– Там мой папа, – сказала вдруг печальным голосом Аня и шмыгнула носиком. – Видишь странное свечение в окнах спортивного зала? Ночью оно еще ярче.
В спортзале действительно что‑то тускло светилось зеленым цветом. Я посмотрел в бинокль, но разглядеть ничего не удалось. Стекла зала были то ли давно немытые, то ли изначально матовые. Могу сказать лишь одно: свечение однозначно было, и это при том, что весь город давно обесточен.
– Месяц назад мой папа пошел туда, – продолжила девочка. – На разведку. Ему не давала покоя мысль, что это такое.
– Один? – перебил я.
– Нет, конечно, с двумя дружками, – продолжила рассказ Анечка. – Они как раз сейчас спят в спальне. Дело в том, что школа не подпускает к себе никого. Они прошли половину футбольного поля и убежали назад. Говорят, их одолела жуткая паника и страх окутал все тело.
– Аня!
– Что? – удивленно посмотрела малышка.
– Тебе точно восемь?
– Точнее не бывает. Мама с папой много занимались со мной. Я с детства была умней сверстников.
– С детства? Да у тебя оно сейчас, это самое детство. А где твоя мама?
– Папа сказал, она на небе, но это неправда. Я видела ее, она стала одной из этих бродячих по улицам зомби.
– На отца, значит, этот страх не подействовал, – догадался я.
– Верно. Папочка не стал упускать возможности и пошел дальше. Последнее, что мы видели, это как он заходит в школу и закрывает за собой дверь.
– И что, больше никто из ваших бородатых здоровяков не пытался туда пойти?
Аня опять взяла меня за руку и повела обратно к мужчинам.
– Разве ты еще не догадался? – настроение девочки поднялось, и голосок стал бодрее. – Они все стали седые от многочисленных попыток преодолеть этот психологический барьер. Школа их не пускает. Либо то, что находится в ней.
Я сел за столик, и один из мужиков наложил мне целую тарелку гречневой каши с горкой. Девочка села напротив, глазки ее заблестели, когда тот же бородач разлил нам по граненым стаканам розового цвета кисель. Запах стоял… Ммм… Я чуть язык не проглотил.
– Теперь объясните мне, почему на вас и теперь и на меня не действует зомби‑Баюн? – потребовал я, приступив к поеданию каши.
– Ты что, не знаешь правило? – рассердилась девочка. – Когда я ем, я глух и нем.
– Реакция на зомби происходит почему‑то только один раз, до первой отключки, – пробормотал тот бородач, что смотрел в окно. Поэтому мы и дежурим круглосуточно, чтобы не пропустить ни одного бандита и вовремя его вырубить.
***
Девочка сидела на коленках матери и сладко спала, положив голову ей на плечо. Мужчины и женщины уже устало сидели за столом станции Бякино и клевали носом. Никто не хотел уходить, дабы не прослушать, чем же закончилась история, приключившаяся с выжившим по прозвищу Лопата.
– Светает, – перебил Борис Валентинович. – Может, отдохнем и вечером продолжим?
– С удовольствием, – ответил Антон Лопатин.
Бродяги встали и медленно пошли каждый на свое место.
Глава 24
Антон проснулся от нехватки воздуха. Мужчина лежал на спине в своем спальнике на бетонном полу станции Бякино. Сверху на нем сидела маленькая девочка и, широко улыбаясь, щипала его то одной, то другой ручкой за нос.
– Дядя Лопата, просыпайся, – крикнула девочка звонким голоском. – Уже вечер, ты обещал нам продолжение истории.
Мужчина аккуратно снял с себя ребенка, выбрался из спального мешка и медленно поплелся к умывальнику.
– Подожди, я подолью тебе горячей, – выскочила из каморки Ю. – Мой руки, я сварила похлебку из тушенки и картофеля. Представляешь, нам удалось выменять свежий картофель. Сто лет его не ела. Только не суди строго, я готовлю в первый раз.
Мужчина ничего не ответил, мило улыбнулся и принялся натирать рыжую бороду хозяйственным мылом, нагнувшись над железной раковиной.
***
Меня снарядили по полной. Набили рюкзак едой и водой, на случай, если придется там задержаться или накормить кого. Я объяснил Анечке, что месяц – это очень много, и даже если ее отец остался жив, войдя в школу, то без питания он вряд ли долго протянул. Девочка заверила меня, у папы было полно провизии, его так же снарядили. И потом, в школе была столовая, и есть шанс найти там что‑то съестное.
В общем, моя задача была попробовать пройти сквозь психологический барьер. И не просто пройти, у бородачей созрел целый план.
Они привязали ко мне длинную веревку. Связанную из нескольких разных по длине и материалу. Некоторые вставки были вовсе из скрученных простыней.
Идея такова:
Я прохожу барьер, заглядываю за дверь школы и громко зову Александра. Отца Анечки так звали. Если всё нормально и он там, то подаю условный знак, и они нас вытягивают оттуда. Бородатые были уверены, Александр просто не может из школы выйти. Точно по той же причине, что и они не могут подойти к зданию школы. Некий барьер не пускает наружу, через который мужики и протащат нас дружно за веревку. Ну, а коли никто не откликнется, то меня благополучно вытащат одного, либо выйду сам.
– А что случилось с остальными? – спросил я Аню. – С теми, чьи портреты висят у тебя на стене возле столика.
– Они ушли и не вернулись, – грустно ответила девочка. – Некоторые просто сбежали, получив полный рюкзак ресурсов. Они пошли в сторону школы и убежали. Правда, недалеко. Вон они ходят среди зомбаков. Дальше за забором их очень много, не как тут.
– А другие? – не удержался я.
– Другие зашли в школу и тоже пропали. Идея с веревкой нам пришла недавно. Можно сказать, будем испытывать на тебе.
***
– Вы могли бы спросить: «Антон, почему ты не отказался? Разве стоит пара упаковок лекарства такого риска?» – обратился Лопата к слушателям на станции. – Так вот я вам отвечу – не знаю. О заказе барыги я в тот момент вообще не думал. Опасность манит меня, что‑то происходит с моим организмом, и я будто молодею лет на двадцать, когда смерть гуляет рядом со мной. Не могу лежать на матрасе в безопасном убежище, тихо поедая свои запасы. Вернее, могу, но недолго. Тянет меня к неизведанному и рискованному. Ну как вам объяснить… Это как долгое время быть без воды, а потом вдоволь напиться прямо из ведра. Утолить жажду… Да… Точно… Это именно жажда острых ощущений. И потом, я твердо убежден, как только перестану рисковать, удача тут же отвернется от меня. Из каких передряг она меня только не вытаскивала. Можно целую книгу написать. Может, расскажу как‑нибудь, коли доведется еще раз здесь свидеться.
