С помощью посоха магия поддалась охотнее, и вскоре множество ледяных сфер мягко освещали пространство. Когда радость встречи улеглась, а собственные эмоции снова перешли в управляемое состояние, Фенрис заметил то, что упустил ранее. Лицо Лайи… Её волосы… Одежда… Руки… Внутри всё замерло от жалости, а следом стала подниматься волна ледяной ярости. Тот, кто сотворил подобное, умрет не сразу и пожалеет каждой косточкой в своем теле, что посмел тронуть его Лайю.
Фенрис перевел взгляд на азуров в поисках ответов, но голос куда-то пропал: лицо Чонсока было немногим лучше.
– Что случилось, пока меня не было? – спустя паузу прошептал Фенрис.
– Много чего было, – сухо ответил Чонсок, – сейчас расскажем. Но ты сначала поешь. Нужно восстанавливать силы. Неизвестно когда Лайя очнется, а мы тебе в случае чего помочь сами вряд ли сможем.
Фенрис съел совсем немного. Пищу тщательно жевал, боясь, что в ином случае, после стольких дней голодания, тело отторгнет то немногое, что удалось впихнуть в себя. Когда Фенрис вернул остальное, воин начал свой рассказ. Тэруми тоже его слышала впервые, поэтому эмоции эльфа разделила. Чонсок не стал никого щадить. Он честно рассказал про издевательства, которые выпали на их долю, описал, что пришлось пережить Лайе по вине эльфов. Про издевательства над собой он не стал говорить, отпечатки на лице, шее и руках были гораздо более убедительными раскрасчиками.
Фенрис никак не прокомментировал услышанное. Только воздух в подземелье стал намного холоднее. Тэруми поежилась. Сила, которую сейчас излучал Фенрис, была ей неприятна. Захотелось вернуть его в привычное состояние холодной отстраненности.
– И тут появилась отважная танэри и спасла своего прекрасного принца из заточения! – перехватила она рассказ Чонсока на полуслове.
– Ты же за Алариком пришла, – усмехнулся Чонсок, догадываясь о маневре Тэруми развеять слишком угнетающую обстановку.
– Сейчас моя очередь говорить, – отмахнулась Тэруми, – не порть мне триумф.
– И как же ты это сделала? – искренне полюбопытствовал Фенрис.
– Ведьмочка спрятала людей и Мориана, а я выпустила Кыта. Да-да, угрюмый, блуждающие монстры всё ещё со мной, точнее, во мне… Короче, потом я детали расскажу.
Тэруми дальше поведала о Дэйлоре и о встрече с родителями Фенриса в более легкой манере, но с вниманием к мельчайшим деталям, понимая, то, что кажется неважным, может иметь смысл для Фенриса. Умолчала лишь о пророчестве Верховной жрицы, сказала только о том, что та увидела смерть Фенриса в лабиринтах, поэтому помогла, надеялась вернуть Магистра домой. Чонсок в этом моменте бросил на неё вопрошающий взгляд, но вмешиваться не стал. Раз Тэруми захотела это скрыть, то, наверное, так и надо. Да и какой смысл говорить ему о Дарии, когда тот маг за барьером и вряд ли появится в их жизни.
Лайя зашевелилась. Её ноги, лежащие на земле, сильно замёрзли. Она подтянула их повыше, стараясь согреться, и плотнее придвинулась к сидящему рядом мужчине. Уткнулась носом в бедро. Свою магию она совсем не ощущала, а тело сковала такая слабость, что каждое движение давалось с трудом. Проклятые кандалы, забирающие её силу.
– Чон, ты совсем замёрз, – сонно проговорила она и прижала руку, лежащую поверх её руки к своей груди, накрывая двумя ладонями в попытке согреть, – и вообще, ложись, мне очень холодно.
С лица Чонсока сошла краска, сердце вздрогнуло и часто застучало, но чувство, что его застали за чем-то очень постыдным и неправильным, оставило его быстро. Он вернул взгляду твердость, а лицу спокойствие, и сказал, смотря в устремленные на него глаза эльфа:
– Это не то, о чем ты думаешь.
– Я ни о чем не думаю, – тихо пробормотала Лайя, – разве что только о том, как долго будут гореть в предсмертной агонии проклятые остроухие, когда я выберусь отсюда.
– Лайя, мы в лабиринте, помнишь? – сказал Чонсок, опасаясь, что та невольно сделает только хуже. Хотя куда уже хуже. На Тэруми он посмотреть так и не рискнул. Хотел оттянуть момент выяснения отношений.
