— Эс бегинт цу регнен…
Фраза была незнакомой, но было ясно, что лакей опасается, что с минуты на минуту начнется дождь.
Остальные, впрочем, тоже заметили изменения в погоде. Кристоф с принцессой Фике перестали дурачиться, и лица их наконец приняли серьезные выражения. Обер-вахмистр поднялся со стула и что-то сказал герцогине по-немецки. Она недовольно наморщила носик, затем кинула на меня лукавый взгляд и, подобрав юбки, направилась к карете. У двери остановилась и обернулась к дочери:
— Фике, ком цу мир!
Принцесса излишне мило улыбнулась напоследок Кристофу и послушно направилась к матери. Ганс и девка-служанка торопливо убирали оставшиеся продукты, посуду и стол со стульями.
Несколько минут спустя мы тронулись в путь. Мы с Кристофом двигались немного впереди кареты, своим присутствием как бы расчищая путь, который и без того был свободен. Дождь все никак не начинался, и я уже решил было, что мы так и доберемся до Горной Поляны по сухому, но стоило только об этом подумать, как на щеки мне упало несколько холодных капель. Потом их целая пригоршня простучала по плащу, и следом зарядило так, что дорога перед нами моментально превратилась в грязь.
Кутаясь в плащи и придерживая шляпы, чтобы не сдуло ветром, мы упрямо продолжали путь. Слева и за нашими спинами в отдалении время от времени сверкали молнии, гром грохотал с большой задержкой, говоря о том, что центр грозы находится достаточно далеко от нас. И чем дольше мы ехали, тем длительнее становились перерывы между проблеском молнии и следующим за ним громовым раскатом. Это внушало надежду на то, что гроза отдаляется от нас, и вскоре уйдет совсем, забрав с собой и этот холодный дождь.
Не тут-то было! Гром утих, молнии уже не блистали, но дождь продолжал сыпать, превратившись в сплошную мокрую пелену, сквозь которую сложно было что-то рассмотреть. По всей видимости, сыпал он здесь уже довольно давно, потому что дорога превратилась в сплошную зыбкую грязь.
Мы с Кристофом отвели лошадей на обочину, в траву, чтобы им было легче идти. Карета же двигалась вперед еле-еле, а когда перед ней появилась вдруг огромная лужа, больше похожая на небольшой пруд, кучер и вовсе остановил лошадей.
Он что-то крикнул нам по-немецки. Рассудив, что он спрашивает у меня совета, как ему поступить, я подвел к нему Снежку, показал на лужу, а затем покачал у него перед лицом пальцем. Показал на обочину.
— Хир, — сказал я, вспомнив еще одно немецкое слово. — Нужно ехать здесь, понимаешь? Хир, мать твою!
Кучер соскочил прямо в грязь и, с чавканьем выдергивая из нее сапоги, вышел на траву. Прошелся, осматриваясь. Обер-вахмистр Глапп что-то крикнул ему из кареты, кучер многословно принялся что-то объяснять. Затем вернулся на козлы и, то и дело понукая лошадей, попытался вывести карету на траву. Вскорости это ему удалось, и карета медленно покатила дальше, так сильно кренясь при этом, что я всерьез стал опасаться, как бы она не перевернулась. Не сложно было представить, что чувствовали внутри ее пассажиры. Примерно так чувствуют себя игральные кости в стакане, когда их перемешивает азартный игрок, прежде, чем бросить на стол.
Дождь сопровождал нас до самой Горной Поляны. Этот городишко притаился под южным склоном высокого холма, рядом с извилистой рекой, которая служила естественной границей между Российской империей и Великим княжеством Сагарским. С русской стороны она звалась ласковым словом Серебрянка. В Сагаре же ее больше знали под довольно грубым именем Зильберхаль.
Берега Серебрянки соединял мост, с обеих сторон закрытый шлагбаумами. В будках рядом с ними скучали солдаты, неизвестно за какие провинности сосланные в это дальнее Приграничье.
Промокшие до нитки, сворачивать к мосту мы не стали, вместо этого проследовали прямиком в город. Но едва лишь окраинные домики остались за нашими спинами, как дождь прекратился. Тучи быстро отползали к югу, освободив раскрасневшееся солнце, которое висело уже над самым лесом, готовясь провалиться в его пушистое покрывало.
Глава 3
Вынужденная остановка и собственный Пенициллин
Похоже, мы изрядно задержались в пути. И речи не могло быть о том, чтоб сегодня же отправляться в Аухлит. Для начала следовало обсохнуть и передохнуть, да и лошади тоже порядком устали.
Постоялый двор под вывеской «Султановское Подворье» представлял собой двухэтажное деревянное здание, построенное буквой «П». Въезд внутрь преграждала высокая кованая ограда с такими же высокими коваными воротами. Они были закрыты, но едва мы приблизились, как невесть откуда выскочил бодрый мужичок с острой торчащей вперед бородой, и ворота перед нами тотчас распахнулись.
— Милости просим, гости дорогие! — заголосил мужичок, подперев воротины чурбаками, потому что они так и норовили закрыться сами собой.
К нам уже бежали слуги, услужливо придержали лошадей, пока мы с Кристофом спешивались.
— Ай, барин, промок совсем! — изрек очевидное один из слуг, помогая мне избавиться от напитанного водой плаща. — А продрог-то как… Семка! — заорал он вдруг и махнул кому-то рукой. — Водки тащи! Тут барин продрог, отогреть надобно!
Другие слуги уже забрали наших лошадей и повели их в конюшню. Еще двое распрягали карету. Происходило все это столь быстро, слаженно и решительно, что если бы я не был уверен в том, что это именно постоялый двор, то мог бы решить, что нас попросту атаковали цыгане.
Из кареты высыпали все ее пассажиры. Дамы осматривались, вид при этом стараясь держать достаточно высокомерный. Мужичок, открывший нам ворота, тут же подскочил к ним и что-то сказал на хорошем немецком. Герцогиня удивленно на него взглянула и что-то ответила. Мужичок прижал руки у груди, низко поклонился и забежал в дом.
— Боюсь, сегодня нам в Аухлит не добраться, — сообщил я подошедшему обер-вахмистру Глаппу. — Гроза нас порядком задержала, да и лошади выбились из сил.
— Ничего удивительного, — согласился Генрих. — Вы видели, какая здесь грязь? После каждого дождя дороги превращаются в болота, и я уверен, что на том берегу Зильберхали ситуация ничуть не лучше. Даже если бы лошади были полны сил, и мы выехали прямо сейчас, то в Аухлит все равно добрались бы лишь ночью. А путешествовать в этих местах в ночную пору просто верх безрассудства.
— Почему вы так думаете? — поинтересовался я.
Обер-вахмистр ухмыльнулся.
— А как вы полагаете, герр Сумароков, почему великий князь Ульрих решил встречать свою невесту в Аухлите, а не здесь, на самой границе?
— Потому что такова традиция? — предположил я.
Все еще ухмыляясь, Глапп покачал головой.
— В Сагаре нет строгих традиций на этот счет. А встречать невесту на границе князь не пожелал, потому как места здесь кишат всякой нечестью.
— Разбойниками? — уточнил я.
— И не только. Разбойники местные — лишь часть беды. Я слышал всякое, но не знаю, чему следует верить, а чему нет. Но если даже малая часть из этого правда, то по пути в Аухлит нам скучать не придется. И князь Ульрих это знает. Невесту всегда можно выбрать и другую, а Великий князь в Сагаре только один… Я рад, что герцогине удалось уговорить вас сопроводить нас до самого Аухлита. Пара длинных шпаг нам совсем не помешает.
Осмыслив его слова, я коротко поклонился.
— Буду счастлив, если моя шпага сослужит добрую службу ее высочеству. Но вместе с тем будем надеяться, что это в пути не понадобится.
Тут к нам подбежал запыхавшийся Семка — долговязый рыжий парень лет двадцати — с круглым подносом в руках, на котором стояло несколько чарок с водкой и солеными огурцами на блюдце. Все, кроме дам, выпили, захрустели огурцами. И действительно — сразу полегчало. Жар разлился по телу, согревая его изнутри, а мелкая дрожь, которая донимала меня уже больше часа, наконец-то улеглась.
А обер-вахмистр так тот даже передернулся и крякнул, приглаживая усы.
— Данке шён, — просипел он. — Отличный шнапс, отличный…
Тот самый мужичок с торчащей бородой вскоре вернулся и несколько суетливо пригласил нас в дом. Выяснилось, что зовут его Прохор Султанов, и это подворье, как и вообще половина всей Горной Поляны, принадлежит ему. Не в том смысле, что государь подарил ему половину этого города, а в том, что большинство доходных мест он отстроил здесь за собственные деньги. Хозяйственный такой мужик, из казаков яицких.
