С этим предложением доктор не имел причин спорить.
Бродов спросил, как поживает комэск Змеевский. Собеседник помрачнел.
— Разжалован и отправлен на фронт.
— Штрафбат?
— Насколько знаю, просто рядовым в пехоту.
— За что?
Бродов уж догадывался.
— У него семья…
— Знаю, в Одессе.
— Он узнал, что семья погибла. Письмо, отправленное перед самой оккупацией, пришло с опозданием. Он просился на фронт — бить фашистов.
— Что же, комполка его так и не отпустил?
— Товарищ комполка сказал: мы должны быть готовы к войне с Японией, она не за горами, настанет наш черёд — где я тогда возьму людей. Но Змеевский не хотел ждать. Он стал хулиганить в воздухе.
— А именно?
— Пролетел над железной дорогой прямо перед паровозом и крыльями помахал. Поезд остановился, люди повыскакивали, побежали, думали: налёт. Движение нарушилось на несколько часов, пока выясняли. Это был не единственный случай.
Жестоко поступил комполка. Тем более что война с Японией не начнётся в ближайшее время. Та ждала взятия немцами Москвы, но не дождалась и отложила объявление войны на неопределённый срок. И всё же комполка можно понять: легче разбазарить личный состав, чем пополнить. Доктор отвлёк Бродова от горьких размышлений.
— Николай Иванович! — вдруг обратился он со звенящей в голосе решимостью, будто в ледяную воду прыгал. — Есть другой способ попасть на фронт? Я тоже написал несколько рапортов…
Бродов повторил вслух то, о чём только что думал. Поинтересовался:
— Ваши родные где?
Николай Иванович медлил отпускать доктора восвояси. Он так соскучился по простому, необязательному общению с приятным собеседником! Он и забыл, когда общался с кем-либо не по работе.
— В Москве. Брат воюет. Я боюсь, что и супругу призовут, а я так и просижу здесь… — Врач нахмурился.
— Давно женаты? — спросил Николай Иванович тепло.
— Ровно четыре года.
Бродов сам женился довольно рано и уважал мужчин, которые не стремятся избегать этой ответственности как можно дольше. Правда, оставшись вдовцом, он уж не хотел больше повторить опыт брака. А доктор любит свою супругу: вон каким грустно-мечтательным стал его взгляд. Бродов почему-то представил молодую женщину яркой внешности и с такими же озорными искрами в глазах, как у её мужа.
— Детей пока нет?
Собеседник отрицательно качнул головой.
Неясное предчувствие забрезжило на грани сознания. Ухватить его Николай Иванович не сумел, только возникла у него иррациональная уверенность, ни на каких логических построениях не основанная, что надо сделать доброе дело. Ему это совсем не сложно, а между тем в отдалённом будущем принесёт большую пользу. Кому — вопрос. Может, ему самому, может, близкому человеку — хотя кто для него близкий человек? А может, его душе? Не так важно, надо действовать.
— Супруга — тоже врач?
— Да. В настоящий момент работает в госпитале. Работала на эпидемии тифа, но, пишет, пока справились: зимой тиф не имеет активного распространения…
— Фамилию вашу носит? Как зовут? Хорошо. Я запомню. Уверен, что отлично подготовленные молодые специалисты нужны и в Москве. В городе полно эвакогоспиталей, донорских пунктов, не говоря о больницах. Кто будет работать, если все уйдут на фронт?
Николай Иванович со значением посмотрел своему собеседнику в глаза. Доктор понял и осторожно улыбнулся — не то смущённо, не то недоверчиво, набрал в грудь воздуха.
— Не надо ничего говорить! — остановил его Бродов.
Собеседник не послушался и снова вдохнул, собираясь что-то произнести. Поблагодарить или возразить? Николай Иванович не стал разбираться.
— Совсем ничего. Понимаем! — строго предупредил он и сел писать записку с благодарностью для командира авиаполка.
Доктор отбыл в расположение своей части. Прошёл день, другой, третий. Организм неожиданно забыл, что в настоящий момент живёт в условиях высокогорья. Бродов снова летел в Москву, и чувствовал себя при этом вполне прилично. Ай да доктор! За несколько лет интенсивного поиска сотрудников у Николая Ивановича, несомненно, обострилось чутьё на людей, нейроэнергетически одарённых. Недавний гость — из их числа. Место молодому врачу — в Лаборатории. Но незачем торопить события. До воссоединения Лаборатории, во всяком случае. Вернувшись из Казахстана в Куйбышев, Бродов заново наберёт в свой спецотдел оперативников, после чего даст команду на предварительное изучение и проверки кандидата. Пусть пока военврач третьего ранга приносит пользу Родине в медсанчасти авиаполка.
— Николай Иванович, разрешите обратиться с просьбой! — сказала я решительно.
Руководитель вопросительно качнул головой.
— Я хотела бы опробовать действие формулы самоликвидации.
— Это возможно? — повернулся товарищ Бродов к Михаилу Марковичу, делая вид, будто не знает ответа.
Михаил Маркович только накануне прилетел из Куйбышева.
— Да.
— Зачем тебе? — снова повернулся Николай Иванович ко мне.
— Я хочу быть уверена, что она сработает. Или уж не рассчитывать ни на какую формулу.
— А если она работает? Будешь рисковать почём зря? — демонстративно нахмурился руководитель.
— Нет. Взять и помереть из-за глупого риска — нет, это не интересно. Но я не хочу и излишне осторожничать.
Как всякий нормальный человек, я боюсь пыточной боли. И когда Николай Иванович предложил мне нелегальную работу, я честно представила, как, угрожая пыткой, от меня требуют информацию, и честно созналась: скорее всего, дам слабину. Замалчивать правду было бы просто нелепо. Николай Иванович тогда только рукой махнул: разберёмся. Потом мне пообещали, что дадут формулу самоликвидации. Это всё равно что пистолет, из которого можно застрелиться, чтобы не сдаваться в плен.
— На первое время у тебя будут карантинные заграждения. Тебя никто не считает никакими силами. А потом оглядишься, обживёшься…
— Вдруг что-то случится позже!
— Мы с тобой проработали ряд способов, как предупредить связника, как предупредить нас в экстренном случае…
— Я должна знать, что в самом худшем случае выход тоже есть.
— Да, это избавит тебя от страданий. Возможно — спасёт чьи-то жизни. Но ты должна понимать: твоя гибель ничего не решит. Все наши усилия пойдут прахом, твоя жизнь пропадёт зазря. Ты не имеешь права на провал! Ты должна жить, работать и решать все поставленные задачи.
Я промолчала. Всё сказанное я слышала не впервые. И товарищ Бродов напрасно делает вид, будто не доверяет моей осмотрительности.
— Выйди, — велел мне Николай Иванович. — Жди. Позову.
— Я так понял, вы тоже считаете, что ей нужно показать действие формулы? — строго спросил Бродов у психиатра.
— Да.
Он ожидал и этой просьбы со стороны Таисии, и её поддержки Михаилом Марковичем. И готовился к беседе. Но сам разговора не инициировал. Николай Иванович хотел проверить, кто из двоих затронет данную тему первым.
От пыток, от непредвиденных потерь самоконтроля, вызванных ранением или болезнью, Михаил Маркович в соавторстве с Бродовым разработал гениально простое и действенное средство — комплекс гипнотических внушений под условным названием «программа самоликвидации».
Таисия была первой, кому внушили формулу. Михаил Маркович мог поднять вопрос о проверке её действенности ещё до внушения, но молчал. Николай Иванович подозревал, что психиатр также изучает реакцию Таисии. И реакция последовала в свой срок. Это очень хорошо! Это означает, что девочка действительно готова умереть ради того, чтобы сохранить доверенные ей секреты. При необходимости она осознанно и решительно сделает последний шаг. Ожидаемо, запланированно и хорошо… Но от этого так защемило сердце…
Не дожидаясь следующего вопроса, Михаил Маркович приступил к разъяснениям:
— Во-первых, формула — её страховка. Она не сможет опираться на страховку, не испробовав её действенности.
Николай Иванович знал всё, что помощник сейчас скажет, и слушал вполуха, думая о своём.
