– Они что же, бились за обладание боевыми роботами? – поинтересовался Ведерников.
Диана отмахнулась. Глаза женщины сияли, и было видно, что она в хорошем настроении.
– Ни о каких боевых роботах тогда не знали, тем более что временем действия романа был семнадцатый век. Но вернёмся к Пузырю. Предлагаю дождаться прибытия нашего флота и, если ничего форс-мажорного не случится, принудить эскадру тартарианцев к мирному решению проблемы.
– Принудить к миру? – озадаченно проговорил Копун. – Звучит необычно.
– В истории моей Родины было немало моментов, когда ей приходилось принуждать агрессора жить мирно.
– Что ж, верю. – Копун посмотрел на сгорбившегося в кресле Голубева: – Согласны с предложением?
– Не понимаю, почему ЦЭОК не пошлёт сюда военный флот, а шлёт исследовательские корабли.
– В связи с до сих пор продолжающимися санкциями, – поморщилась Диана, – у нас нет чисто исследовательских кораблей. Как контрразведчик ты должен знать, сколько мы натерпелись за сто лет провокаций и атак со стороны разных шакалов вроде поляков и прибалтов.
– Вы не согласны? – вежливо спросил Копун.
– С чем?
– С тем, что нам придётся ждать?
– Придётся согласиться, – встряхнулся Виктор. – Хотя никогда не любил ждать. А так как от ожидания всё равно не избавиться, предлагаю применить старинные приятные рецепты.
Диана с подозрением оглядела его нарочито бесстрастное лицо:
– Что ты имеешь в виду?
– У меня в палатке дожидается бутылочка хорошего марочного вина.
Женщина поморщилась:
– Оставь!
– Зря! Ты такого не пробовала. – Виктор глянул на хозяина кают-компании. – Ты ведь тоже не потребляешь?
– Боюсь спиться, – серьёзно ответил Копун.
– У меня всего две бутылочки, не сопьёмся. Однако шутки в сторону. Я хотел бы взяться за выполнение задания моего руководства. Поможешь?
– О чём речь?
– В моём багаже упакован двойной спасательный модуль.
– Что, простите?
– Спасательный модуль «одуванчик», новая разработка российских конструкторов. Защищён не хуже «голема», но представляет собой не шлюп, а кокон-костюм. Сможешь забросить меня с капитаном невидимыми к башням?
– Могу без всякого «одуванчика», мои беспилотники не хуже.
– Не хочу зависеть от машин.
Копун покосился на Диану.
В глазах женщины отразился тревожный блеск.
– Зачем это тебе?
– Ты же сама сказала, что я контрразведчик. – Голубев пожал плечами. – И должен выполнять приказы командования. В конце концов «одуванчик» имеет свою систему хамелеон-камуфляжа, но не мешало бы подстраховаться. Так поможешь или нет?
– В принципе… могу, – кивнул Копун.
Виктор встал и жестом предложил Ведерникову следовать за собой.
– Переоденемся, и я тебя позову.
– Подожди, – остановила контрразведчика Диана, на лице которой отразилась борьба чувств. – Мне тоже не хочется сидеть сложа руки. Ты сказал, твой модуль рассчитан на две персоны?
– Правильно.
– Я пойду с тобой! Вместо капитана.
– Упс! – вырвалось у Голубева. – Леди не боится пойти в разведку?
– Леди не боится! – с вызовом проговорила Диана.
Глава 23
Будьте благоразумны
Боли не было: он плыл по какому-то озеру, то погружаясь в тёплую воду с головой, почему-то не теряя дыхания, то выныривая, и лишь тихие «загробные» голоса, прилетавшие из глубин озера, не давали ему утонуть и окончательно перестать дышать.
В какой-то момент по телу прошлось стадо ёжиков, покалывая кожу иголочками, и голоса стали слышнее:
– Паремхиматоз… – женский мягкий.
– Аффинально… – женский погрубее.
– Нано в гиппокамп… – мужской, обволакивающий и успокаивающий.
– Сохранение зиготы… – женский.
Потом в голову вонзились звоночки и сигнальчики типа азбуки Морзе: тире-тире-тире… точка-точка-точка…
Дарислав открыл глаза.
