– Приятель у меня имеется. Одноклассник мой, со второго класса дружим. Ну чего так смотрите? Верно, ему тоже восьмой десяток. В молодости в городе мы жили, не в деревне. Маменька вывезла меня отсюда, как она говорила: «В лучшую жизнь». Только вот, видно, всё возвращается на круги своя, и последние двадцать лет я прожил в покосившейся от старости избе, тут рядом.
– И где же он? Прячется? – поинтересовался Борис Валентинович.
– Не живет он здесь, – ответил грустно старик. – Заходит время от времени навестить. Едой делится и вещей подкидывает всяких. Подкармливает, значит.
– А зимой? – покачал головой наставник. – Как же в холода? Ты здесь замерз бы.
– Это будет моя первая зима на кладбище, – еще больше загрустил дед. – И, видимо, последняя. До этого я с другом этим ходил, таскали разное от одной станции до другой. Челночили потихоньку. Весной я неудачно запнулся и подвернул ногу. Теперь ходить долго не могу, не говоря уж про то, чтобы таскать рюкзак. Вот такие вот пироги, сынок. Но это только половина беды…
Тимофей Игнатьевич вдруг замолчал и задумался. Напарники не стали давить на пожилого человека и ждали пока он сам созреет и расскажет.
– Пропал Олежка, – поднял голову хозяин кладбища и посмотрел на своих новых знакомых. – Уже три недели не объявлялся. Такого раньше не было. Раз в семь дней обязательно показывался. Я уже запасы все подъел, благо вода рядом. Если помер, то это ладно. Все мы там будем. Молодым сейчас тяжело выжить, куда уж нам, старикам. Один малой мне так и сказал год назад, мол, зачем на вас переводить остатки еды? Дескать, консервации в мире осталось мало и с каждым днем все меньше и меньше. Кормить стариков – это путь к самоуничтожению человечества. А вот они, то бишь молодежь, могут и должны размножаться и производить на свет новых людей.
– Тут есть вода? – перебил Борис.
– Ну да, если идти дальше в лес. Там ручей течет. Вода отличная на вкус, правда, меня с нее проносит, но приходится пить, когда выбора нет.
Дед встал, немного прошелся вокруг костра, чтобы размять ногу, и сел обратно возле собеседников.
– Может, ему помощь нужна? – продолжил вдруг дедушка. – Лежит где‑нибудь, пошевелиться не может, а я тут на кладбище загораю. Олег Иванович в Гыркино собирался, вы случайно не туда идете?
– Туда, – холодно ответил Борис.
– Может, поспрашиваете там местных? Наверняка его кто‑то видел и слышал, куда он пошел, жив, а то может все же беда случилась.
– Послушай, Тимофей, как тебя там, Игнатьевич, – всё тем же холодным тоном ответил Борис. – Я тебя обманывать не стану и лишних надежд давать тоже не буду. В Гыркино у нас важное дело, неизвестно, чем оно закончится и как повернется ситуация. Отрисовывать там с лишними расспросами нам нельзя. Да и три недели прошло, это очень много. Где он может лежать? Раненый? С инфарктом? С болезнью какой? Три недели? Шансов ноль. Скорей всего, он помер или обратился, но если что случайно услышим, то обещаю не пройти мимо.
– Я понимаю, – со щеки старика скатилась слеза и потерялась в густой седой бороде. – Спасибо за честность.
За разговорами друзья не заметили, как стало светать. Напарники собрали свои вещи и двинулись в сторону выхода из кладбища на дорогу. Внезапно Борис остановился, почесал затылок, достал из своего рюкзака две пачки вермишели быстрого приготовления и кинул деду.
– Растягивай как можно дольше.
***
– Что будем делать с детьми? – скрестив руки на груди, произнесла Мария. – Они тоже нажрались мертвечины.
– Макс же не от этого умер, – сам того не осознавая, Сашка принялся защищать ребят. – Паренек скончался, скорей всего, из‑за удара, сотрясение мозга, может, или еще чего. Видели, какая у него шишка вскочила? С кулак не меньше. Думаю, заразились они от съеденной зомбятины, но, видимо, это не критично для жизни. Или пока не критично.
– То есть, мы не знаем точно, могут ли они в любой момент обернуться, – жестко и четко проговорила Маша.
Девушка подошла к запертой двери кассовой комнаты и, убрав подпорку, приоткрыла. Дети забились в угол и тряслись от страха.
– Выходите и ничего не бойтесь, – скомандовала смотрительница убежища.
Детишки вышли и с поникшими головами встали в ряд перед столом.
– Ну что, дьяволята, с вами будем делать? – развела руками девушка. – Вы убивали людей и ели их.
Ребята дружно заплакали, и жуткий, режущий слух, рев раздался по всему залу ожидания. Через пару минут плач стих, и один из мальчиков тихонько сказал:
– Мы больше так не будем, честное слово. Это Макс нас заставлял. Мы все страшно его боялись. И мертвяков есть – тоже его идея.
– Всех тётенек убивал Максимка, у нас смелости не хватало, – поддержала друга маленькая девочка. – Он говорил, что мы умрем, если не будем есть.
Маша взялась руками за голову и позвала друзей в свою каморку. Ю уселась на лежанку, а близнецы, прикрыв плотно дверь, встали у входа.
– Они же просто дети, – прошептала смотрительница.
– Именно поэтому мы должны их отпустить, – также тихо ответил Сашка и повернул голову к брату. – А ты что молчишь? Может, скажешь свое мнение?
– Делайте, что хотите, мне до них дела нет, – хладнокровно ответил Пашка. – Всем помочь мы не сможем, да и смысла в этом нет. Вышвырнуть мелких на улицу, а там естественный отбор сделает свое дело. Повезет – выживут, не повезет – значит, судьба такая.
– В смысле «должны отпустить»? Я и не думала их убивать… Просто… Хотела…
– Что? Оставить здесь? – вскочила с лежанки Ю. – Они же могут обратиться в любой момент.
– Как и каждый из нас, – перебила подружку Маша. – Мы не ученые и не знаем, как именно передается вирус, через кровь при укусе или ране, или еще как. Почему ты не допускаешь вариант, что мы тоже все давно заражены. Скажем, в легкой форме.
– Вы еще их в лагере поселите, – засмеялся Сашка и, увидев реакцию девушек, немедленно ответил: – Вы что, нам с братом зла желаете? Мало того что едим из детских тарелок, так теперь еще и няньками нас хотите сделать? Нет уж… Неа…
В зале ожидания раздался шум, громкий крик и детский визг. Близнецы от неожиданности резко толкнули дверь, но та не поддалась. Затем вспомнили про железную задвижку и, немного с ней повозившись, снова навалились, чуть не сбив преграду с петель. Девушки выбежали следом.
По середине зала стоял большой Василий и держал за голову обратившуюся в зомби укушенную женщину. Мужчина свернул ей шею и теперь не знал, что с ней делать. Зомби‑женщина еще брыкалась, шевелила руками и ногами, при этом часто моргая глазами.
Маша велела вынести обратившуюся из убежища и прямо на перроне выстрелила бедняжке в лоб. Затем быстрым шагом зашла обратно, схватила со стола целлофановый пакет с сухими макаронами и сунула самому старшему мальчику в руки. После вывела детей наружу, громко и четко сказала мальцу, прежде чем захлопнуть перед ними дверь:
