Страж Ордена 2 (СИ) - Семин Никита

Верхотуров мысленно выругался. Ему навязывали шпиона. Официального, благословленного, от которого нельзя было ни избавиться, ни отказаться. Скрипнув зубами так, что заходили желваки, он изобразил на лице вежливую улыбку.

— Разумеется, — произнес он. — Компания святого отца в таком богоугодном деле, как обеспечение безопасности губернии, будет нам только в помощь.

Он поклонился отцу Иннокентию, и их взгляды встретились. Это был безмолвный поединок двух разведчиков из враждебных лагерей, которым волею судеб предстояло ехать в одной карете. Поездка в Кунгур обещала быть крайне занимательной.

Когда дверь за адъютантом закрылась, губернатор Волков еще долго стоял у окна, глядя на залитую солнцем площадь. Его мысли были далеко отсюда — в туманном Петербурге, в блестящих кабинетах Парижа и Лондона.

То, что происходило в его захолустном Кунгурском уезде, не было уникальным. Это было лишь эхо, отдаленный раскат той грозы, что уже вовсю собиралась над Европой. Донесения от послов и агентов, которые он читал ночами, рисовали тревожную картину. Во Франции «одаренные» уже формировали свои салоны, влияя на политику. В Пруссии военные создавали секретные отряды из людей, способных двигать металл. По всей Германии возникали «философские общества» по изучению «эфирной энергии». А из Англии приходили и вовсе пугающие слухи о зонах «прорывов» в промышленных районах, которые приходилось оцеплять войсками.

Мир менялся. Старый порядок, основанный на крови и титулах, трещал по швам, уступая место новому — порядку, основанному на неведомой, пугающей Силе.

Недавний разговор с графом Шуваловым, прибывшим из столицы, лишь подтвердил его опасения. Граф, человек с ледяным умом и глазами, видевшими все, говорил прямо: Государь Император одновременно воодушевлен и смущен. Он, как человек своего века, понимает, что грядут великие, тектонические перемены. Россия не может остаться в стороне. Она должна либо возглавить этот новый мир, либо быть им раздавленной.

И теперь эта «геопатогенная зона», эта кровоточащая рана на теле его губернии, внезапно из проблемы превращалась в… шанс. Колоссальный, головокружительный шанс.

Волков подошел к карте. Вот она, эта точка. Заштатная деревня Поддубки. Место, которое могло стать либо его могилой, либо трамплином. Если этот колдун, этот… инженер… как его там? Михаил? Да, если этот Михаил прав, если его безумный кунштюк с башнями удастся… Это будет грандиозно!

Губернатор закрыл глаза. Он представил себе это. Россия, первая в мире, получает не просто технологию, а укрощенную аномалию. Стабильный, неиссякаемый источник артефактов, новых, невиданных возможностей. Это будет прорыв, который оставит позади всю хваленую науку Европы. И он будет совершен здесь — в его Пермской губернии.

И тогда Государь непременно обратит на него свой взор. Не на столичных интриганов, паркетных шаркунов и прожектеров, а на него — человека, сумевшего оседлать хаос.

От этих мыслей у старого, циничного карьериста перехватило дыхание. Да, риск был чудовищен, но и ставка была высока как никогда.

Решившись, он дернул за шнурок колокольчика. Заглянувший в кабинет дежурный офицер поразился виду губернатора: он, будто враз помолодев, как тигр в клетке мерил шагами свой огромный кабинет.

— Писаря ко мне! — строгим тоном приказал Волков. — Будем готовить депешу в столицу!

Глава 4

Вечером, когда мы уже собирались ужинать, во двор, понукая уставшую лошадь, ввалился Игнат.

— Исполнено, Михаил Иванович! — доложил он с порога, протягивая мне запечатанный сургучом ответ от Вяземского. — Все, как есть, исполнено. Пакет отдал лично в руки. Степан Андреевич велел кланяться и сказать, что все понял. Не позднее чем через неделю пришлет своего главного инженера, чтобы тот на месте все осмотрел!

— Молодец, Игнат, — кивнул я, выдавая ему за труды пять рублей. — Ступай, завтра, может быть, вновь в Кунгур поедешь.

Еще один день прошел в привычном ритме: Ульяна шила, Семён точил наконечники болтов, я колдовал над чертежами.

Эта мирная рутина начинала меня убаюкивать. И зря!

Ночь опустилась на деревню, тихая и безмятежная. Слишком безмятежная. Я лежал на своей лежанке, но сон не шел. Что-то висело в воздухе. Не угроза, нет. Просто мне было не по себе.

И тут тишину разорвал сухой гулкий треск. Черт, что там такое?

Я сорвался с лежанки, на ходу натягивая штаны. Из-за стены уже доносилась сонная возня Семёна, а в окне вдруг появились отсветы пламени. Выскочив на крыльцо, я увидел, что моя мастерская горела. Неяркое чадное пламя уже лизало дерево. Кто-то швырнул через забор бутыль с горючей смесью!

— Воды! — рявкнул я Семёну, который выбежал следом с самострелом наперевес.

Но я знал — это было лишь начало.

Вторая бутыль сверкнула в свете пламени. Вылетев из-за забора, она по крутой дуге упала на крышу нашего дома. В тот самый миг, когда мое внимание было приковано к огню, сработало «Жало».

Сначала бесшумно проявился «Каспер» — темный, клубящийся сгусток у забора, среагировавший на волну ненависти, исходившую от поджигателей. А следом, с сухим, резким треском, из скрытой в заборе матрицы вырвался рой сияющих синих игл. Они прошили ночную тьму и вонзились во что-то невидимое.

Раздались два коротких, сдавленных вскрика. Энергокнут сам собою выскочил из моей ладони, и ночь на миг озарилась яркой синей вспышкой. Распахнув ворота, я увидел как две тени, прятавшиеся у забора, дернулись в уродливой, пляшущей конвульсии и мешками рухнули на землю. Почему «Каспер» не среагировал сразу понятно — издалека первый раз кинули, а вот для того, чтобы попасть в дом, им пришлось уже ближе подойти.

Я оглянулся на разгорающееся пламя. Семён уже тащил ведра, заливая огонь. Там все под контролем, и я подскочил к парализованным телам. Двое. В темной, неброской одежде, с арбалетами в руках. Наемники.

Один из них был в сознании, глаза его были широко открыты от ужаса и боли. Он не мог пошевелиться, лишь смотрел на меня. За пазухой его темнела еще одна, неиспользованная бутылка с зажигательной смесью.

— Никуда не уходи! — погрозил я ему пальцем и бросился помогать Семену.

Через несколько минут пожар был потушен. Помогло, что дерево свежее, еще напитанное влагой, и наш колодец. Наконец пламя исчезло, оставив лишь едкий вонючий дым и я, покинув Семена, вернулся к нападавшим.

Когда я возвратился, один из них еще был без сознания, а другой уже поднял голову и, опираясь на локоть, пытался привстать.

— Кто послал? — спросил я, присаживаясь перед ним на корточки.

Он молчал, лишь скалился в бессильной ярости.

— Не хочешь говорить? — я усмехнулся. — Жаль. Придется немного… пощекотать.

Мои пальцы коснулись его виска. Легкий, почти невесомый нейроимпульс, направленный точно в нервный узел. Это была боль, от которой нельзя было ни защититься, ни привыкнуть. Наемник взвыл — диким, сдавленным, нечеловеческим воплем.

— Повторяю вопрос, — сказал я ласково. — Кто. Тебя. Послал?

— Князь… — выдохнул он, и по его щеке скатилась слеза. — Князь Голицын…

Мне хватило и этого.

Связав этих горе-диверсантов веревкой, как два мешка с картошкой, я без лишних церемоний закинул их на телегу Игната, которая так и стояла во дворе.

— Семён! — крикнул я, седлая Бурана. — Зови Игната, вы со мной поедете. Ульяна — остаешься за старшую. Запрись и до моего возвращения никого не впускай.

— Куда же вы на ночь глядя, Михаил Иванович? — испуганно прошептала она.

— В Кунгур, — бросил я, вскакивая в седло. — У меня там срочная доставка. Буду предъявлять господину Вяземскому вещественные доказательства того, что кое-кто мешает реализации проекта государственной важности.

Я посмотрел на связанных наемников, которые жалобно стонали в телеге.

— Кажется, — добавил я, — наш тихий разговор с князем Голицыным все-таки состоится. Но уже на моих условиях.