Увы, наслаждаться одиночеством долго не пришлось. В палату влетела бледная взволнованная женщина. К полному изумлению Стрижа она взяла его за здоровую руку и расплакалась.
— Я думала тебя убили… — доносилось сквозь всхлипы. — Древние, я так испугалась…
Её пальцы с такой нежностью поглаживали руку Стрижа, что тому стало не по себе. Когда сталкиваешься с врагом в бою как-то не думаешь о том, ждёт ли его кто-то дома. Дом — он где-то там, в другом мире, в другой жизни.
Но сейчас, видя заплаканные глаза жены, нет уже вдовы покойного Генриха, Лёха ощутил как к горлу подкатывает ком. Погибшие Пауки не были ангелами, это он знал наверняка. И он сам не был. Да и никто в целом мире, если вдуматься. Сам этот мир не располагал к жалости и излишнему милосердию. Но, несмотря на всё, даже распоследнюю мразь кто-то может любить и ждать.
— Я не стала будить детей, — украдкой утерев слёзы продолжала женщина. — Не хочу, чтобы они видели…
Она неопределённо мотнула головой куда-то. Лёха предположил, что в сторону пристани с пришвартованным к ней тримараном.
Отвечать что-то было опасно. Если на фоне шума и общего шока остальные не особенно вслушивались в его голос, то жена непременно сразу же узнает подмену. Потому Стриж слабо улыбнулся, чуть сжал руку вдовы, имени которой не знал, и сделал вид, что провалился в сон.
К его смущению и разочарованию, она не ушла. Так и сидела рядом, не отпуская его руки. И на душе от этого было особенно паршиво.
Пару раз к ним заходил лекарь, с беспокойством щупал лоб «больного», дал выпить разведённый в воде вонючий порошок, а затем принёс бадью с холодной водой и небольшими тряпицами. Всю оставшуюся ночь вдова Генриха заботливо меняла Лёхе компрессы, стараясь сбить жар.
Небо за окном уже начало светлеть когда в палату вошёл мужчина в годах, но с цепким живым взглядом. Стриж рассматривал визитёра сквозь едва заметно приподнятые веки. Судя по тому, как подобралась при его появлении вдова, это был кто-то обличённый властью.
— Барон Санри, — почтительно поклонилась она вошедшему.
— Матильда, девочка, оставь нас, — покровительственным, но не терпящим возражений тоном приказал барон.
— Да, ваша милость, — вновь поклонилась Матильда и, на прощание сжав руку Стрижа, покинула помещение.
Барон оглядел больного с ног до головы, задержал взгляд на прилипшей к потному телу простыне, на прикрытом компрессом лбу и сел на стул у кровати.
— Генрих, — осторожно, но требовательно потрепал его за здоровое плечо барон. — Проснись. Нам нужно кое что узнать.
Лёха медленно открыл глаза и несколько секунд изображал с каким трудом фокусирует зрение на собеседнике. Тихо промычав нечто неразборчивое сквозь зубы он сипло попросил:
— Воды…
Барон нетерпеливым движением плеснул из кувшина в кружку и подал её больному. Пока Стриж нарочито медленно подносил дрожащей рукой кружку ко рту, Санри начал говорить.
— Мы не нашли тело твоей пустышки. Мне передали, что ты сообщил будто обоих пустотников забрали. Ты всё ещё чувствуешь своего? Он жив? Можешь сказать в каком направлении и как далеко?
Стараясь не перемениться в лице Стриж делал глоток за глотком, соображая. О том, что одна из освобождённых пустышек принадлежит ныне покойному Генриху он не представлял. И это плохо.
В похищении освобождённых от хозяев пустышках был понятный мотив — привязать к себе, или продать ценный ресурс. Но какой резон вырезать всех, найти пустотника и, чувствуя, что тот всё ещё привязан к кому-то, забрать его с собой? Логика требовала найти всё ещё живого мага, прикончить и уже с чистой совестью забрать пустотника себе.
Теперь же следовало быстро придумать правдоподобную отговорку.
Заявить, то его пустышка была убита в пылу битвы, а забрали чужую? Нет, вчера он сообщил, что чужаки забрали пустотников, а их всего два. Сослаться на спутанность сознания? В принципе, вариант. Или заявить, что они зачем-то унесли и покойника. Вероятно полагая, что это чистокровка и намереваясь поживиться ценными костями.
Но если он хочет всерьёз обратить внимание Пауков и Тигров подальше от Кречетов и пустотников, стоило подкинуть другую версию.
— Жив, — тихо и хрипло ответил Лёха. — Кажется, его тащат в сторону Поднебесного.
В том, что Пауки прекрасно знают о самоназвании эльфийского города, как и о его местоположении, сомнений практически не было. При наличии такого числа пленных ушастых не узнать такое было бы преступно. А даже дикарка, которую Стриж спас от поднебесников, знала о расположении вражеской твердыни.
— Они… — продолжил слабым голосом, — могли меня добить… Но ушли. Уверен, это ловушка. Иначе… зачем так делать?
Барон нахмурился и кивнул, а Лёха украдкой облегчённо выдохнул. Теперь, когда он сам озвучил нестыковку, она превратилась из его проблемы в загадку и неизвестную опасность. Действительно, для чего ещё было вырезать практически весь экипаж, но оставить в живых именно хозяина пустотника, способного отследить свою собственность?
Попахивает ловушкой.
И даже зная об этом Пауки, скорее всего, вынуждены будут в неё полезть. Нельзя оставлять подобную наглость без жёсткого ответа — так и репутацию недолго растерять.
— Уверен, что это были остроухие? — мрачно поинтересовался барон.
Стриж отрицательно покачал головой и снял со лба практически высохший от жара компресс.
— Мысли путаются… — пробормотал он, с трудом поворачиваясь на бок.
Кровать под ним была мокрой от пота — Белочка постаралась на славу.
— Отдыхай, — милостиво разрешил барон. — Если вспомнишь что-то важное — вели передать мне. Поговорим завтра.
Стриж слабо кивнул и прикрыл глаза.
Оставалось надеяться, что сейчас Пауки всерьёз озаботятся угрозой со стороны поднебесников, а может и отправят серьёзный отряд на поимку ушастых. Хотя, последнее вряд ли. Тут нужен он, Генрих, чтобы указывать точное направление к похищенной пустышке.
День прошёл без происшествий, не считая явления детей. Оказалось, что у Генриха их трое и все очень любят папу.
Глядя на их испуганные и одновременно счастливые лица Стриж мечтал о том, чтобы пытка прекратилась. Легче было снова подставиться под удар эльфийской магии, обгореть и лишиться руки, чем смотреть на детей, чьего отца ты совсем недавно убил чтобы взять его личность.
«Давай грохнем и их, — тут же предложила Белочка. — Они маги, сгодятся на корм. А они воссоединятся с любимым папашей. Мы же с тобой не звери какие-то».
«Умолкни», — мрачно попросил Лёха, закрывая глаза.
Всё, что он сейчас мог — это делать вид, что провалился в сон, и ждать вестей от Райны.
Она явилась уже после заката, когда лекари, убедившись, что жар понемногу спадает и пациент идёт на поправку, наконец ушли.
— Это я, — раздался негромкий голос прямо перед лежанкой.
От неожиданности Лёха вздрогнул и непроизвольно дёрнулся.
— Что удалось узнать? — спросил он борясь с желанием встать и как следует размяться.
От почти суток лежания на одном месте хотелось выть.
— Много всего, — с нотками гордости ответила Райна.
И не соврала. За сутки пребывания на территории замка она успела выяснить много полезного. К примеру тот факт, что сад с эльфийскими деревьями располагался ровно там, где указала Вивьен.
От остальной части замка его отделяла высокая шестиметровая стена, надёжно скрывающая от чужих глаз плодоносящие деревья. Целый гектар деревьев.
На кой хрен Паукам столько амброзии оставалось загадкой. По словам Райны, золотые яблоки складывали в ящики, а те выстраивали в штабеля. Вечером весь собранный урожай унесли в замковое подземелье. Вход в него охраняли не только стражники, но и магические плетения. Серебряные.
Особняком в саду стояли кадки с молодыми саженцами амброзии. Судя по всему, то была та самая плата Поднебесникам за выполненную норму поставок живого товара. Ими занимались особо и совсем не те люди, что остальными деревьями.
Из графской резиденции в сад вёл отдельный вход, которым и пользовались те, кто отвечали за саженцы. Простые садовники, занимавшиеся удобрением, прополкой и сбором урожая, проходили через охраняемые парой стражников ворота в стене. На выходе рабочих обыскивали, чтобы исключить вынос ценных плодов из охраняемого периметра.