Лайя заставила себя открыть глаза и повернуться на звук его голоса. Всё кружилось и расплывалось перед глазами. Где она? Почему так ярко? Их увели на допрос? Какие лабиринты?
– Черт… – тихо выдохнула она, сражаясь с тошнотой. – Эльфы что-то подмешали в еду? Почему мне так плохо?..
Холодные пальцы ласково провели по её щеке. Но она не обратила на это внимание, собрать бы обрывки воспоминаний воедино. Они перемешивались и никак не связывались между собой.
Первое воспоминание было ярким. Оно накрыло сразу и всколыхнуло все те чувства, которые испытала, когда шла через спящие тела проклятых людей. Ослабленный ум не справился с ужасом, который нахлынул на неё. Она тихо пискнула, сильнее стискивая холодную руку. Через туман в своей голове Лайя вдруг поняла, что эта рука не может быть рукой азура. Эти пальцы могут принадлежать только одному человеку на земле. Точнее, эльфу.
– Фенрис! – воскликнула она и шире распахнула глаза, слепо осматриваясь. – Это ты?.. Фенрис!
Она попыталась сесть, но тело не слушалось. Он бережно приподнял и прижал к своей груди. Пальцы переплелись с её, соединенная магия заструилась по телам, возвращая силы Фенрису и память Лайе. Когда необходимость в слиянии отпала, и Фенрис, и Лайя не захотели разжать руки. Их магия рассказывала гораздо больше, чем могли сделать это слова. Лайя свернулась в его объятиях, подтягивая ноги, и молчала, наслаждаясь его взбудораженным от реакции тела на их связь дыханием.
Сначала Лайя уловила какое-то странное напряжение, застывшее в воздухе, а потом заметила некоторую отстраненность и самого Фенриса. Лайя села рядом, забрала свою руку и беглым взглядом осмотрела спутников. Чонсок был невозмутимым, пожалуй, даже слишком. Такое чужое выражение лица у того было только в самом начале их знакомства, когда воин не делал и не говорил ничего лишнего, что не касалось бы дела. А Тэруми… нет привычного задора, веселья, иронии, злости, раздражения… ничего. Она просто сидела и рассматривала медленно покачивающиеся в пространстве ледяные сферы. Тэруми закрылась от всех. Но почему?.. Ответ крылся в словах, которые Фенрис адресовал Чонсоку ледяным, пугающе бесстрастным голосом:
– Кажется, ты в рассказе часть деталей упустил. И теперь я хочу о них узнать.
Лайя растерянно посмотрела на любимого, потом перевела взгляд на Чонсока. Собственное пробуждение и слова, которые сказала, всплыли в памяти внезапно. Она испуганно ахнула и зажала рот рукой. От этого по лицу Тэруми прошлась волна, смывая краски. Но лишь на секунды. Танэри заставила себя разжать кулаки. Больше ничего её не выдало. Что-то спрашивать, кричать или требовать она не стала.
– Это не то что… – начала оправдываться Лайя, повторяя слова Чонсока, но воин требовательно приподнял руку, призывая её умолкнуть.
Он смело посмотрел на Тэруми, а затем на Фенриса и ответил:
– Ей было холодно. Мне было холодно. У нас не было толком вещей или каких-либо одеял, чтобы согреться. Наши возможности выжить были строго ограничены. Я не мог помочь ей по-другому, кроме как не дать замёрзнуть и успокоить. Наши прикосновения друг к другу, – на этом моменте невозмутимость покинула и Тэруми, и Фенриса. Карие глаза вспыхнули от ярости, а синие – стали обжигать холодом, – не носили интимности и не выходили за рамки дозволенного. Нам нечего стыдиться. Возможно, мои действия были чересчур эмоциональны и излишни, но в тот момент я считал это правильным и единственным верным. Я не сожалею.
Его взгляд вдруг скользнул в её сторону. Карие глаза встретились с зелеными. Всё, что было, сумасшедшим калейдоскопом пронеслось между ними.
Они прячутся в яме до рассвета. Погребенные в земле, где от полчища монстров их отделяет лишь дверное полотно…
Её руки, которые сжимали ткань его одежды. Её страх, который заставлял его быть сильнее, смелее.
Его пальцы, которые перебирали её локоны. Его ладонь, которая защищала её лицо от песка и земли.
