Зато размолвка влюбленных очень даже устраивала Честера: он открыто симпатизировал эльфийке, впрочем, оставаясь в рамках уважения и не переходя невидимую грань. Вот только глаза при виде лучника у девушки не загорались. Лайя видела, с какой затаенной болью и любовью та смотрела на Дария, когда маг не видел, и не понимала, почему не поговорить? Зачем мучить себя? Или Дарий сам её бросил? Почему тогда ревнует Исалиэль к каждому мужчине, который приближается к ней? Почему ищет взглядом?
Лайя выдохнула и покачала головой, ругая саму себя и напоминая, что это её не касается. Нельзя лезть в чужие отношения.
Её собственные отношения стояли высоко на стене и смотрели вдаль. Ветер играл с его серебристыми волосами, а Лайя любовалась.
Ты смогла растопить ледяное сердце Эарендила…
Почувствовав её приближение, Фенрис улыбнулся и протянул руку, словно мог сейчас помочь ей забраться. Лайя бегом преодолела оставшееся расстояние и юркнула в его объятия. Лицо спрятала в вырез его рубашки, благо, что с каждым днем погода всё больше баловала теплом и можно было не носить теплые вещи. Запах любимого дурманил, и Лайя не удержалась и сначала потерлась носом о его ключицу, а потом провела по коже языком.
— Два дозорных на стене, особенно если это мужчина и женщина, — это ещё не значит, что внимания простирающемуся лесу будет в два раза больше, — посмеиваясь, сказал Фенрис.
Лайя улыбнулась и развернулась спиной к мужу.
— Теперь я вся внимание.
Он поцеловал её шею. Лайя повела плечом, ежась от возникшей щекотки, и тихо захихикала. Фенрис заключил в ласковый кокон объятий и пристроил свою щеку возле её щеки. Они стояли так и наблюдали за медленным приближением змей, которые с наступлением ночи выползли из своих нор.
Лайя давненько не забиралась сюда ночью, поэтому была приятно удивлена тем, какое количество монстров осталось. Значит, план Фенриса сработал, и слаженная работа магов помогла значительно уменьшить число страждущих проникнуть в город змееподобных особей. А следующая мысль согрела душу теплом надежды: возможно, со временем и вовсе получится от них избавиться.
В её тело вдруг резко вторглась чья-то боль, и Лайя вздрогнула и судорожно втянула воздух. Объятия Фенриса стали крепче.
— Как ты? — прошептал он.
— Терпимо, — чуть преуменьшила силу страданий она, чтобы лишний раз не волновать мужа. — Мама говорит, что со временем я научусь закрываться от мыслей, чувств и боли своих сестер и отделять действительно важное и критичное от общего фона.
— Мы справились бы без этого, — впервые со времени созыва ковена, где Лайя стала Верховной ведьмой, высказался Фенрис.
— У нас снова слишком неопределенное будущее, чтобы можно было позволить себе пренебрегать такой силой. Мне повезло, что мама много чего знает и учит меня. Теперь жалею, что не сделала этого раньше и сторонилась её. Сейчас была бы готова встретить любую опасность.
— Как Тэруми согласилась на это? — задумчиво проговорил он. — Ковен — это совместный ритуал единения всех ведьм, где вы одно целое. Ей пришлось на мгновения разделить свою суть с Лоран.
Лайю этот вопрос тоже очень интересовал. Хотя сама Тэруми продолжала настаивать, что это всё во благо их общей защиты.
— Рано или поздно узнаем, что движет ею.
— Лишь бы не поздно.
— Может, попробовать у Чона аккуратно спросить? Вдруг у него есть мысли на этот счет, — предложила она.
— Не стоит. На него и так много чего свалилось. Просто присматривай за сестрой, когда меня нет рядом. Проверяй там ли она, где говорит. Не явно, конечно, чтобы не заметила слежки.
Лайя хмыкнула. Как будто это можно было вот так, незаметно от самой Тэруми, провернуть. Но вслух сказала:
— Постараюсь.
— Большего и не прошу. — Он коснулся поцелуем её щеки и снова устремил взор на издающих неприятные, едва слышные протяжные звуки, чудовищ.
Больше они не говорили, чтобы не привлекать внимание монстров. А спустя ещё какое-то время Лайя отправилась на свой пост на другой конец стены.
* * *
Дарий лежал на кровати, подложив руки за голову, и смотрел в потолок. Идея взять выходной от ночной травли змей, похоже, была не самой удачной. Больше времени на раздумья. Как будто ему мало того времени, которое он проводит днем в дозоре один на один с собой.
Прошло шестнадцать злополучных дней с того самого дня, когда Лиэль переехала в другой дом. Именно переехала. Слова «бросила» и «разлюбила» он больше по отношению к ней не упоминал. За это время он, как и советовал Коди, разобрался в себе.
Одиночество радовало его только первые несколько дней. В те дни он чувствовал себя свободным. От необходимости быть хорошим, внимательным. От необходимости соответствовать столь удивительной девушке, с которой ему удалось начать отношения. Теперь он мог флиртовать с кем хотел. Мог заводить мимолетные интрижки. Мог снова купаться в женском внимании. Перспективы окрыляли.
А потом всё закончилось, так и не начавшись. Даже в мыслях. Чужие девушки были не столь красивы. Оказывать знаки внимания не хотелось. Желание коснуться кого-нибудь так и не возникло. Исалиэль снова стала проникать в его мысли, вытесняя оттуда злость, разочарование, сомнение.
В какой-то момент, вернувшись в свою комнату, Дарий осознал, что всё здесь пропитано ею. Он заметил то, что не видел раньше, воспринимая как данность. Связанный ею из разноцветных лоскутков ковер. Вышитый причудливый узор на занавесках. Да и сами занавески она тоже сама сшила. Нарядное покрывало, которое Лиэль смастерила из обрезков ткани. А ещё салфеточки, платки с их инициалами. Она обустраивала их дом из того, что было, привнося в него красоту и уют. И в этот момент понял, как сильно он по ней скучает. Не только по стройному телу и нежным рукам, не только по ней самой, но и по её свету.
Тогда сомнения другого рода захватили его. Имел ли он права опять вторгаться в её жизнь? Исалиэль создана для другого, для великого, того, чего он дать не сможет. Он просто беглый маг на чужой земле без права выбора и голоса. Он снова в заточении, только не под руководством Инквизитора, а Эарендила. И если эльф решит, что ему, Дарию, нельзя быть в Дэйлоре, он не сможет туда попасть. Так, может, всё случилось именно так, как было правильно? Может, эта ссора им дана, чтобы отболело и прошло? Чтобы они могли пойти дальше, каждый своим путем?
А Ивори? Он думал о ней. О них. Представлял её рядом. Невольно гадал: неужели со стороны было виднее, и он действительно испытывал к ней чувства, как к женщине? Воображал их поцелуй и объятия. Но… даже в мыслях это было так же странно, как и представить себя целующимся с Полин. И понимание пришло само по себе: он беспокоился за Ивори, чувствовал за неё ответственность, потому что больше было некому, потому что она одна и в постоянной опасности. Но сейчас, когда ей ничего не угрожало, когда он видел, что рядом есть тот, кто защитит её, позаботится, Дария отпустило. У него, конечно, никогда не было сестры, но ощущение было именно такое. Словно он передал сестру в другие заботливые руки.
Впрочем, Ивори своё отношение к нему тоже поменяла после того дня. Она не стала хуже относиться или лучше. Просто ровно. Как будто он был одним из её хороших знакомых. И искры расположения, что порой он интуитивно улавливал от неё, погасли. Зато теперь в её глазах горел мягкий свет, который она никому не дарила, который появлялся, когда она была поглощена своими мыслями. Правда, этот свет всегда носил оттенки грусти.
Он закрыл глаза и заставил себя не думать, ведь уже ночь и нужно спать. Утром хандра развеется, точнее, не будет такой изматывающей и, может, правильное решение найдет его само. Но чем сильнее он старался расслабиться, тем сильнее было желание поддаться безрассудности и ворваться в дом Лиэль. И наплевать на мораль и сомнения. На правильно и нет… Прогонит, и черт с ним. Он хотя бы попытается.
Он сердито выдохнул, подавляя новый виток мыслей, и перевернулся на бок. Накрылся с головой. Попробовал считать: говорили, это помогало. Жарко. Раскрылся. Замерз и снова накрылся. Сходил попить. Вернулся. Лег. Стал про себя повторять выученные слова на эльфийском. Вдруг поможет уснуть?
