— У тебя нет прав.
— Права я тоже купил. Деньги открывают огромные возможности, за что столь нежно многими и любимы.
— Тебе знакомо слово «ответственность»? — сощурилась она, пронзая меня взглядом. — Если ты не ценишь свою жизнь, мог бы хоть бы к чужой отнестись с уважением?
— Если уж я не ценю собственную жизнь, то другая для меня точно ничего не значит. Ладно, расслабься. Если пешеходы не станут перебегать дорогу прямо перед моим капотом, им с моей стороны ничего не грозит. Я прекрасно отличаю красный цвет от зелёного, значение знаков понимать не разучился, так что всё под контролем. Может быть, ты всё-таки присядешь? — повторил я, так как Катрин продолжала стоять посредине комнаты, изображая из себя ангела, явившегося с укоризной.
— Не думаю, что нам стоит продолжать разговор, Альберт.
— Согласен. Мне тоже кажется, что мы слишком много спорим.
— Это неизбежно.
— Этого легко избежать, — возразил я. — Ненужно вести себя со мной, как мамочка с неразумным ребёнком, пытаясь контролировать каждый мой шаг. Откровенно говоря, контролировать меня вообще ненужно.
На её личике отразилась обида.
— Я понимаю, что ты делаешь это из лучших побуждений. Но пойми — я не ребёнок и не умалишённый. Я способен позаботиться о себе сам. Мир вокруг не так уж сильно изменился, чтобы потерять в нём ориентир.
— Хорошо, — кивнула она. — Я больше не стану навязываться с помощью.
— Катрин…
— Мне нужно в университет. Увидимся позже.
Она ушла, разобиженная.
Я подошёл к окну.
Снова шёл дождь.
Осень, ноябрь. Серое небо, серая улица, серые прохожие.
Серая даже вон та девушка в ярко-красном драповом пальто.
Скрестив руки на груди, я позволил себе задуматься о будущем.
Лгать себе не имело смысла. Необходимость связать судьбу с Катрин вызывала во мне отторжение и неприятие.
Не то чтобы Катрин мне не нравилась. Очень даже милая, симпатичная, достойная уважения девушка. Я привязался к ней.
Но в том, что наша совместная жизнь будет пыткой я не сомневался.
Уже сейчас мы не могли четверти часа провести в обществе друг друга, чтобы не поругаться.
Однако позволить, чтобы семейное состояние уплыло вместе с её рукой к совершенно случайному человеку я не мог. Не так воспитан.
Только тот, в ком течёт кровь Элленждайтов, наследует то, что после Элленджайтов останется.
Правда, большой вопрос, могут ли у меня быть дети?
Ситуация «без меня меня женили» не могла радовать.
Катрин была безупречна. И от того бесила ещё сильнее.
Глава 3 Ночь в Астории
Дождь сводил с ума.
Я — солнечный мальчик. Легко переношу и холод, и жару, лишь бы было солнце. Туманы и бесконечная мокрота меня убивают.
В ноябре сумерки спускаются быстро.
Зажглись первые фонари. Неоновая реклама расцвела всеми цветами вдоль блестящих от влаги асфальтовых дорог.
По стеклу машины монотонно стучали капли дождя, убаюкивая, снимая напряжение и одновременно снижая внимание.
Автомобили шли сплошным потоком. Кто-то кого-то подрезал в нетерпении, раздавался пронзительный визг сигналов и тормозов.
Из-под колёс брызгами вздымались лужи, задавая грязью проезжающие мимо машины и пешеходов.
В 21 веке город стал таким шумным!
Теперь не нужно было тащиться на концерт. Достаточно стало небрежного движения пальцем, чтобы прослушать любимую мелодию, льющуюся из динамиков плейера, перекрывающую звуки улицы.
И какая это была музыка!
Уверен, Ральфу понравился бы рок.
Синтия — та брезгливо поджала бы губы, хотя втайне тоже бы наслаждалась.
Я петлял по городу, развлекаясь тем, что пытался в хитросплетении новых улиц отыскать призраки прошлого. Иногда удавалось узнать дома, успевшие превратиться в раритетных старичков, но большей частью город поменялся до неузнаваемости.
Остался старый, знаменитый в прошлом театр «Опера».
В здании Дворянского Собрания расположился музей.
Обсерватории больше не было.
Зато Храм вроде, как и не постарел за истёкшие годы. Даже окружавший его парк мало изменился. По-прежнему к нему вела вымощенная камнями мостовая.
Помню, словно вчера, по ней прогуливались дамы в кринолинах в сопровождении мужчин с тростью и в цилиндре.
Я находил в себе силы искать отголоски прошлого на улицах, но мне не хватало храбрости, чтобы попытаться узнать подробности о жизни тех, кого я любил.
Устав плутать по улицам я поехал в Асторию.
К тому времени как я подъехал к зданию, почти вся площадь перед ним была заставлена машинами.
Охранник выдвинул вперёд массивной плечо, преграждая путь:
— Ваш пропуск, пожалуйста.
В былые времена стоило ногу подставить на ступень кареты, как лакей, выполняющий ту же роль, что и этот амбал, бросался через всю улицу с раскрытым зонтиком, стараясь угодить.
Но то были другие времена. Здесь на меня смотрела волком.
— У меня нет пропуска, любезный.
— Тогда проваливай!
Я улыбнулся:
— Разве можно так говорить с клиентом?
— Я сказал — проваливай!
Коснувшись руки, я перехватил его взгляд и потребовал:
— Пропусти.
Глаза у охранника сделались мутными, словно он хлебнул лишнего. С лица исчезло всякой выражение.
В следующий момент дверь приветливо распахнулась.
Полумрак в прихожей раньше разгоняли дорогие парафиновые свечи. Теперь же, с изобретением электричества, загадочная атмосфера достигалась за счёт тусклых, сделанных под старину, светильников.
Коридор уводил в главную залу. На второй этаж убегала изогнутая, украшенная лепниной, лестница с ужасающе-безвкусными амурами, которых здесь даже в мою эпоху не было.
Раньше дворецкий у входа услужливо забирал перчатки, цилиндры, плащи.
Теперь приходилось ножками топать до гардероба, чтобы самому сдать туда пальто. Как-то выбивало это из атмосферы очаровывающего порока.
С первого взгляда всё выглядело более, чем цивильно. Даже скучно.
На сцене девица, в длинном откровенном платье, с причёской, украшенной перьями, технично тянула высокую ноту. Придраться невозможно, но исполнение не цепляло.
Девице аккомпанировал тип в чёрном сюртуке. Тоже чистенько, но без огонька.
В зале за круглыми столиками расположились успевшие прибыть клиенты. Были здесь смешенные пары, были чисто мужские и (чего прежде в Астории никогда не было) чисто женские компании.
Вот тут-то я постиг истинное значение слова «феминизм».
Светильники, похожие на хрустальные шары, мягко сияли с середины каждого стола.
Словно призраки, между столиками скользили официанты.
Стоило перешагнуть порог, как ко мне сразу же скользнул… затрудняюсь определить должность? В наше время его бы назвали управляющим.
— Простите, сэр. Вы новенький? Могу я увидеть ваш абонемент?
— Боюсь, что нет. Ведь я даже не знаю, что это такое.
Сколько себя помню, стоило одному из Элленджайтов появиться на людях, реакция всегда была одна и та же — пристальное внимание и вожделение, иногда прикрытые, иногда нет.
— Это закрытый клуб. Случайные посетители не могут здесь находиться.
— Тогда, полагаю, самое время завести этот… как его — абонемент? Сделайте всё, что нужно. И проводите меня к свободному столику.
Моя просьба вкупе со взглядом и прикосновением сделали своё дело.
— Да, сэр. Конечно, сэр. Идёмте, сэр. На какое имя прикажите выдать пропуск?
Исполнительницу заунывной мелодии сменила другая, почти такая же, с той лишь разницей, что была брюнеткой. Создавалось впечатление, что даже песню они тянули одну и ту же.
Парадокс! В наше время подглядеть женскую ножку было за счастье. Стоило увидеть стройную лодыжку хорошенькой женщины, как голову кружило от желания.
А тут повсюду длинные обнажённые ноги на вызывающе-высоких каблуках со всех сторон, а вот поди ж ты? Не трогает.
Всё напоказ: грудь, шея, спина, яркая косметика, навязчивый запах духов. Ничего не оставалось для фантазии.
