточившись, я вызвал к жизни своего двойника, только одетого по-другому, и пустил его бежать в конец подвала.
Некоторое время ничего не происходило, пока не начали работать разрядники. Первый же импульс почти достал моего двойника, но я успел его отвести в сторону, вовремя заметив разряд, и тут полыхнул второй разрядник. Руководимый мною двойник заметался по помещению, больше похожему на тир, чем на полигон, пытаясь укрыться от электрических импульсов, что юркими молниями пронзали пространство бункера.
Совсем недалеко от меня профессор и помогавший ему Пётр расстреливали моего двойника, что мне не сильно понравилось, всё же, мы с ним друзья, да и профессор мне не враг, а тут такое дело, сегодня в меня стреляют понарошку, а завтра могут и всерьёз. Однако возражать я не стал, а сосредоточился на том, чтобы не дать им попасть в движущуюся мишень.
Наэлектризованный воздух резко запах озоном, даже мои волосы от переизбытка электричества в замкнутом пространстве встали дыбом, и тут я подумал: а смогу ли я прикрыть щитом своего двойника, так как я уже устал постоянно уворачиваться им от прилетающих разрядов. Я внезапно остановил его и поднял щит, и сразу же два разряда ударили прямо в него.
Щит замерцал, подёрнулся разноцветными всполохами, отразил часть энергии в воздух, отчего тот заискрился мелкими разрядами, и внезапно лопнул, да так, что я невольно дёрнулся вслед за ним, и чуть было не упал. Мой двойник, не получая от меня энергию, тут же исчез, бесследно растворившись в пространстве. А мои силы оказались полностью исчерпаны, и сразу же во мне проснулся зверский голод. Отдёрнув ширму, я вернулся к профессору.
— Поразительно, просто поразительно! — оторвался профессор от довольно интересного агрегата, имевшего вытянутый тупой конус, густо опутанный толстенными медными жилами. — Вы сделали колоссальные успехи в управлении своим даром, Фёдор. Просто поразительные! А делать двойника сами придумали или кто подсказал?
