— У меня ощущение, будто ты лукавишь, — хмуро произнес Марк Аврелий.
— Я⁈ Лукавлю⁈ О нет!
— Напомни, когда лукавящий человек признавался в этом?
— Подумай сам. Мы можем приучить людей к страху божьему. Представь. Поклялся центурион в верности тебе или твоему наследнику. А нарушить клятву боится. Ведь потом, после смерти, ему придется предстать перед богом и понести заслуженное наказание — следующие сто лет жрать говно в выгребной яме. Многие согласятся?
— Многие ли в это поверят?
— Доверься мне, — таинственно улыбнулась верховная жрица и обняла Императора.
Он же сомневался.
Ему все это сказанное не очень нравилось. Однако в этот момент, заглянув ей в глаза, Марк Аврелий почувствовал легкий шум в голове и слабость. Аж покачнулся.
— Что это было? — ахнув, спросил он, отстраняясь.
— Взгляд богини. Его трудно выдержать. — произнесла верховная жрица, осторожно захлопывая перстень с дурманящим порошком. — Все, что я сказала тебе — было сказано по воле ее.
— С каких пор Исиду волнует этот северный варвар?
— Он не варвар, — покачала головой жрица. — Он воплощение кого-то из древних.
— Ты не ответила.
— Мы знаем ее под разными именами. Он — тоже. Она супруга и верная спутница того бога, которому Берослав служит.
— Почему же он сам не послал весточку?
— Послал. Но ты их не слышал. Поэтому ЕЙ пришлось прислать змей и меня, ибо ОН разгневан. В бешенстве, насколько я могу судить. Не найдешь способа его умилостивить — Рим сгинет.
После чего верховная жрица Исиды страстно поцеловала Императора в губы и виляя бедрами, отправилась на выход. Остановившись лишь у гладиатора.
— Ах да… я обещала тебе быструю смерть…
— Да, госпожа.
— Скормите его свиньям. Живым, — приказала он преторианцам и пошла дальше.
Они скосились на Марка Аврелия в ожидании подтверждения ее слов. А он лишь пожал плечами и махнул рукой, отвернувшись к телу сына… жены. Крики же, полные отчаяния, еще несколько минут до него долетали…
Глава 4
171, червень (июнь), 30
Дни шли своим чередом.
Германцы демонстрировали свое присутствие, и время от времени, выстраиваясь на самом видном месте. А люди Берослава это все подчеркнуто игнорировали, занимаясь своими делами.
Инцидент на броде очень сильно укрепил их веру в князя.
Вон как удалось остановить целую толпу.
Даже не вспотели.
Тут залп.
Там.
И готово.
Берослав же, в отличие от своих подчиненных, не радовался этому затишью. Потому как не понимаю замысла.
Германцы чего-то ждут?
Чего? Здесь, в лагере, припасов было до осени, и они, весьма вероятно, об этом догадываются. Да и как не разглядеть эти склады с амфорами и дровами? А германцы земель не вспахали по весне, и им требовалось идти дальше — разоряя орды сарматов. Поэтому любое промедление действовало им во вред, особенно продолжительное.
Или нет?
Или он чего-то не знал?..
Самым уязвимым местом в текущей диспозиции являлся нижний брод. Тот, что располагался в районе еще не существующего Киева. Потому что стоял «открытый» и сил удерживать еще и его у Берослава не имелось.
Да, связь с сарматами он поддерживал. Вон –возле лагеря постоянно крутилось несколько десятков всадников для связи. Из числа общинников орды Гатаса. Они же вели постоянное наблюдение за тем бродом.
Более того — даже пытались проводить разведку на правом берегу. Но безуспешно. Конница германской знати достаточно оперативно реагировала и сбивали такие вылазки, не позволяя сарматам оценить масштаб сил и их расположение.
Или нет?
