Хотя, он произнёс одну единственную фразу: «Летим во Владимир, тебя хотят увидеть». Кто и зачем Воронцов не сказал. Но я и сам догадывался, что предстану перед чем-то вроде Совета рода. И раз не получилось избавиться от меня по-тихому, решат мою судьбу по-другому.
В аэропорт мы прошли не по центральному входу, а по специальному, для VIP-персон. Нас не досматривали, не проводили через металлоискатель. Встретили с поклонами и проводили к стойке оформления. Точнее с поклонами встретили и проводили только Воронцова, на меня служащие аэропорта, даже не смотрели. Может не узнали, или понимали мой неопределённый статус, или их всех в сети забанили. Причём на всех ресурсах одновременно.
У стойки регистрации нас встретил молодой мужчина, лет тридцати. Японец. Завидев Воронцова, он склонился в поклоне, чуть не припечатавшись лицом о стойку. Ингвар небрежно бросил паспорт на стол. Мужчина произнес:
— Рад услужить.
Взял паспорт, так нежно, словно тот был из хрусталя. Практически не глядя в документ, нажал несколько клавиш на клавиатуре.
Закончив с документами, он, снова с поклоном протянул паспорт Воронцову.
— Милости прошу, ваше сиятельство.
Воронцов забрал документ и молча двинулся по коридору.
Следом подошёл я. Тут мне пришлось познакомиться с таким явлением, как лизоды. Лизодами пренебрежительно называли часть обслуживающего персонала в любой сфере. Их отличительной чертой считалось горячее желание угодить патрициям. В то же время, выполнить свои обязанности по отношению к плебеям, они считали чуть ли не оскорбительными для себя. И старались, либо избежать таких обязанностей, либо исполнять их из рук вон плохо, или как можно бестактнее, по отношению к клиенту.
Лизодов травили в Сети, иногда их колотили потерявшие терпение клиенты, с лизодами боролись работодатели, деньги-то плебеев ничем не отличаются от денег патрициев. Но явление это, хоть и не распространялось, но и не умирало.
Я положил на стойку документы. Сотрудник аэропорта взял паспорт, раскрыл его и просто отложил в сторону. Со сосредоточенным видом он уткнулся в компьютер. Сначала, я решил, что он занимается обычной дежурной операцией. Думал, вот сейчас он вернёт мне документы и предложит идти на посадку. Но минуты тянулись, а мужчина за стойкой и не думал обращать на меня внимание.
Воронцов ушёл уже довольно далеко. Мне где его искать потом? Даже, если коридор ведёт сразу к самолёту, мне придётся бежать. Вряд ли наш взлёт задержат, ради меня.
— Не могли бы вы заняться моими документами? — спросил я.
Мужчина кинул на меня неприветливый взгляд.
— Времени до посадки достаточно, вы успеете.
Я посмотрел на время. У меня есть десять минут. Вроде бы и достаточно. Чего там сложного, пройти к самолёту и подняться по трапу. Но это если у тебя — десять минут. Работник же аэропорта явно собирался тянуть моё отправление до последнего.
Воронцов, не обращая на меня внимания, уже хотел свернуть за угол. А там, кто его знает, может быть несколько направлений. И, как мне выбрать правильное?
— Отец! — крикнул я. — Подожди, тут у человека какие-то проблемы.
Не мог я удержаться, чтобы не поддеть Воронцова. Ингвар повернулся и откатил меня пренебрежительно взглядом. Но все же остановился.
Мужчина за стойкой удивленно оторвался от монитора. Посмотрел в сторону Воронцова. Когда он увидел, что тот стоит и ожидает меня, взгляд мужчины превратился в испуганный.
— Оддин моммент, никаких проблем, — торопливо промямлил он.
Он схватил мой паспорт. Принялся читать так внимательно, словно держал в руках завещание богатого дядюшки. Не старайся, дружок, тебя в это завещание не включили.
Взгляд мужчины из испуганного стал непонимающим. Он никак не мог взять в толк, как может человек низкого происхождения называть отцом, одного из благороднейших людей Третьего Рима. А тот ещё и реагирует на это.
Видимо, решив, что перед ним патриций, по какой-то причуде выдающий себя за простолюдина, работник быстро оформил меня. Возвращаясь паспорт, мужчина склонился в поклоне.
Когда мы с Воронцовым скрылись за поворотом, он зло произнес:
— Ещё раз назовёшь меня отцом и, клянусь, я тут же прикончу тебя.
Я хотел напомнить, что он уже не раз пытался угробить меня, но передумал. Не стоит дёргать тигра за хвост, особенно разозленного.
— И как мне тебя называть? Ингвар?
— Как и раньше, «ваше сиятельство».
— Если уж ваше сиятельство угораздило усыновить меня, то, может, оно соизволит поучаствовать в моей судьбе, чтобы подобные эксцессы не повторялось.
Я ткнул большим пальцем за спину, в сторону стойки, за которой остался стоять озадаченный сотрудник аэропорта.
— Что оно? — не понял Воронцов.
— Сиятельство.
— Какое ещё сиятельство?
— Ваше.
Он снова откатил меня уничтожающим взглядом. Отвечать мне не стал. Так, в молчание, мы и сели в самолёт.
Лайнер оказался очень похожим на тот, в котором мы с Лидией летели в Новгород. Только куда лучше. Но это на мой взгляд. Каждая деталь тут говорила о сдержанной роскоши. Ни одного предмета по принципу «облили золотом, обваляли в бриллиантах». Но ты сразу понимал — даже за изгибом плавной линии кресла, угадывались немалые суммы, потраченные на разработку его дизайна.
Взлетели спокойно. Воронцов больше не удостаивал меня разговором. Он молча смотрел в иллюминатор, на проплывающие за ним облака. Наверное, сейчас Белый Витязь раздумывал, как он вляпался-то в такое — усыновил простолюдина. И ничего ему не помогает избавиться от меня. Он пытался бросить меня на периметре, нанимал убийц, чтобы разделать со мной в Кагошиме. Но я, по-прежнему, жив.
Не знаю, о чем думал Ингвар Воронцов на самом деле, но моя интерпретация его мыслей позабавила. Правда, чуть позже, моя радость потускнела. Когда я подумал о другом. Вот Воронцов, один из высших аристократов, знаменитый борец с Идолищами, защитник людей, носящий благородное прозвище Белый Витязь. Чего он так нервничает? А он явно нервничает. Кто может оспорить его решение — усыновить меня, кто может наказать его за это?
Мне стало не уютно. Представив могущество тех людей, и сравнивать их с собственной значимостью, я и вовсе загрустил. С другой стороны, разве это повод отступать? К тому же, от меня зависит теперь и судьба Кира, если он жив.
Приемному сыну патриция, куда проще помочь другу, чем беглому ауксиларию.
Миловидная стюардесса предложила нам обед. Высокая девушка, лет двадцати пяти, в темно синей форме и белой блузе. Из-под круглой шапочки на ее голове выбивались несколько чёрных завитков. Думаю, она это сделала специально, слишком уж хорошо она смотрелась с ними.
С белоснежной улыбкой стюардесса вкатила хромированную тележку. Еда оказалась на удивление простой, никаких изысков и излишеств. Густая горячая солянка, сочный бифштекс с овощами, шоколад на десерт и крепкий американо.
А вот обслуживание так не порадовало. Если Воронцову девушка подавала блюда с утонченной грацией, то, когда дошла очередь до меня, её поведение изменилось. Нет, она все так же ослепительно улыбалась, была предельно вежлива. Но тарелки опускала с таким стуком о поверхность стола, словно еле сдерживалась, чтобы не бросить её. Приборы и вовсе оглушительно лязгнули.
— Приятного аппетита.
Недовольный взгляд на её лице, превращал широкую белоснежную улыбку в гримасу.
Опять лизодьё? Или мне мерещится? А может у девушки просто болит голова. Я махнул рукой и принялся за еду. Ничего, переживу.
— Желаете выпить, господа?
Стюардесса появилась, едва мы закончили с обедом. Следила она, что ли?
Воронцов медленно кивнул.
— Эл Эспри де Курвуазье? — спросила девушка.
Воронцов подумал.
— Лучше Камю Кюве, — произнёс он.
— Вам?
Она посмотрела на меня и её лицо снова превратилось в маску. Я заметил, как Воронцов тоже смотрит на меня, с любопытством и насмешкой. Интересно, он ожидает, что я закажу какую-нибудь бормотуху или скажу «тоже самое»?
