Центурион набычился и уставился куда-то себе под ноги.
— Я знаю, что ты отредактировал таблицу.
— Ну я. А что?
— И залочил.
— Скажи, плохо получилось. У тебя был плохой напарник?
— Нет. Знаешь, больше всего хочется дать тебе в морду.
— Ну попробуй.
— Да ну тебя на хрен, — Центурион махнул рукой и ринулся в столовую вперед меня.
Месть его выразилась в том, что он подрезал последнюю жареную курицу, и мне достались рыбные фрикадельки. Ну и ладно, рыбу я люблю. Вот если бы Центурион отнял курицу у Баклана, мог бы и правда получиться скандал.
К моему удивлению, он сел вместе с нами, любезно спросив разрешения, и был вполне мил. Наверное, что-то задумал, но было пока непонятно что.
А второго сентября мы начали учиться.
Общий курс эволюции органики нам читал Рудник. Мы слушали его вместе со студентами с пятилетнего курса органики процессов, двумя группами с органических программных систем и маленькой группы с отделения тонких источников. Всего нас набралось человек сто, я даже не ожидал.
Рудник сразу объявил, что на этой лекции будет только теория, рабочие очки не понадобятся и можно их снять. Те, кто предусмотрительно их надел, завозились, пряча инструмент в карманы и сумки.
— Итак, я рад поздравить всех поступивших! Вы выдержали конкурс и достойно перенесли испытание с задержкой зачисления. Это очень хорошо, потому что крепкие нервы нам всем понадобятся и не только в этом году.
Аудитория зашушукалась, послышались смешки, а профессор продолжил.
— Предмет, который называется «органика процессов», эволюцию которого мы будем изучать, получил свое название из двух источников. Сам продукт, который мы с вами получаем в процессе работы, называется «программа», поскольку программирует и, если так можно выразиться, вразумляет платформу через которую он действует на неодушевленные предметы. Тем не менее, наш предмет называется по-другому. Слово «органика» обозначает природу программ, а она имеет самое что ни на есть органическое происхождение, ведь их источником являются люди. Передавая сигнал на рабочее поле, мы формируем отдельные элементы, либо соединяем уже существующие в единое целое. Но на этом история не заканчивается, поскольку полученный продукт способен эволюционировать дальше по своим собственным законам, и эта особенность отражена во втором слове нашего предмета — «процессов». Потому что это постоянно идущий процесс.
Смуглая студентка с косичками, переплетенными цветными лентами, подняла руку.
— Скажите, а мы будем изучать проблему единого источника программ?
Профессор улыбнулся.
— Вы, наверное, с отделения тонких источников?
Студентка кивнула.
— Я упомяну о существовании этой теории, но для общего понимания предмета она не нужна. Есть определенные разногласия по вопросам, как и когда появилась человеческая способность создавать и пересылать программы, и теория единого источника — лишь одна версия из многих. Очевидно, что человек обладал этой способностью многие века, но лишь разработки последних лет позволили поставить этот процесс под контроль. Не полностью, но хотя бы частично.
Отделение тонких источников нахмурилось в полном составе, но спорить никто не стал.
— Работа над контролируемой технологией началась около ста лет назад, и сегодня мы с вами имеем набор стандартных процедур, которые позволяют производить более-менее устойчивый результат. Я говорю, более или менее, потому что в работе со столь гибкими и изменчивыми вещами не может быть и речи о полном контроле. Однако дела сейчас обстоят гораздо лучше, чем, скажем, пятьдесят лет назад, когда тех же направляющих не существовало. Я начинал работать без них.
Рудник кашлянул и глотнул воды из стакана, заблаговременно принесенного ассистентом.