Берослав проверить слова сарматов не мог, равно как и доверять им вслепую. Держа в уме тот факт, что еще совсем недавно они являлись поработителями и очень болезненно реагировали на него и его людей. Так что, даже если Гатас с матерью и дружиной сохранял лояльность, то его орда могла чудить…
— Не нравится мне все это… — в бесчисленный раз произнес князь, рассматривая наброски карты ранним утром. Затемно. Что, впрочем, не мешало Берославу проводить совещание в своем шатре, после очередной ложной тревоги.
— Ситуация как ситуация, — пожал плечами Маркус. — Они испугались и медлят. Пытаются нас запугать. На Дунае они часто так делали в бытность мою опционом.
— Как давно мы получали весточку из Оливии?
Маркус нахмурился и скосился на Путяту.
— Прошло не так много времени, — ответил тот, вместо купца.
— Никак нет. Много. Очень много, — медленно произнес князь, рассматривая блокнот с заметками. — Мы договаривались на корабль или хотя бы лодку каждые пять дней. Чтобы на участки от Оливии до нас постоянно ходило туда-сюда несколько таких связных «посудин». Просто потому, что, если Оливия падет — нам отсюда нужно будет очень быстро уходить.
— А если падем мы?
— То я бы не стал рассчитывать на Оливию и ее стены. Ее обложат и возьмут. Город-то относительно небольшой, и укрепления у него устаревшие. Это вообще показатель — если крепость в состоянии взять кочевники, значит, она слабая либо у нее руководство не держало подходящих припасов. А Оливия… ее ведь уже брали кочевники и неоднократно. Так что… — развел князь руками. — Тем более что векселяция численно невелика и значимого сопротивления оказать не сможет.
— Ты слишком плохого мнения о городе, — нахмурился Маркус.
— Ты видел мои укрепления в Берграде?
— Разумеется. Но никто не делает так как ты.
— И кто запрещает так делать?
— Кхм… так ты думаешь, что Оливия не устоит?
— Если к ее стенам подойдет армии остгётов, визигётов и квадов… ей конец. Боюсь, что она будет держаться ровно то время, пока делают лестницы для штурма. Впрочем, даже одна такая армия может справиться.
— Рядом войска Боспорского царства.
— Караулят брод. Да, я знаю. Ты рассказывал. Это должно спасти ситуацию, так как германцы не решатся поворачиваться к ним спиной. А если решаться? Как скоро войско Боспора сумеет перейти через брод и ударить? День? Два? Они вообще решатся?
— Не знаю.
— И я не знаю. Так что мне и нужны были те корабли, чтобы быть в курсе происходящего.
— Так может нам самим корабль отправить? — спросил отец. — Чего ждать?
Медлить не стали.
Так что еще затемно корабль отправился вниз по Днепру.
И если здесь — у верхнего брода германцы просто не успели отреагировать, то там — у нижнего, в районе несуществующего еще Киева, неповоротливое транспортное средство лишь чудом избежало захвата. Утром по туману в последний момент отвернуло возле брода, по которому шла армия.
Первую минуту ничего не происходило.
Вообще.
А потом в корабль полетели стрелы и дротики. Кто-то из германцев, умеющий плавать, даже попытался добраться до корабля, но… тщетно. Все произошло слишком быстро, чтобы командование этих варваров успело отреагировать.
Да и куда ему? Оно ведь где-то уже на левом берегу в голове колонны болталось. И лишь по крикам да нездоровому движению поняло, что к чему… несколько минут спустя. Но было поздно.
Впрочем, посыльный корабль не смог быстро вернуться. Из-за слабого ветра. Гёты успели раньше. Сильно раньше…
— Завтра они все свое войско перетащат на этот берег, — мрачно констатировал Берослав, глядя на германцев, разбивающих лагерь где-то в полукилометре от них.
Все на «мостике» промолчали.
— Потом они начнут обносить нас внешним валом. Чтобы не убежали. Не так ли?
— В битве при Алезии так поступали мы, а не варвары, — заметил Маркус.
— Все течет, все меняется. К тому же ты можешь поручиться, что ими командует варвар?