Он лежал в прозрачной капсуле, заполненной опалесцирующей перламутровой жидкостью, в объятиях множества манипуляторов, вызывающих ощущения ласковых прикосновений женских рук. С двух сторон от камеры вырастали из пола «кусты» аппаратуры, экраны которой показывали физиологическое и психическое состояние пациента по десяткам показателей. Потолок отсека тоже являлся экраном, отображавшим разрезы человеческого мозга. То есть мозга Дарислава.
Вокруг камеры возились врачи в синих униках: две женщины, переговариваясь на птичьем медицинском языке.
Дарислав повернул голову, осознав, что не дышит (жидкость свободно проникала в рот, нос и уши), и заметил вторую реанимационную камеру, в которой располагалось тело Голенго.
Движение пациента заметили, лица медиков обратились к нему.
– Спокойно, Дарислав Ефремович, – сказала Дарья Черкесова. – Постарайтесь не шевелиться активно.
Дарислав поискал глазами Шапиро, с которым разговаривал совсем недавно, но физика не заметил. Хотел спросить: где Всеволод, – но губы звуков не издали.
– От разговоров пока воздержитесь, – добавила Дарья. – Идёт чистка организма от шлаков. Нам очень помог Всеволод Шапиро.
«Где он?» – хотел спросить Дарислав, и его поняли.
– Всеволод ушёл отдыхать. Удивительный человек! Стоило ему прийти к нам, как вы пришли в себя.
Ожили глубины памяти, сохранившие визит Копуна, который через мыслесферу физика и вселился в голову «нокаутированного» джинном человека и оживил его. Тёплая волна радости омыла душу: Вестник здесь! Вместе с Дианой! Одно это способно излечить любую рану!
Оживление пациента вызвало изменение показателей аппаратуры. Врачи обратили внимание на скачки нервных реакций, дыхания и пульса.
– Не волнуйтесь, Дарислав Ефремович, – нависла над камерой Марина Кочевая, помогавшая ухаживать за больным. – Мы тоже не понимаем, каким образом Всеволоду удалось вывести вас из комы. Следом начался процесс выздоровления. Через пару дней будете как огурчик.
Дарислав усилием воли успокоил сердце. Стало понятно, что реанимировал его Копун, пользуясь подсказками Шапиро. Созданная цивилизацией Гефеста «машина Судного дня» всё-таки добилась успеха, запустив матрицу базового состояния, ту самую матрицу, которая давалась ребёнку генами отца и матери.
– Вот уже лучше, – с удовлетворением заметила Марина, следящая за показаниями датчиков. – Спите, нагуливайте жирок.
Дарислав послушно закрыл глаза, вызвав в памяти лицо учёного, подумал: «Век буду должен!»
Сознание растворилось в эйфорической пелене удовольствия, вызванного «ласками манипуляторов»…
Следующий раз он очнулся, когда в отсеке была только одна из женщин, Дарья. Отсек был погружён в полутьму, рассеиваемую ваннами реанимационных саркофагов и приборными панелями. Дарислав открыл глаза, и врач склонилась над камерой. Несколько секунд она смотрела на него оценивающе, потом что-то переключила на панели диагноста.
«Как вы себя чувствуете?» – раздался её мысленный голос.
«Нормально, – ответил он. – Хочу встать».
«Увы, пока рано. Опасность инсульта окончательно не снята».
«Хочу знать, что происходит. Сколько времени я здесь валяюсь?»
«В общей сложности пять часов. Вам рекомендован покой, никаких волнений и напрягов».
«Соедини меня с Шустовым! Или нет, лучше с Шапиро».
«Не могу! – Дарья умоляюще прижала ладонь к груди. – Вам надо лежать в биорастворе по крайней мере часа четыре, пока не восстановится ткань гиппокампа и не окрепнет нейросистема».
«К чёрту! Ничего не случится, если я узнаю новости. Свяжи меня со Всеволодом. Я требую!»
На ресницах женщины набухли слёзы.
«Дарислав, я не имею права… собьётся программа…»
Душу охватил стыд.
«Прости, Дарьюшка! Ненавижу ожидание!»
«Кто ж его любит».
«Но я должен знать, что происходит! Неведение лишь добавит мне негативных переживаний. Соедини меня с… – Дарислав едва не выговорил: – с Копуном! – но вовремя вильнул в сторону: – с Шапиро. Пожалуйста».
Женщина смахнула с ресниц слезу, вздохнула с горькой усмешкой:
