— Что ещё делать прикажешь, барин?
Вздохнув, я развязал кошелек, достал монету и положил ее на стол.
— В доме приберись начисто. Воды натаскай — в дом да в баню. Продуктов купи, но когда уходить будешь, дверь запереть не забудь. Вот ключ! — Я потряс ключом и положил его на стол рядом с монетой. — Комнату я тебе определяю внизу, рядом с кладовой. Это вон там, по коридору за лестницей. А ежели уворуешь чего, барышня сама тебя зарежет и в землю закопает. Ясно?
Глядя на девку в упор, Катерина провела себе пальцем по горлу и затрясла головой, изображая умирающую. Парашка испуганно вскинулась, даже глаза вытаращила.
— Ясно, барин, ясно! Всё сделаю, ничего не уворую, никого в дом не пущу!
— Вот и отлично! — объявила Катерина и довольно сильно хлопнула Парашку по плечу. — Весело тебе провести время, Прасковья…
И мы наконец отправились на ассамблею. Было ещё, конечно, несколько рановато, но я хотел перед началом проверить, как были исполнены наши с генерал-полицмейстером рекомендации.
Когда подъехали к имению князя Бахметьева, я сошел с экипажа и подал Катерине руку, помогая ей спуститься. Потом оповестил Гаврилу:
— Освобожусь не ранее полуночи, а то и позднее. Сейчас отправляйся домой, да за девкой там проследи. Мы ее у себя пока оставили, барышне прислуживать… А уже ближе к ночи возвращайся за нами. Понял меня, Гаврила?
— Понял, барин, как же не понять. Только не Гаврила я теперь, а Гавр! Коль не веришь — у барышни своей спроси.
Гаврила весело подмигнул Катерине и всколыхнул поводья. Экипаж с цоканьем и стуком покатился по дороге. Катерина смутно улыбалась вслед удаляющейся повозке.
— Замечательный у тебя слуга, Алёшка, — сказала она, когда экипаж скрылся из вида. — Забавный такой дядька. Безобидный совсем.
— Безобидный? — усмехнулся я.
Она меньше суток знакома с Гаврилой, потому он и кажется ей безобидным. Ничего она не знает пока ни о войне со шведом, ни о турецком походе. И как «безобидно» он там себя проявил. Хотя и не обязан был вовсе — ведь не солдат он был, а просто дворянский слуга.
Да и не это главное. В военных походах он лютовал за Русь-матушку, за царя-батюшку, да за барина своего — и тут его можно понять. Но что она скажет, когда узнает, что до того, как пойти к батюшке моему в услужение, Гаврила был лихим человеком? Разбойной шайкой наш Гаврила командовал и людишек разных грабил да резал. И даже прозвище у него было тогда соответствующим: Гаврила-лиходей.
Такой вот он у меня «безобидный»! И даже кофий теперь не пьет, чтобы, не дай бог, какой сосуд не лопнул. О здоровье своем беспокоиться начал.
— Гаврила безобидным кажется оттого, что тот, кто его обидел, недолго на этом свете задержался, — пояснил я. — И ничего поведать не может.
Приподняв брови, Катерина понимающе покивала.
Мы прошли в ворота мимо двух гвардейцев в мундирах Семеновского полка, при шпагах и ружьях, в белых напудренных париках. Мне вспомнилось отчего-то, что брат генерал-полицмейстера Шепелева, Семен Петрович, командовал как раз Семеновским полком. Уж не испросил ли Яков Петрович у брата своего помощи, дабы усилить охрану предстоящей ассамблеи?
Весьма может быть. Я слышал, они в весьма тесных отношениях, и часто наносят визиты друг к другу.
За воротами нас встретил дворецкий Силантий, одетый все в ту же шикарную шитую золотом ливрею, и испросил наши пригласительные. Я протянул ему билет, и дворецкий некоторое время изучал его, беззвучно шевеля губами. Вероятно, грамоте он был обучен, но высокой скоростью чтения не отличался. Пришлось ему помочь.
— Билет выписан на имя генерал-полицмейстера Шепелева, — пояснил я. — К сожалению, Яков Петрович не может явиться лично, а потому интерес сыскного приказу на ассамблее буду представлять я.
Силантий кивнул и сунул билет себе за спину, откуда вдруг вынырнул лохматый карлик, разодетый по-петушиному броско. Странно даже, что я его сразу и не приметил. Схватив билет, карлик бросил его в высокий ящик, который прижимал к груди, и вновь спрятался за спиной Силантия. Тот в свою очередь низко поклонился и обеими руками указал вдоль дорожки, ведущей к особняку.