— А если мы заглянем в первые попытки освоения этой технологии, то мы увидим совершенно поразительные вещи. Первые специалисты по органике процессов, хотя тогда их чаще именовали возмутителями спокойствия, предпринимали попытки создания и переноса программ не в кристаллы, не на платформы, а непосредственно на неодушевленные предметы и в головы людей. Это были отчаянные времена, и большая часть экспериментов оканчивалась трагично. Хотя следы разработок, найденные на северо-восточных территориях, позволяют предположить, что нашим предкам гораздо лучше удавалось соединить воплощение намерения и человеческий организм. Лучше, чем получается сегодня с помощью имплантируемых кристаллов.
— А как же⁈ — воскликнул кто-то в зале. — Почему же мы не используем их сейчас?
— Ну, во-первых, потому, что наши предки подобными вещами в основном убивали. Мы не уверены, что успешных случаев позитивного воздействия было так уж много.
Народ в зале захмыкал. Да, вот такие мы люди, как кого убить, так это всегда пожалуйста.
— А, во-вторых, опыт применения этих технологий утрачен. Попытки восстановить потерянное знание ведутся, но, возможно, нам мешает существующая система обучения и дальнейшей работы, от которой никто не готов отказаться. Тем не менее, работы в этом направлении, хоть и неактивно, но идут. И это не то же самое, что поиск единого источника.
Профессор строго посмотрел на группу тонких источников. Те потупились.
— Сегодня специалисты предполагают, что для успешной работы по прямой передаче программы от человека человеку, нужна развитая интуитивная телесность, с которой у современных людей, прямо скажем, неурожай.
Зал грохнул от смеха. Профессор дождался, пока все отсмеются, и закончил мысль.
— Но, повторюсь, наблюдения не прекращаются, эксперименты ставятся, и в какой-то момент мы увидим результаты. Возможно успеха в этом направлении добьетесь именно вы…
Я задумался и вспомнил, что мне рассказывал дед о пользе размышления телом. Не исключено, что мне помогает именно это.
Когда мне было пятнадцать, и я еще учился в школе, а дед уже мощно укоренился на том самом побережье, куда в конце концов переехали и мы с родителями, он специально прилетел летом, во время каникул.
— Значит, так, — заявил он с порога. — Через год тебя выпустят из вашего питомника, и придется думать своей головой. Но голова думает плохо!
Общий смысл его выступления состоял в том, в особо важных случаях думать надо не головой, а телом. Потому что оно аккумулирует столько информации, что некоторые вещи знает лучше мозга. Только молчит, если его не спросить, или реагирует настолько неявно, что без практики эти сигналы можно и пропустить. Он уволок меня в сад, и мы славно потренировались в определении моих текущих приоритетов. Результаты оказались несколько предсказуемы, но сам процесс отслеживания собственных реакций меня позабавил. Честно говоря, мне казалось, что я нечасто с тех пор следовал его совету, но возможно что-то делал, не особо задумываясь. Может поэтому, мне и не нужны были никакие пальцевые направляющие?
Я отмахнулся от воспоминаний и сосредоточился на лекции. Подводку профессор уже закончил и приступил к перечислению наиболее значимых вех в развитии органики процессов — изобретению рабочего поля, которое мы чаще всего разворачивали на планшете, рабочих очков, направляющих, методов модификации, передачи и хранения программ. Я пометил себе основные даты, хотя они наверняка были в учебнике. Но про даты уж точно спросят на экзамене, не сомневаюсь.
Через полтора часа лекция закончилась, Рудник задал нам прочитать или переслушать соответствующий параграф, подтвердил мои подозрения, что значимые имена и даты придется выучить, чтобы знать откуда что взялось и почему так, и отпустил нас. Следующая лекция у нас была в инженерном корпусе и туда надо было уже бежать. Я собрался и вылетел из аудитории.
По дороге меня догнали Олич и Хмарь.
— Ну ты несешься как конь, Риц! — возмущенно заявила мне Хмарь.
— Но вы-то догнали, — ухмыльнулся я и замедлился.
— А у нас, между прочим, есть к тебе вопрос.
