Да и в первый раз он меня поймал лишь потому, что я от разговора с крестницей разомлела.
Одним словом, показала я этому подвальному заморышу нос (хотя его-то носяре мог и сам Карлик-Нос позавидовать) да была такова.
Брр! То ещё воспоминание!
— Вот, господин мяв-кун, такая жизнь у феи-крёстной, — говорю я. — Раньше с глупыми девчонками возилась, у которых вся фантазия сводилась к голубому платью и хрустальным туфелькам. А теперь мне настоящий квест подсунули — женить Чариуса Хмуруса, ректора Академии Тёмного колдовства.
Мяв-кун сгибается пополам и неприлично ржёт, молотя лапой воздух и помурлыкивая.
— Ох и повеселили вы меня, мявдам! Прямо умурчаться можно!
— Да. Только, увы, я совсем не шучу, господин мяв-кун.
Он вытаращивает круглые радужные с вертикальными зрачками глаза.
— И кому же в голову такая, мяврацкая идея взбрела, мяв?
— Кому же ещё! — восклицаю злобно и упираю руки в бока. — Конечно же, умникам из Отдела по контролю за магическим балансом, чтоб их единорог забодал! Мол, ректор магоакадемии непременно должен быть женат, а то непорядок.
— Ууу! — протягивает мяв-кун, скорее на собачий, чем на кошачий манер. — И что же делать будете, мяв?
— Как что? — вздыхаю, — Женить!
Внезапно мяв-кун расплывается в довольной улыбке, демонстрируя весьма-таки острые и опасные зубки, и говорит:
— А возьмите мявня, мяв, с собой? Я никак не могу пропустить подобное зрелище!
— Я только рада спутнику, господин мяв-кун, а особенно такому галантному и пушистому кавалеру, как вы.
Мяв-кун опускает глазки, скребёт задней лапкой воздух — стесняется.
— Только вот как нам через Злобнолес пролететь? — озвучиваю главную проблему, и по хитрой малиново-полосатой физиономии мяв-куна понимаю: знает.
Свой окрас мяв-куны могут менять по желанию. Хоть фиолетовыми быть. Поэтому в некоторых классификациях их называют «радужные». Сами мяв-куны на такую характеристику обижаются. И чаще предпочитают вырвиглазно-малиновую с фиолетовыми полосами шерсть.
— Это не проблема, — машет мяв-кун лапой, подтверждая мою догадку, — проведу. Уж я-то все облётные пути давно разнюхал, мяв.
Змей на хвосте шипит — соглашается, видимо.
— Ведите тогда.
— Хмаврашо, — мурлычет он. — Но, ради вашей красоты, давайте перейдём на «ты», — и, не дождавшись моего согласия, переходит сам: — И ты перестаешь называть меня «господин мяв-кун». Я ещё не совсем старый для такого официоза, мяв.
— Уговорил, — тереблю его за ухом, он блаженно зажмуривается и начинает громко урчать. — Как же мне тебя называть?
Он вновь раскланивается, прямо как заправский Кот-В-Сапогах, и произносит важно:
— Мурчелло Мявкало Тринадцатый.
— Мурчелло, значит, — повторяю я, пробуя на вкус мурчащее имя. В жизни не слышала ничего столь нелепого и — одновременно — невероятно милого.
— А какое имя носит прекрасная дамява?
Ух ты, озадачил!
Сто пятьдесят лет живу, а никто ни разу по имени-то и не назвал. Всё фея-крёстная да фея-крёстная. Мысленно кривлюсь, вспоминая своих многочисленных крестниц с их балами. Чтоб им в тыквах всю жизнь ездить! Эгоистки гадские, даже имени мне не дали!
Пожимаю плечами и констатирую грустно:
— Прости, Мурчелло, но у меня нет имени.
— Как мявк! — возмущается он. — Такой красавице, как ты, обязательно нужно мур-имя!
— Что же будем делать? — развожу я руками. С тоской смотрю, как луна скрывается за вуалью туч, и Злобнолес от этого начинает выглядеть ещё более пугающе. Кажется, там что-то воет и сверкает глазами!
Ну и местечко! Пробирает до самых крылышек!
— Никуда не полетим, пока не дадим тебя имя, мяв.
Упрямый мне спутник попался.
— Хорошо, — соглашаюсь, — только давай спустимся, а то крылья устали.
Мы приземляемся на полянке, где жмётся к Злобнолесу пряничный домик. Нет, туда мы не пойдём. Его хозяйку я пока не готова видеть. Но тут, у пруда, совсем неплохая скамеечка. Опускаюсь на неё, прикрываю глаза, расслабляю крылышки, вытягиваю ноги.