— Милости просим, Алексей Федорович! Вас и барышню вашу. Желаем приятно провести время на нашей ассамблее!
Я хотел уже было направиться вперед, но Катерина придержала меня за рукав.
— Время не проведешь! — заявила она неожиданно.
Силантий был явно озадачен подобным заявлением. На лице у него застыло выражение полного отупения.
— Что, простите, сударыня? — пробормотал он. — Не могу взять в толк, о чем вы?
Катерина поправила ему воротник на ливрее и свойски шлепнула по щеке.
— Скажи-ка мне, мил человек, а будут ли сегодня подавать утиную грудь под брусничным соусом? — поинтересовалась она.
— Э-э-э… — протянул Силантий. А потом вдруг просиял. — Сделаем! Никаких препятствий для этого не вижу, сударыня! Немедленно отдам соответствующие распоряжения!
— Отдай, голубчик, отдай, — с улыбкой сказала Катерина. — Давно утиной грудкой не баловалась.
При этом она строго взглянула на меня. Я только коротко развел руками. И потянул Катерину вперед по дорожке.
Мы шли неспеша, Катерина при этом критически рассматривала статуи с изображениями библейских сюжетов и греческих мифов.
— Нравится? — полюбопытствовал я.
Катерина пожала плечами.
— Неплохо, но уж больно похоже на подделку.
— А это и есть подделка, — пояснил я. — Если ты пытаешься отыскать здесь следы высокого искусства, то напрасно. У князя Бахметьева есть специальный скульптор, которого он выписал из Италии. Так он по заказу князя лепит такие статуи десятками. Сейчас я кое-что тебе покажу…
Мы уже дошли по конца широкой дорожки и свернули на боковую, узкую. И сразу наткнулись на еще одного Семеновского гвардейца с ружьем на плече. Он медленно маршировал вдоль дорожки, при этом нас с Катериной он словно бы не замечал.
Я с удовлетворением отметил, что на обочинах теперь торчали недавно вкопанные столбы с крючками, на которых висели масляные лампы, закрытые стеклянными колпаками. Конечно, сейчас они не светились, но зажечь их можно было в любой момент.
Что ж, рекомендации сыскного приказа здесь исполнялись с совершенной точностью. И это не могло не радовать.
Потянув Катерину за руку, я свернул в узкий боковой проход, и мы очутились на одной из потайных полянок со скамейками под срамными статуями. Катерина пришла в неописуемый восторг.
— Вау! — воскликнула она. — Как удобно придумано! И скамейки-то какие широкие! При необходимости на них и прилечь можно, тебе не кажется?
Мне казалось.
— Вдвоем! — добавила Катерина.
Я только кашлянул в кулак, покашиваясь на статую голой девицы с огромной грудью. Катерина умудрилась заметить мое мимолетное внимание к формам статуи и со смешком пихнула меня в плечо.
— Что, Алёшка — понравилась девка? Да, такие-то титьки кому угодно понравятся!
Я снова хотел кашлянуть в кулак, но подавился собственной слюной и раскашлялся не на шутку. Катерине даже пришлось по спине меня похлопать, чтобы приступ прошел.
— Ты живой, Сумароков?
— Живой, живой… — морщась, я потер кадык.
— Это хорошо. А то я испугалась, что ты сейчас помрешь, и ассамблею я уже не увижу.
— Да увидишь ты ассамблею! — огрызнулся я. — Никуда она не денется. Только ничего интересного на ней не предвидится. Просто толпа знати будет есть, пить да разговоры разговаривать. В карты ещё играть будут. Вот ты умеешь в карты играть?
Катерина помотала головой.
— Не любительница.
— Я тоже не охоч. Изредка лишь с приятелями своими по маленькой ставки сдаем, с Ботовым да с Гогефельзеным…
Вспомнив про Ботова, я подумал, что надобно наведаться в казармы да спросить про его здоровье. Может спасла его царица небесная, и не помер он от раны, полученной на дуэли? Хотя, чаще бывает наоборот. Бывает и дуэль шуточная — чисто бахвальства ради шпагами помахают, потычут, и крови-то совсем чуть-чуть пустят. А рана потом как гноем покроется, жар во все тело даст, а через неделю, глядишь — и богу душу отдал, любезный.
