– Летим к местному Юпитеру.
– Тьмупитеру, – сострил Дамир.
И словно услышав слова Дианы, среди ветвей «можжевельника», где застыл под колпаком поля «Великолепный», просверкнул призрачный силуэт змея.
– Нашёл, гад! – выдохнул Дамир.
– Гад, да не тот, – отозвался Шмелёв. – За нами охотился «ручной мяч».
В ту же секунду Твердыня объявил:
– Боевая тревога!
По рубке прошло движение, голоса членов экипажа смолкли.
Но, как оказалось, Твердыня поднял тревогу не из-за высунувшегося змея. В зарослях «можжевельника» появился ещё один гость, и на этот раз тот, кого ждали космолётчики. В виоме протаяло изображение ажурного «регби-мяча», оболочка которого была сформирована растопыренными человеческими ладонями. Внутри «мяча» люди разглядели всё тот же «орешек» – моллюскора.
– Манёвр! – предупредил Твердыня.
Но фрегат не успел нырнуть в «струну» ВСП-режима.
Змей, не нападая на корабль, внезапно метнулся к «мячу», вытягиваясь длинным двухкилометровым телом.
– Да эта змеюка… просвечивает… – ахнула Таисия Котик.
Действительно, в какой-то миг стало видно, что тело змея состоит из небольших фрагментов, словно он представлял собой ажурную губку.
– Рой, – пробормотал Свирский.
Змей, длина которого в вытянутом положении равнялась длине оси эллипсоида, не долетел до яйца каких-то сто метров. По тому, как его голова начала сплющиваться, а тело собираться в гармошку, можно было судить, что рой неведомых «насекомых» в форме змеи наткнулся на невидимое силовое поле, защищавшее «мяч». И удар был так силён, что вся эта змеиная конструкция не выдержала, начиная деформироваться.
– Упс! – воскликнул кто-то.
– Ничего не понимаю! – проговорил Шмелёв. – Так кто тут кому враг, кто друг?!
Эллипсоид исчез.
Тело змея перестало сминаться в заковыристый зигзаг, расплылось облаком, но не потеряло функционал. Через несколько мгновений облако растянулось в линию, восстанавливая стройность.
Появился владелец моллюскора – в километре от хвоста змея, пытавшегося вернуть свою форму.
Змей вывернул к нему морду, но атаковать не успел. «Мяч» сам нанёс удар, не дожидаясь, пока это сделает противник.
Гравитационный разряд массой не меньше десяти миллионов тонн (по оценке Твердыни) не только сплющил сторожа Тьмира, кем бы он ни был на самом деле, но и разметал фрагменты тела, колючие «ёжики», как порыв ветра – клубы дыма! Ударный гравитационный солитон задел недалёкие завитки «мха», разбив их на «листья» и «веточки». Долетел он и до фрегата, хотя «Великолепный» и не находился на треке выстрела.
– Твою офигенскую! – вырвалось у Дубовика, молчавшего всё последнее время.
– Надо уходить! – сказал Дроздов с философским спокойствием.
– Почему он не прячется? – осведомился Рушевский.
– Может быть, наш ответ в Ланиакее повредил ему систему невидимости? – неуверенно предположила Любина.
– Спроси у него напрямую, – пошутил Дамир.
Эллипсоид с лоснящимся чернотой яйцом моллюскора внутри выстрелил. Но Твердыня был начеку, и гравитационная волна не достала корабль, растаявший на фоне сплетения «стеблей можжевельника», представлявшего в Тьмире сгусток массы, аналогичной в «человеческой» Вселенной не то большому астероиду, не то карликовой планете.
Глава 21. Он здесь!
Тьмупитер, как назвал сгущение стеблей тёмной материи Весенин, действительно оказался гигантом. Если самая большая планета Солнечной системы имела диаметр, равный почти ста сорока трём тысячам километров, то местный «Юпитер» был в десять раз больше! Издали он выглядел плотным багрово-фиолетовым колючим шаром (Дуриан! – хмыкнул Весенин, оценив форму «плода»), но стоило «Салюту» приблизиться, как изменился и цвет «фрукта» – он стал оранжево-жёлтым, – и его конфигурация. С расстояния в десять тысяч километров «дуриан» превратился в ажурный волчок, сплетённый из красивых фрактальных стеблей, «перьев» и «крыльев». Он и вращался как настоящий конусовидный волчок, опиравшийся остриём на невидимую столешницу, медленно и основательно.
– Чую всплеск ментального поля, – доложил Калиф.
Дарислав, давно ощущавший повышенный пси-фон Тьмира, представлявший собой «шум» работы миллиардов сознаний, тоже почувствовал нарастание ментального давления на голову, но промолчал.
– Как ты можешь чувствовать то, чему у нас нет даже названия? – скептически заметил Весенин. – Здесь только гравитация такая же, как на Земле, остальные поля мы вообще не должны воспринимать.
– Я ориентируюсь на системы анализа, – бесстрастно сказал компьютер. – А она отмечает рост пси-поля.
– Возможно, и остальные наши датчики будут отмечать какие-то возмущения полей, – примирительно сказал Ткачук. – Пусть они и не будут полностью соответствовать нашим представлениям.
– Что-то форма у этой юлы совсем не нервная, – заметила Аматуни.
– Какая? – не понял Весенин.
– Она не похожа на нервный узел, – смутилась криптоксенолог.
– Приглядитесь, – посоветовал Любищев. – Волчок состоит из тысяч фрагментов, соединённых тысячами нитей. Чем это не аксоны?
– Так, может быть, это главный мозговой центр Тьмира? – сказал Ткачук. – Так сказать, его штаб? Или, вернее, пост управления?
– Для управления всей тёмной Вселенной, – заговорил Шапиро, – этот ганглий слишком мал. Но объединить местные нейронные структуры в мыслящий блок он способен.
– Постучимся? – предложила Вия.
– Подождём немного, – сказал Дарислав, глотнув предложенного компьютером освежающего напитка. – Уверен, что он нас видит. Пусть отреагирует.
Молча просидели час, созерцая «ганглий».
– Похоже, я ошибся, парни, – нарушил молчание Шапиро.
Такое признание дорогого стоило, и Дарислав подумал, что физик из альтернативной Вселенной, рискнувший во имя научного интереса посетить другой мир вместе с Копуном, не боится выглядеть не знающим какого-то явления или факта. Весенин на его фоне, считавший себя всезнайкой, смотрелся бледно.
– В чём вы ошиблись?
– Континуум Тьмира действительно организован как нейронная сеть, где уплотнения материи играют роль аксонов и нервных узлов. Обычные его структуры – волокна разной упорядоченности и разных размеров. А ганглий перед нами выглядит как аномалия иного рода.
– Искусственно выращенный организм! – воскликнул Спирин.
– Именно, молодой человек. Осталось только определить, для чего он предназначен. Не удивлюсь, если Копун тоже заинтересовался им и посетил.
Ещё помолчали.
Потом Калиф по просьбе Дарислава послал беспилотник, и ещё час космолётчики увлечённо ждали каких-то открытий. Однако «торпеда» дрона утонула в колючках верхнего слоя «планеты» и перестала передавать сигналы.
– Ещё один? – спросил компьютер, впустую потратив время на восстановление связи.
Дарислав, прислушивающийся к пространству, очнулся. Голос Копуна он по-прежнему не слышал, и тем не менее в душе крепла уверенность, что Вестник Гефеста прячется где-то неподалёку, точнее – в центре гигантского волчка.
– Пожалуй, можно послать катер на аватаре.
– Буду готов через две минуты.
– Я порулю? – спросил Спирин безразличным тоном.
– Не сейчас, – отказал пилоту Дарислав.
«Голем» выскользнул из кормового порта эскора, накинул на себя пузырь поля и за минуту достиг «ганглия», продолжавшего медленное безостановочное кружение, как настоящая планета.
Дарислав стал видеть обстановку так, будто находился в кресле пилота.
Катер миновал верхние кружевные ветви «мха», углубился в провалы между поднимающимися кружевами нижних слоёв. Темнота вокруг стала сгущаться. Компьютер катера подключил другие диапазоны зрения. Это помогло, но не радикально. Показалось, что «голем» опускается в туман. На глубине около ста километров камеры аппарата почти перестали видеть, и Дарислав с разочарованием остановил катер.
– Кто-нибудь может мне объяснить, почему мы ослепли?
– «Мох» поглощает радиоволны, – сказал Ткачук.
