Охотница густо покраснела и, пробормотав извинение, вернула внимание лесу.
— Чон, я с ним говорила и спрашивала о том дне у реки. Это действительно Сэм. Он говорил такие вещи, которые никто не знал.
— Ничего не мешает узнать у него это всё под пытками, — возразил он.
— Мне иногда кажется, тебе проще поверить, что он шпион Азуриана, чем в то, что он друг Тэруми.
— Он шпион Азуриана, — сделал акцент Чонсок. — А сейчас идет война. И тот факт, что это Сэм Инн, никак этого не отменяет.
— Ты прав, — сказала Лайя. — Прости.
Он сделал несколько глубоких вдохов, усмиряя свою злость.
— И ты меня прости. Я не должен срываться на тебе. Просто… Почему они ещё не вернулись?!
Лайя хотела бы предположить, но ничего, что не подвергало бы её в отчаяние, не приходило на ум.
— Тэруми точно жива, — вот и всё, что могла сказать она.
Почувствовав её страх, Чонсок обнял и прижал к себе.
— Чон, твоя репутация, — тихо возразила она, вспоминая их недавний разговор.
— В бездну её, — глухо ответил он, сильнее стискивая. — Ты моя семья… Моя чхаэри…
Лайя слабо улыбнулась и молча просила Создателя поскорее вернуть им их близких.
Глава 3
Когда к ней пришла рыжая ведьма и попросила комплект одежды для худого, невысокого мужчины, Катрин сразу догадалась, что про заключенного вспомнили. Многие годы работы позволяли ей безошибочно определять нужные размеры — Катрин подобрала идеально подходящие тому азуру вещи. А попросив потом Исалиэль присмотреть за складом, она отправилась в сторону купальни, надеясь, что азура всё же поведут мыться перед тем, как отдадут чистую одежду. Ну очень хотелось взглянуть на него при свете дня. Так и случилось.
Катрин стояла на отдалении и из своего укрытия пыталась сложить два образа: мужчина, который сидел в камере, и этот, которого сейчас видела в ярких лучах солнца, отличались. Тайна, которая окружала его в полумраке, словно растаяла, лишая какого-то особого шарма и щекотливого чувства опасности и запрета. По улицам города шел обычный, очень худой азур. Если бы не уверенная, полная чувства собственного достоинства, грация при ходьбе, то Катрин и вовсе бы разочарованная ушла обратно на склад.
Сейчас, при свете, в глаза бросались отличительные особенности их нации. Катрин невольно пыталась представить его с другими глазами, носом, губами. Примеряла на него другое телосложение и рост. Почему-то сравнивала со своим красивым мужем.
Кто-то окликнул её, и Катрин поняла, что её внимание к чужаку могут заметить, поэтому вынужденно отвернулась и направилась к говорившему.
Остаток дня прошел странно. Обычно она болтала без умолку и много чего рассказывала своей единственной подруге, но в этот раз не испытывала ни малейшего желания говорить. Всё, что касалось заключенного, было личным, делиться подобным не хотелось. Да и, наверное, опасным. Катрин не верила, что Исалиэль могла со зла выдать её кому-то, но из благих побуждений — вполне. Сама же эльфийка, с недавних пор слишком погруженная в свои мысли и переживания, изменений в Катрин не увидела.
Так они вдвоём в молчании и доработали оставшийся рабочий день.
Неспешно поужинав, Катрин бесцельно бродила по городу. Можно было зайти к заключенному. Можно было, но зачем? Ему уже не нужна её помощь. Раз его отвели мыться и выдали одежду, то дали и еду. Скорее всего, его отпустят, подлечат, и он уйдет к своей жене и детям.
Понимание, что всколыхнувшее её привычную жизнь приключение закончилось, оставило на душе грусть. Память подбросила воспоминание о красивой песне. Катрин не могла воспроизвести слова, но мелодия отпечаталась на сердце всё ещё незаживающей раной. Женщина отправилась домой, тихо напевая её.
На лестнице, у дверей её дома сидел Ветал. Чуть растрепанный и небритый, но такой родной. Нагулялся и вернулся. Бродячий кот.
— Я начал беспокоиться уже, — сказал он, в своей привычной манере растягивая слова. — После ужина прошло столько времени, а тебя всё ещё нет дома. — Ветал поднялся и подошел ближе, возвышаясь над ней почти на полголовы. Специально. Знал, что ей очень нравились его рост и крепкое тело. Четко очерченные губы кривовато улыбнулись, выдавая усмешку. — Подумал, что нашла себе кого…
Катрин стояла возле него и молчала, смотрела на его губы. Столь очевидная мысль подвергла её в странное оцепенение: он ведь целовал ими другую. И таких других было много.