В пруду — нимфеи. От них веет домом. Водные красавицы, как всегда, холодны и поют свои баллады Луне. Вряд ли они меня заметят, но всё равно машу им рукой. Голоса лилий журчливы и серебристы.
— Предлагай варианты имён, — говорю мяв-куну.
Но Мурчелло мотает головой:
— Так не пойдёт, мяв.
— Почему? — приоткрываю глаз и смотрю на него. Сейчас он ехиден и пепельно-голубой.
— Потому что сначала ты должна выбрать букву, мяв. Как же мы найдём тебе имяууу без буквы.
— Эх, — отзываюсь я, открываю глаза совсем и принимаю менее расслабленную позу, — ну задачки у тебя, Мурчелло. Букву, значит?
— Да-с, мяв. Литеру.
— Так, что там у нас. На «м» Моргана, Маб и даже Мерлин! Ну надо же, я только сейчас поняла, что у них там МММ! — хохочу, похлопывая мяв-куна по спине, за что он начинает на меня шипеть змеехвостом. — Значит, «м» занята. Так на «н» — Нимвей, на «к» — крёстная, на «ф» — фея, на «з» — Золушка, на «п» — Прекрасный Принц… Слушай, Мурчелло, тут и букв-то свободных не осталось!
— Попробуй, мур-гласные. Допустим, «а».
— О!
— Ты хочешь имя на «о»?
— Нет, о — «а»!
— Многозначительно, мяв.
— А то!
— Может, лучше Ата? Вроде женственнее?
— Да нет, «а то» — это не имя, это возглас такой!
— Ты меня совсемяв запутала!
— Извини, Мурчелло, это всё женская логика, — и хлопаю ресницами. Как мои крестницы. У них всегда очаровательно выходит. Милее — только глаза грустного котика.
— Так мы ищем имя на «а»? — снисходит он.
— Ага.
— Тебе совсем не идёт это имя.
— Ну и слава волшебным силам!
— Женщина! — восклицает мяв-кун, и змеехвост его встаёт в боевую позицию. — Ты будишь мою звериную сущность!
— Ничего, я ловко превращаю крыс в кучеров.
— Рррр! — злится Мурчелло, но поскольку в глубине души добряк, быстро оттаивает, выхватывает прямо из воздуха толстенную книгу с названием «Что в имени тебе моём?», натягивает на нос пенсне и с длинным:
— Мявк, — начинает что-то искать.
— Скажи мне, друг Мурчелло, откуда у тебя такая зацикленность на именах? Я вот сто пятьдесят лет без имени прожила и ничего.
— Понимаешь, — он закладывает лапу на нужной странице и смотрит на меня поверх немного печально, — когда мы ещё были в лабораториях, нас всех звали одинаково — «Базилио». Только номявра добавляли в конце. А когда мы вырвались на свободу, захотелось индивидуальности и разнообразия. Но всё равно, увы, повторяемся, ибо, как говорил мудрец: «Всё придумано до нас», мяв. — И снова возвращается к книге: — Так, что у нас тут на «а»? Августа, Аурелия, Аврора, Алевтина…
— Пока всё не то…
— Анна, Агнесса, Архелия, Астра…
— Всё не то, мне нужно имя нежное, но при этом звучное, красивое, но яркое.
— Мур-мяв, задача!
— А то!
— Ата?..
— Дальше…
— Анастасия, Амина, Алико…
— Нет-нет! Не то, не то и не то.
— Айсель…
— Стоп! Айсель, — пробую имя на вкус, ощущаю на языке. Оно искрится, журчит. — А ты знаешь, мне нравится. Есть в нём что-то такое — от фэйри.
— Мявк-мявк, посмотрим, что оно означает? О, «ай» — луна, «сель» — поток.
— То, что нужно! — радостно вскакиваю я и кричу в ночь: — Айсель, Айсель, Айсель…
И ночь светлеет.
— А теперь полетели, что ли?! — довольно ухмыляется Мурчелло.
— Полетели! — восклицаю я и ныряю за ним в серебристое зеркало портала.
Айсель!
Подумать только, сегодня я получила имя!
Глава 3, в которой я убедилась…
Выныриваем, однако, не в Академии. Её чёрные башни щербатыми ртами вгрызаются в сумрачное небо. Словно какое чудовище прилегло пастью вверх.
Здание Академии пристроилось на выступе Грозноскалы, которая возвышается сразу за Злобнолесом. Места тут голые, дикие, с покорёженными деревьями, редкими облезлыми кустарниками и вороньём.
