Его руки дрожали, когда он наливал нам по кружке крепкого чая. Я заметил, как тщательно Семен выбирает слова, пытаясь сохранить самообладание:
"Это предложение... Оно смердит. И эти их 'медицинские статистики' - чистейшая угроза. Да кому сдалась наша лавка?!" - он нервно провел рукой по волосам. - "А архив... Наши наработки... Дед входит в научный совет артефакторов Великого Новгорода! Без его одобрения ни один новый артефакт не признается оригинальным!"
Я осторожно спросил о полиции, и Семен только горько усмехнулся:
"Прошла неделя - тишина. Видимо, придется звонить старым друзьям деда. Есть там один брюзгливый старик... Они вечно ругались, но уважали друг друга. Завтра позвоню."
Когда он спросил, не нужна ли мне помощь с вузами, я поспешил его успокоить. Опыт сегодняшнего дня в министерстве сделал меня почти профессионалом в бюрократических вопросах.
Внезапно резкий звук сигнализации заставил нас вздрогнуть. На одном из бронированных окон остался след красной пыли - кто-то бросил кирпич. За окном во тьме не было видно ни души.
"Предупреждение," - глухо произнес Семен, разглядывая грязь на пуленепробиваемом стекле. - "Они знают, что простым кирпичом здесь ничего не добьешься. Это послание лично мне."
Я положил руку ему на плечо: "Пойдем спать. Утро вечера мудренее." Но в душе я понимал - эта ночь будет долгой, а утро принесет новые испытания. Ветер за окном выл, как предвестник бури, и где-то в темноте затаилась неведомая опасность...
Интерлюдия
Тусклый свет настольной лампы отбрасывал дрожащие тени по кабинету, заставленному старинными фолиантами. В воздухе витал терпкий аромат дорогого табака и старой кожи. Тяжелые бархатные шторы были плотно задернуты, отчего комната напоминала склеп.
— Ты заметил, у кого остановился наш сизокрылый голубь? — раздался в телефонной трубке глухой, будто подземный голос. На другом конце провода кто-то негромко щелкнул зажигалкой. — Да, какое интересное совпадение. Кортик вернулся в отчий дом.
Хозяин кабинета медленно провел пальцами по резной ручке кресла, оставляя следы на покрытой вековой пылью поверхности. Его ногти были ухоженными, но с едва заметными темными подтеками — будто от въевшейся крови.
— Ничего страшного, мастера-то дома нет, — ответил он, прищурив свои бледно-голубые, почти бесцветные глаза. — Приболел он.
В трубке раздался тихий, похожий на змеиное шипение смешок.
— Приболел? Вопрос по нашей части?
— Не уверен, — хозяин кабинета потянулся к хрустальному графину с темно-рубиновой жидкостью. — Не следил за ним уже лет двадцать. Но задам вопрос подчиненным, чтобы разузнали.
Он налил себе полбокала, наблюдая, как густая жидкость стекает по стенкам сосуда. Где-то за окном пролетела сова, ее крик донесся сквозь толстые стены.
— А как дела у нашего хищника? Загоняет голубей? — поинтересовался собеседник.
— Пока притаился, — ответил хозяин кабинета, пригубив напиток. На его губах остался кровавый след. — Наблюдаем.
— Что ж, будем ждать.
Наступила пауза, во время которой было слышно лишь потрескивание дров в камине. Затем голос в трубке неожиданно смягчился:
— Кстати, Софья Петровна передавала нам из деревни мед собственной пасеки. Так что приглашаю на чаепитие.
Хозяин кабинета неожиданно рассмеялся — сухим, дребезжащим смехом, больше похожим на предсмертный хрип.
— Жива еще старая ведьма? — прошептал он, вытирая губы шелковым платком. — Хорошо, на выходных буду у тебя.
Он положил трубку, затем подошел к окну и резко дернул шнур. Шторы раздвинулись, открывая вид на ночной город. Где-то там, в этой темноте, находились и мальчишка с кортиком, и спящий мертвым сном гениальный дед, и таинственная женщина в машине. Хозяин кабинета улыбнулся, обнажив слишком белые, слишком острые зубы.
"Какая забавная игра начинается", — подумал он, наблюдая, как внизу у подъезда останавливается черный лимузин с затемненными стеклами.
Глава 4
Позавтракав хрустящими тостами с золотистой корочкой и воздушной яичницей, которую я мастерски приготовил с добавлением сливок и свежего укропа, мы с Семеном разбежались по своим делам. На прощание он сунул мне в карман пакетик с бубликами - "на перекус, вдруг затянется".
Неспешно добравшись до величественного здания Академии магии, я с удивлением обнаружил, что мой новый статус позволяет мне беспрепятственно пройти через массивные дубовые двери с серебряными рунами. Вахтер, пожилой мужчина с седыми бакенбардами и медалями на груди, лишь кивнул, услышав мою просьбу:
"Кабинет ректора? Третий этаж, в конце коридора. Только он сейчас, должно быть, на совещании..."
Но у меня было странное предчувствие, что ректор будет на месте. Поднимаясь по мраморной лестнице с резными перилами, я вдруг замер - передо мной спускалась сама весна в человеческом обличье.
Сначала я увидел ножки - стройные, изящные, в лаковых туфельках на небольшом каблучке. Легкий голубой сарафан из струящейся ткани обрисовывал грациозный стан, а тонкие бретельки подчеркивали хрупкие плечи. Мой взгляд невольно поднимался выше, отмечая тонкую талию, округлые формы груди, изящную шею...
А потом я увидел ее лицо. Небесно-голубые глаза, обрамленные густыми ресницами. Тонкий греческий профиль с чуть вздернутым носиком. Светлые, будто озаренные внутренним светом кудри, спадающие волнами до плеч. От этого зрелища у меня перехватило дыхание, а в груди стало жарко и тесно.
Она прошла мимо, лишь скользнув по мне равнодушным взглядом - точь-в-точь как княгиня, не удостаивающая внимания дворового мальчишку. И я вдруг понял: если сейчас не заговорю с ней, возможно, никогда больше не увижу.
"Девушка, простите!" - мой голос прозвучал неожиданно громко в тишине лестничного пролета. - "Как пройти к ректору?"
Она остановилась, слегка приподняв бровь. "У него совещание, он занят. Кабинет в конце коридора на третьем этаже." Ее голос был звонким, как хрустальный колокольчик, но с явными нотками раздражения.
"Откуда вы знаете, что он занят?" - не отставал я.
"Потому что он даже меня попросил прийти через час!" - она фыркнула, сложив пухлые губки бантиком.
"Даже вас?" - я не смог скрыть удивления.
"Да, даже меня, любимую внучку!" - в ее глазах вспыхнули искорки. - "Вопросы закончились? И может, вы представитесь, как подобает?"
Я выпрямился, невольно принимая дворянскую осанку: "Вольный слушатель, дворянин Черноморской Губернии, Егоров Петр Иванович."
"Слушатель?" - она презрительно сморщила носик. - "Что-то новенькое, не слышала."
"Скорее что-то старенькое," - я невольно улыбнулся, отмечая, как на ее щеках появляются прелестные ямочки, когда она сердится.
"Ладно, пока, мне надо бежать." - она сделала шаг вниз.
"А вас как зовут? Внучка ректора?" - поспешил я.
"Несмешно." - она резко развернулась, заставив юбку красиво взметнуться. - "Ольга я. А для вас - Ольга Николаевна Витязева! До свидания."
И прежде, чем я успел что-то ответить, она уже скрылась за поворотом лестницы, оставив после себя лишь тонкий аромат лаванды и жасмина. Я стоял, как вкопанный, с глупой улыбкой на лице, пока где-то сверху не раздался сердитый голос:
"Молодой человек! Вы ко мне?"
Наверху, в проеме коридора, стоял седовласый мужчина с орлиным носом и пронзительным взглядом - точь-в-точь как у только что скрывшейся из виду Ольги. Видимо, мое знакомство с ректором начиналось раньше, чем я планировал...
***
Я, уже Вольный слушатель, Егоров Петр Иванович, стоял перед массивными дубовыми дверями ректората, сжимая в руках документы. В груди колотилось что-то горячее и тревожное — смесь надежды и страха. Я не принадлежал к знатным родам, не имел за спиной ни влиятельных покровителей, ни громких заслуг. Только странное право, дарованное старинным законом, о котором узнал лишь недавно.