— Ты сегодня тихая, — насторожился он и собственническим жестом приподнял её подбородок, заглядывая в глаза. — Ничего не скажешь?
— Зачем ты пришел? — спросила она, чуть отступая. Его прикосновение было неприятно, но вместе с тем не вызывало злости, как раньше. Не было и обиды.
— Всё время думал о тебе и о нашем доме. Ламира красивая и юная, но такая глупая, с ней и поговорить не о чем. Хозяйка из неё никудышная. Я почти сразу пожалел, что повелся на её чары. Наверняка у ведьм зелья какого взяла, чтобы меня приворожить!
Он говорил пылко, с раскаянием. Новую ложь. Катрин видела сегодня в столовой Ламиру. Она просто нашла себе другого. Того, за чьим красивым фасадом будет хоть что-то. Так ей хотелось думать. Хотя мысль, что Ламира легкомысленна, допускала.
— Эй! Заболела, что ль? — чуть встряхнул её Ветал, не дождавшись реакции.
Обычно Катрин в такие моменты выяснения отношений начинала кричать на него, могла и толкнуть с силой, ударить чем-то тяжелым. Ветал в ответ обвинял её в своих изменах, кричал, что она не ухаживает за собой, что толстая, что грубая… Они дрались. Потом мирились и давали друг другу обещания, о которых забывали почти сразу. Она обещала ему, что в следующий раз его не простит. А он обещал, что больше в его жизни никого не будет, кроме неё.
— Ну точно сбрендила. Молчишь, и бледная. Идем домой. Пока люди не подумали, что я с тобой что-то сделал.
Он взял её под локоть и потянул к двери. Катрин представила, как зайдет в свою комнату, как снова ляжет с ним на одну кровать, как позволит себя касаться. И снова в голове зазвучала та мелодия.
— Та песня, о чем она?
— О доме, о семье. О невозможности вернуться к тем, кого любишь. В место, куда стремится твоя душа. Об одиночестве, которое всегда с тобой, даже когда ты стоишь посреди толпы.
Дом. Семья. Это у неё было. Как и человек, которого любила всем сердцем всю жизнь. Но только у неё. Для Ветала эти слова были пустым звуком.
Она забрала свою руку из его хватки и решительно на него посмотрела:
— Я же тебя предупреждала, что если ты уйдешь, то вернуться не сможешь. Поэтому проваливай туда, откуда пришел.
Ветал опешил от непривычно спокойного тона и её слов.
— Идем домой, чокнутая! — рассердился он, когда первая волна изумления прошла.
— Ты плохо слышишь? Это больше не твой дом. — Мрачное торжество разливалось в груди у Катрин. Она так сильно гордилась собой. Пожалуй, впервые за всю свою жизнь.
— А куда мне, по-твоему, идти? Где жить?!
— А мне плевать, — теперь уже её губы в насмешке скривились.
Катрин чинно прошла мимо него и захлопнула за собой дверь, поворачивая ключ в замке. Внутри стала нарастать нервная дрожь возбуждения, а скачок адреналина разогнал стук сердца до звона в ушах. Чувствуя, что ещё немного, и её разорвет изнутри, она взбежала по лестнице и настойчиво постучала в комнату Исалиэль, надеясь, что та будет дома. Нужно поделиться! Рассказать, какая она, Катрин, всё-таки молодец! Смогла! Она смогла! И самое главное, та странная власть, какой Ветал обладал над ней, словно развеялась! Та песня стала её посланием свыше!
Исалиэль и Дария дома не было — пришлось зайти к себе в комнату. Катрин по-новому взглянула на свой дом и поняла, что почти все вещи мужа были на месте. Он ничего не забирал. Она была для него всегда запасным планом. Каждый раз. Каждый чертов раз! Она стянула с кровати одеяло и стала метаться по комнате, хватать то, что принадлежало бывшему мужу, и сбрасывать в кучу. Искала тщательно, чтобы ничего не завалилось под кровать и не осталось в потаенном углу их маленького шкафа. И каждый выброшенный предмет словно склеивал рану на её сердце, возвращал целостность душе. Было так хорошо, что даже немного страшно.
