Камень. Книга восьмая (СИ) - Минин Станислав

Я кивнул и хмыкнул:

— Что Ване за идею публикации вызова светит?

— Государь через Сашу передал проклятому колдуну очередную благодарность, — покривился воспитатель.

— Прохор, — я еле сдерживал себя, чтобы не расхохотаться. — Ванюша столько лет от хваленой Тайной канцелярии бегал, умудряясь одновременно финансовые аферы с размахом крутить! И мыслит этот «проклятый колдун» совсем не линейно. Пора бы тебе принять очевидный факт, что к мнению этого хитросделанного типа необходимо прислушиваться.

— Как это ни прискорбно, но, похоже, придется, — тяжело вздохнул воспитатель…

***

А поутру они проснулись…

Вернее, кое-как очухались, привели себя в порядок и побежали на первый этаж встречать важных гостей: князя Гримальди с сыном и внучками, Стефанию, Джузеппе, генерала Нарышкина и всю нашу дружную компанию. Пока мы с Марией, Варварой и Колей с Сашей, опять ночевавшими в нашем номере, здоровались с гостями, валькирии готовили на всех кофе, а Прохор по просьбе князя Альбера нашел пульт и включил огромную плазменную панель, которая все время нашего пребывания так и провисела без дела.

Телевизор разрывало от «горячих» новостей с Ибицы, причем каналы разных королевств подавали одну и ту же информацию совершенно по-разному. Испанские СМИ дружно орали о беспрецедентном побоище, устроенном без всякого повода молодыми русскими великими принцами во время мирного шествия любителей ночной жизни со всей Европы: более пятидесяти трупов и несколько сотен тяжело пострадавших. Кадры «побоища» впечатлить могли кого угодно: выложенные рядами прямо на асфальте тела убитых, которых для натуральности и не подумали накрыть простынями, самые настоящие горы шевелящихся и расползающихся по сторонам «ушибленных» организмов, вой, стоны, причитания, пятна крови и перекошенные лица корреспондентов и всяких там официальных лиц! И все это снималось ночью, во сполохах «люстр» машин полиции и скорой помощи, что еще больше добавляло драматизма происходящему в кадре. Испанских СМИ, оравших об объявлении в королевстве траура по погибшим, с огромным удовольствием цитировали СМИ Германии, Англии и Польши, остальные страны наряду с испанским телевиденьем демонстрировали материалы, предоставленные им Францией, Италией и Россией, на которых человек в маске в мегафон на английском предупреждает «мирное шествие», что Романовым, Бурбон, Медичи и Гримальди необходимо проехать в аэропорт, просит разойтись, а в ответ в него летят банки и бутылки из-под алкоголя, камни и куски дорожных бордюров. Дальше — больше: дело доходит до применения стихий против соратников переговорщика, и, как следствие, их реакция в виде применения простого физического насилия. Были показаны и отредактированные кадры допроса майора Кареаса, вызвавшие у ведущих «нейтральных» каналов кучу понятных вопросов.

Никто из нас в экран во время просмотра говноновостей пальцем не тыкал и не орал восторженно: «О-о-о, глядите, это моих рук дело!» Наоборот, все, даже Коля с Сашей и Джузи, сидели слегка пришибленные и молчали. Проняло и меня — пришло запоздалое понимание того, что одно дело своего личного врага убивать, он свой сознательный и обдуманный выбор самостоятельно сделал, и совсем другое — когда убиваешь тоже врага, но выбор сделали за него…

Наконец князь Гримальди выключил на панели звук и протянул:

— Да, хорошо отдохнули, больше пятидесяти трупов… Ну ничего, они сами виноваты. Кстати, мои гвардейцы при содействии французских коллег сегодня ночью и утром уже выдворили за пределы княжества около тридцати немцев и англичан за публичные оскорбительные высказывания против Гримальди, Бурбон и Романовых. На очереди два десятка испанцев, за ними больше десятка поляков. Основания те же. И это еще, можно сказать, приличная публика, считающая ниже своего достоинства устраивать пьяные дебоши в ресторанах и бой витрин бутиков. А вот в других местах… — князь оглядел нас. — На границе Франции и Германии вторые сутки происходят стычки между подданными этих государств, во Французских Альпах вовсю развлекаются швейцарцы, обидевшиеся на вашу последнюю акцию. — Альбер в упор смотрел на опустившего глаза Нарышкина. — Английские моряки в Кале устроили самое настоящее сражение со своими французскими коллегами, пострадало большое количество людей с той и с другой стороны, есть жертвы и разрушения, работа порта парализована. На границе России и Польши складывается непростая ситуация. И самое главное, что меня и вас должно волновать: на Лазурном берегу неспокойно, со дня на день этот многонациональный анклав может рвануть. — Князь вздохнул. — Людовик, понятно, меня заверил, что принимаются все меры по стабилизации ситуации, но ваш отдых на Ибице такого масла в огонь подлил, что я и не знаю, справятся ли французы… — И Альбер властным жестом остановил уже готовую возразить Стефанию: — Помолчи пока, внучка, дай договорить. — Он повернулся к Прохору. — Господин Белобородов, я могу быть уверен, что молодежь находится под вашим надежным присмотром и никаких… эксцессов на территории Монако не произойдет?

— Можете быть уверены, ваша светлость, — выпрямился и кивнул Прохор.

— Очень хорошо, — проговорил в ответ князь. — Держите меня в курсе своих планов. Всем приятного дня! — И снова кивок, и снова властный жест в сторону вскочившей Стефании. — Чуть позже наберешь на мобильный. Алексей, можно тебя на пару слов?

Мы с князем и с его сыном вышли на балкон.

— Алексей, — слегка замялся старший Гримальди, — не буду тебя пытать, сколько именно покойников образовалось на Ибице при твоем непосредственном участии, да это и неважно, но ты мне можешь пообещать, что в княжестве и на Лазурном берегу их будет по минимуму?

— Обещаю, ваша светлость, — вздохнул я. — А на Ибице мы действительно сработали очень… нежно, можете мне поверить, убивали только тех, кто пытался применить стихии, иначе бы жертв было в разы больше.

— Верю, внучки мне доложили, что вы все не виноваты, так ситуация сложилась. Но все равно будь поаккуратнее, мы живем за счет туристов.

— Ваша светлость, — хмыкнул я, — насколько я понял, это именно вы вместе с его величеством Людовиком выступили инициаторами переноса бизнеса Романовых в Монако? И именно для того, чтобы не так сильно зависеть от туристов? Так что ваши опасения мне кажутся… простите, но неуместными…

— Пока есть только туристы и большие неприятности, Алексей, — покачал головой Альбер. — А бизнеса нет даже на бумаге, одни обещания. Надеюсь, мы друг друга поняли?

— Конечно, ваша светлость.

— И еще… Твой вызов на дуэль Филиппа может показаться кому-то со стороны проявлением максимализма возомнившего о себе юнца. — Я изо всех сил старался скрыть свое удивление от осведомленности Альбера. — Но мы с Ренье успели тебя немного узнать и так не считаем. — Младший Гримальди обозначил поклон. — Мы тебя поддержим. А вообще, заглядывай как-нибудь на обед или ужин, пообщаемся в неформальной обстановке.

— Всенепременно буду.

Меня же этот разговор навел на смутные подозрения, и, проводив обоих Гримальди, на балкон я вернулся в обществе Прохора, Вани и Владимира Ивановича.

— Прохор, а что происходит? — поинтересовался я.

— Не понял?!

— Ты говорил, что старшие Романовы все продумали, все предвидели, все предусмотрели, а сегодня они опубликуют мой вызов на дуэль королю Испании, хотя эту идею, если так можно выразиться, ночью подкинули им мы с Ваней. Князь Гримальди еще сам не свой и очень переживает за то, что мы ему туристов начнем валить направо и налево. Хотя я лично пребывал в полной уверенности, что Альбера наши старшие родичи посвятили в свои планы, и он будет готов к подобным… последствиям заключения сделки. И еще князь знает про вызов испанскому Фильке. Так что происходит, Прохор?

Стоявший с каменным лицом воспитатель отвечать не спешил, и его решил поторопить Кузьмин:

— Да, Петрович, у меня вопросы те же.

Прохор ответил только через минуту и после внутренних борений, отразившихся на его лице: