И правильнее всего было бы отдать приказ незамедлительно. Пока девушка льёт слёзы в тамбуре, тихо застрелить и аккуратно столкнуть её под колёса на полном ходу — и происшествие можно с лёгкостью выдать за самоубийство. Даже сверхчувствительные подруги не считают правды. Даже Тася, умеющая говорить с мёртвыми, ничего не выяснит, ведь сознание Евгении затуманено целой бурей эмоций: горем, обидой, страхом. Самое простое решение.
Но, во-первых, Николай Иванович не любил принимать скоропалительных решений, не взвесив предварительно по много раз все за и против.
Во-вторых, больно расточительно получается — уничтожать чуть что первоклассные кадры. Такое мнение у Бродова сформировалось давно. Другой вопрос, что он держал сию светлую мысль при себе и не спешил нести её миру.
В-третьих… Он не любил, когда живое превращается в мёртвое. Тем более если это происходит по его собственной воле. Распад и тление того, что какие-то мгновения назад жило, двигалось, чувствовало, трепетало, были отвратительны ему до глубины существа. По этой причине он и охотой в жизни не занимался. Он не убил ни одного человека сам — что называется, отвело. Но и когда это делалось по его приказу — пусть даже не на глазах, — получалось ничуть не легче: воображение рисовало картину происходящего. Так что подобные приказы Николай Иванович отдавал, только когда убеждался в их крайней необходимости. В данном случае было ещё сложнее: он давно знал Женю и по-человечески хорошо относился к девушке.
Есть запасной выход: глубокий гипноз с приказом забыть всё, что происходило в стенах Лаборатории. Но это только иллюзия выхода. Вышвырнуть девушку на улицу без памяти о полутора последних годах её жизни — значит так же обречь на гибель, только более медленную и мучительную. В мирное время она, найденная в таком состоянии, попала бы в психушку, в военное — подозрение в шпионаже и диверсионной деятельности ей обеспечено — со всеми последствиями. Создать ей ложную память? Нестыковки быстро вскроются, и тогда опять — подозрения.
Николай Иванович решил ждать: вдруг Женя как-то сумеет убедить его, что больше не позволит себе ни единой своевольной выходки. В конце концов, к вопросу её исключения из состава Лаборатории можно будет вернуться и позже, время терпит…
Больше полутора лет назад он забрал Женю из детдома. Он уже тогда знал, что девчонка строптива и самолюбива и не подчиняется никакой иной дисциплине, кроме дисциплины стаи во главе с обожаемым вожаком. Но Николай Иванович не был вожаком стаи и не планировал им стать.
Он старательно работал над созданием в Лаборатории атмосферы доверия и взаимно уважительного товарищества. Каждый оператор — натура тонкая, творческая. Если такого человека систематически строжить и жучить, новые способности не откроются, а изначально существовавшие будут подавлены и угаснут. Можно ещё играть на самолюбии, устроить жёсткую конкуренцию, как сделали предшественники. Но их практика показала: втянувшись в борьбу за влияние, человек стремится достичь всё новых вершин власти, теряя чувство опасности, не слушая предупреждений интуиции, — и, в конце концов, его приходится останавливать извне грубой силой. Такой путь всё ещё сохранял популярность во многих структурах, но Бродов его отверг.
В результате, заодно с операторами, комфортно себя почувствовали в Лаборатории и другие сотрудники. Все работали с полной отдачей не за страх, а за совесть и интерес. Причём дисциплину, включавшую такие непростые вещи, как соблюдение режима секретности, например, Бродову удавалось поддерживать без видимых усилий.
Система отношений, выстроенная в Лаборатории, почти всем шла на пользу. Особенно было заметно, как расцвела Таисия. Ей хватило в родительской семье любви, что, кстати, уже немало. Но чего она совсем не знала — это уважения и равенства. Мать была властной женщиной, требовательной, возражений не допускала. Другие домашние относились к Тасе как к маленькой. Таисия, по сути, в мать: на всё имеет своё мнение. Да не торопится его объявить. Однако теперь она многие важные решения принимает сама и… Опять Тася! Тася сейчас, конечно, не выходит из головы. Но и с ней дело пойдёт наперекосяк, если совершить ошибку в отношении Жени…
Силой собственной фантазии Евгения поддерживала у самой себя иллюзию, что является избранным и любимым волчонком вожака. Вымышленного первенства у неё никто не оспаривал. Самодельный миф рухнул с появлением Таисии. Николай Иванович уделял Тасе больше внимания, чем остальным потенциальным операторам поиска и обеспечения, поскольку ей требовалась особо ускоренная подготовка. Но карты ещё не были раскрыты. Один Игорь знал, к чему его готовят. Женя заблудилась между объективной интуицией и беспокойными домыслами и решила свергнуть единственный в своей нынешней жизни авторитет…
Всё понимал же и раньше про неё! Сам загубил девчонку…
Чтобы спасти Евгению — если ещё не поздно, надо немедленно стать для неё подлинным вожаком стаи. Николай Иванович уже сделал первый шаг: рыкнул и показал клыки. Бродов представил, как поднимает шерсть на загривке дыбом, как раздвигает углы рта в стороны и приподнимает верхнюю губу в угрожающем оскале. Невесело усмехнулся: яркий получился образ…
Надо набраться терпения и ждать ответного шага Жени. Ближайшие часы покажут, готова ли она полностью подчиниться или окончательно вышла из повиновения. У этой девушки ничего не бывает наполовину: всё в полную силу.
От напряжения разболелась голова. Но Бродов не мог себе позволить даже лекарство принять: не время показывать слабость. Он усердно изображал, что читает документ и делает пометки, на самом же деле бездумно постукивал карандашом по бумаге и даже приблизительно не сказал бы, каково её содержание.
— Николай Иванович, можно вас отвлечь?
Бродов приглашающе качнул головой.
— Мне бы наедине, — уточнил Игорь. — Можно в коридоре?
— Пошли.
— Я рассчитал астрологический прогноз по инциденту, — сказал Игорь, понизив голос, когда они оказались в полутёмном коридоре теплушки, освещённом рассеянным светом из единственного окна. — Всё окончится благополучно. Без ущерба для какой-либо из сторон… Она раскается, — задумчиво добавил парень шёпотом.
Игорь тренируется делать астрологические прогнозы на ситуацию, на злобу дня. Очень хорошо! Тем более похвально, что Игорь вовсе не относится к происшествию отстранённо. Он обычно разыгрывает из себя этакого великого магистра, который выше земной суеты. Но в данный момент парень переживает и искренно надеется, что история останется без катастрофических последствий «для какой-либо из сторон».
Зачем же он пришёл со своим прогнозом? Попытка повлиять на решение, которое принимает и вот-вот примет товарищ Бродов? Опять похвально. Пусть тренируется оказывать такого рода влияние. Даже на товарище Бродове пусть тренируется!
Игорь глянул ему прямо в глаза:
— Не переживайте, Николай Иванович!
С кем приходится работать! Ничего от них не скроешь! Так Игорь, выходит, решил утешить его, успокоить…
Бродов коротко сжал парню плечо и сдержанно улыбнулся:
— Спасибо, Игорь! Подождём. Скоро всё узнаем.
Игорь вернулся в «комнату», а Николай Иванович задержался в коридоре, у открытого окна. Но ему не дали и пары минут побыть наедине со своей головной болью.
Геннадий явился из тамбура, принеся на себе густой запах курева. Бродов поморщился.
— Извините, Николай Иванович! Через тридцать минут станция.
Ах ты, гадёныш!!!
Бродов заставил себя внешне непринуждённо выдержать его как бы невзначай нацеленный взгляд.
Ещё так недавно казалось, что внутренний враг побеждён! Но в сравнении с этой паскудой Нина Анфилофьевна — невинный цветок душистых прерий.
На станции Евгения могла бы сбежать, но ей не позволят: тот же Гена убдит. Во время остановки она, вероятнее всего, вернётся на «женскую половину». Размажет слёзы, пообщается, подуспокоится. После этого её уже поздно будет сталкивать под колёса: ненатурально для спонтанного самоубийства. Вот Геннадий и подсказывает начальнику: мол, совсем мало времени остаётся, примите быстренько решение!
