Я буквально слышу, как она вновь нараспев читает его.
«Надежда» — чудо с перьями,
Сокрытое в душе.
Её мелодия без слов
Во мне давно уже.
Особо сладостно она
Звучит во время шквала;
И в бурю трель была слышна,
И в холод согревала.
Со мной, куда бы ни пошла,
И как бы жизнь ни била…
При том ни разу у меня
И крошки не просила[2].
Мой мозг хватается за это воспоминание, как утопающий за соломинку. Картинка стоит перед глазами так ярко, словно всё случилось лишь вчера.
Мелодия надежды не стихает даже в самые тёмные времена.
Я видел её в глазах Аланы, отдавшей свою жизнь, чтобы спасти Хва-ён и Шелли. Я слышал её в голосе Горгоны, мечтавшей увидеть свою семью хотя бы на том свете. Я чувствовал её в прикосновении Драганы, вставшей ради меня на пути той, кто притеснял её всю жизнь.
Чем больше я думаю об этом, тем сильнее чувствую, что Накомис всё ещё здесь. Со мной. Даже сейчас.
Спустя месяцы после своей гибели она продолжает поддерживать меня. Показывает, что друзья не исчезают бесследно.
Они остаются в сердце, давая силы двигаться вперёд.
— Забавно получается, а? — хрипло усмехаюсь я, сплёвывая кровавую слюну. — Сейчас ты толкуешь о законах природы и том, что бесполезно ссать против ветра. А ведь когда-то сам выступал против кселари… Он знает об этом? Впрочем плевать. Я вот думаю совсем о другом.
Танцор вскидывает бровь, явно не понимая, к чему я клоню. Усилием воли разгибаю спину и расправляю плечи.
— Помнишь, как тогда ты говорил, что ветра перемен дуют нам в спину? — криво ухмыляюсь я, игнорируя утихающую боль в груди.
Танцор медлит пару секунд, но затем кивает.
— Помню, юный Егерь. Неужели в этот момент ты уловил мудрость в моих словах?
— Не совсем, — усмехаюсь я. — Просто подумал, что это чертовски меткая метафора. Ведь знаешь, что ещё умеет летать, подхваченное ветром перемен?
Мой взгляд находит глаза товарищей. Каждый замирает, всматриваясь в меня с немым вопросом. Но в каждом взоре я вижу тусклую искру. Готовую разгореться в любой момент.
— Надежда, — тихо произношу я, и не узнаю собственный голос — столько в нём непоколебимой веры. — Грёбаная надежда продолжает парить, даже когда весь мир катится в бездну.
Я смотрю в глаза своих израненных бойцов. Каждого по очереди.
— Она поёт без слов в самый тёмный час, напоминая, за что мы сражаемся. Не ради денег, власти или славы, а ради чего-то большего. Ради тех, кого мы любим. Ради дома, который должны защитить.
Медленно, даже торжественно, я вскидываю револьвер, направляя его на Танцора, и повторяю слова когда-то сказанные мной для всех жителей Земли:
— Рано или поздно смерть придёт за каждым из нас, но что может быть достойней, чем пасть в бою со страшным врагом за своих любимых, за пепел своих предков и храмы своих богов?
Пламя струится по телу Гидеона оранжево-алым плащом. Катана Тая устремлена точно в грудь Сильфиру. Девора переступает на массивных ногах своего меха.
— Даже если земля уйдёт из-под ног. Даже если небо рухнет на голову. Надежда будет петь. И мы будем сражаться под её мелодию! Сражаться, пока бьются наши сердца!
Мой голос набирает силу с каждым словом. И вместе с ним крепнет решимость в глазах моих товарищей.
— Так давайте покажем им, — мой голос гремит под сводами зала, — что значит драться, как Десперадос! Мы умрём сегодня или победим, но, клянусь, эти выродки запомнят нас навечно!
Мой рык сливается с боевым кличем соратников. Даже Девора присоединяется, заставляя динамики своего меха рокотать.
Танцор хмурится и качает головой. Он разочарован в нашей глупости.
Плевать.
Они пришли посмотреть наш последний танец?
Отлично. Покажем им представление, которое не забудется до конца их долбанных жизней!
Я чувствую, как аркана наполняет моё тело. Усиливает все мышцы до единой. Глушит боль от многочисленных ран. Вновь прибывшие победители Полигонов выходят вперёд, занимая боевые стойки. Готовясь рвать и метать.
А мы…
Мы улыбаемся. Скалимся, как волки перед последним прыжком. Больше нет страха. Нет сомнений.
Есть лишь цель.
И те, кто встанет на пути к ней, окончат свой путь, смотря стекленеющими глазами в потолок!
Пространство между нами искрит от напряжения. Враги начинают движение, и мы устремляемся им на встречу.
Сейчас прольётся кровь.
И вдруг…
Время замирает.
Застывает.
Останавливается.
Фигуры кселари и моих бойцов замедляются, будто увязая в невидимом киселе.
Я пытаюсь пошевелиться, но тело отказывается слушаться. Всё вокруг погружается в густой переливающийся туман.
И из этой пелены мне навстречу шагает… ВечноЦвет.
Ультхак смотрит на меня с нечитаемым выражением лица, скрытого фарфоровой маской.
Она подходит ближе, и я ощущаю исходящую от неё силу. Древнюю, первобытную мощь, способную останавливать само мироздание.
Вр’кса роняет слова, эхом отдающиеся в застывшем безвременье:
— Что ж, кажется, я успела вовремя.
[1] Bella ciao — народная итальянская песня.
[2] «Эмили Дикинсон — Надежда…». Перевод — Денис Говзич.
Глава 29
Теодор «Ва-банк» Ковальски сидит на берегу небольшой речушки недалеко от фактории Вислина под Гданьском. Его поплавок лениво покачивается в проделанной лунке, но мужчина не обращает на это внимания. Его мысли блуждают далеко от этого безмятежного места.
С момента появления Сопряжения жизнь Теодора превратилась в бесконечный стресс и страх. Каждый день он просыпается с мыслью, что сегодня может стать его последним. Ва-банк до сих пор не понимает, как ему удалось выжить в первые дни этой безумной резни. Наверное, это просто чудо. Чудо, которое наградило его золотым классом Картоманта и возможностью управлять целой колодой смертоносных карт.
Теодор тяжело вздыхает и подтягивает к себе удочку. На крючке болтается небольшая плотва. Он осторожно снимает рыбу и бросает ее в ведро с уловом. Сегодня ему удалось поймать всего несколько рыбёшек, но это лучше, чем ничего. По крайней мере, он смог хоть ненадолго сбежать от тревожных мыслей и постоянного давления.
Внезапно перед глазами Теодора всплывает текст. Слова, написанные кроваво-красным шрифтом, обжигают сознание:
Сопряжение объявляет войну планете Земля и всем её обитателям! Отныне каждый человек подлежит немедленному уничтожению. Все участники Сопряжения обязаны убивать любого встреченного землянина под угрозой сурового наказания. За ликвидацию каждого человека полагается награда в размере 100 000 единиц арканы.
Теодор непонимающе хмурится. Какого хрена?..
Обеспокоенный он подхватывает свой улов и несётся обратно к городку, но уже через несколько минут слышит крики и взрывы со стороны фактории.
Сердце Картоманта сжимается от ужаса.
С вершины холма открывается вид на Вислину, объятую пламенем и хаосом. Теодор видит, как в ворота фактории врываются ксеносы — пришельцы, которые услышали призыв Сопряжения и решили исполнить его приговор.
Колени Теодора дрожат, он едва не падает на землю. Страх сковывает его тело, мешая дышать. Он не верит в свои силы. Какой из него защитник? Он всего лишь трус, который случайно получил опасную силу. Разве способен он противостоять армии жаждущих крови пришельцев? Он не похож на этого чокнутого Егеря или главу их клана Гарма. Что он вообще может?..
Теодор делает несколько неуверенных шагов назад, постепенно ускоряясь. Никто не узнает, если он сейчас сбежит. Он может скрыться в лесах, переждать бойню. Картомант всё равно ничего не может сделать для этих незнакомых людей в фактории. В конце концов, они для него никто. Уж точно не семья и не друзья. Всего лишь случайные попутчики в безумном хаосе Сопряжения.
