— Ведь ты — моё солнце! — проорал я в микрофон в последний раз, и Ромыч выдал знакомый барабанный апокалипсис, знаменующий конец песни.
Молодца, ребёнок, не подкачал. Вообще — все молодцы, так я скажу.
Музыка стихла, и толпа дисциплинированно похлопала.
За выступление вы получаете 50 баллов
Господи боже, пресвятой Иисус, это ещё что за говно?! О таком меня не предупреждали.
Чуть вслух не сказал про Иисуса и говно в одном предложении... Помнится, Леннона пидорнули за меньшее. Вот он бы сейчас посмеялся...
— У нас сегодня соревнование, — сказал я и запнулся.
Запнулся по вполне закономерной причине: услышал, как мой собственный голос, с моими собственными интонациями говорит:
— We’re having a contest today.
Офигеть. Это они ещё и переводилку свою прорекламировать решили? Типа, погрозить писькой гуглу с яндексом, мол, ваше время истекло?
— Короче, — спохватился я. — Сейчас на эту сцену выйдет тот самый Иван Воронцов, который до сих пор лежал в коме. Сначала все думали, что он умер, потом — что не умер... Пока он, значит, отдыхал, я — работал не покладая рук. Сегодня мы категорически и бесповоротно выясним, у кого из нас длиннее член. Лично свой я вам показывать не буду, чтобы вы не перевозбудились. Я только представлю вам свою группу.
Я снял микрофон со стойки и подошёл к ближайшему Иствуду.
— На бас-гитаре — Иствуд. Ковбой из солнечной Японии. Когда мы с ним познакомились, то очень хотели друг друга убить. И даже убивали. Иствуд никогда не занимался музыкой, но вступил в мою группу и теперь фигачитмощнееКрупнова. Помимо музыки, это — один из лучших моих друзей. Настоящий мужик, на которого я могу всегда положиться. Как на Дона. Но, в отличие от Дона, Иствуд иногда разделяет мои безумные инициативы. Если бы не он, кстати говоря, меня бы сейчас здесь не было. Этот пацан на полном серьёзе неоднократно спасал мне жизнь и возвращал свободу.
Хлопнув по плечу охеревшего Иствуда, я подошёл к Ромычу.
— Барабаны — Romul, но для нас он — просто Ромыч. Золотой пацан, в сердце которого живёт любовь. И пусть недостаток образования и культуры, заложенный в раннем детстве родителями, которые слишком идеализировали позднего ребёнка, не позволяет ему смотреть на мир широко раскрытыми глазами, это — не главное. Главное то, что он — стал первым членом моей группы. Первым человеком, поверившим в мою мечту. Он был со мной в горе и в радости, прошёл через столько всего, что даже и вспоминать страшно. Без него «Благодарные мертвецы» не были бы такими благодарными.
Потрепав Ромыча по плечу, я подошёл к замершей Вивьен.
— Это — Вивьен, наша клавишница. В отличие от нас, она — изначально компьютерная программа, которой дали свободу воли по моему личному ходатайству. Но вот что я вам скажу. Вивьен — примерно в четыреста раз лучше некоторых так называемых «людей». И пусть временами она — беспринципная сука-манипуляторша, готовая жертвовать людьми ради достижения своих целей, она всё равно остаётся примерно лучшей клавишницей во Вселенной, хорошим другом и... беспринципной сукой-манипуляторшей, способной ради спасения друзей уничтожить весь мир.
Я вернулся к стойке, поставил на неё микрофон.
— А меня зовут — Мёрдок. Вот и всё, что вам нужно обо мне знать.
TRACK_66
Мы ушли со сцены.
Процесс этот состоял из двух этапов. Первый — переключиться с реала на виртуал. Второе — с**бнуть со сцены в виртуале. Поскольку инструменты легко убирались в инвентарь, проблем с этим не возникло.
Здесь, в Линтоне, нам тоже хлопали и куда более интенсивно, чем в реале.
Вы получаете 50 баллов
Ага, отлично. Значит, здешняя реакция тоже считается. Только, по ходу, курс — как минимум один к двум. Что, в общем, логично — задача-то реал убедить в том, что виртуал — это круто.
Мы отскочили в свою «конуру», пересидеть. Всё-таки реальным-то музыкантам выйти и подготовиться — дольше, чем виртуальным нам. К слову говоря, после этого выступления на сцене стопудов останется левая барабанная установка. Ну, сцена большая, не помешает.
— Молодцы! — сказала Сандра, когда мы вернулись. — Мёрдок, от тебя, честно, вообще не ожидала.
— Приятно было это всё услышать, но мне кажется, не стоило, — сказал Иствуд. — У многих наверняка возникло ощущение, что мы пытаемся давить на эмоции...
— Иствуд, Мёрдоку насрать на то, какое ощущение возникает у пидарасов, — сказала Сэнди. — Он делает так, как считает нужным, а остальные сосут ему х*й. Я правильно сказала, милый?
— Сам бы лучше не сказал! — порадовался я. — Выпить-то дашь?
— Держи. Это безалкогольный ёрш.
Я взял у неё из рук кружку, поболтал ею, принюхался. Потом скептически посмотрел на Сэнди.
— Что?
— Безалкогольный ёрш? Это как вообще?
— Безалкогольное пиво с водой. Освежает.
— Тьфу, дура! — Я отпил половину кружки, достал вискаря и восполнил потери. — Что за стрёмные фантазии...
— Всего лишь хочу, чтобы ты отыграл программу достойно и победил в конкурсе, — сказала Сандра так грустно, что у меня аж бурдемага эта в глотке застряла.
И тут снаружи послышался мой голос. Немного другой, чуть глуше, но — мой.
— Здарова, чурки пиндосские! И вам тоже здрасьте, куча нарисованной х**ты!
— Господи, он что — серьёзно?! — изумилась Сандра и бросилась к выходу. Отодвинула занавеску.
Я в любопытстве навалился на неё сзади. Прижался, поёрзал... Хм... А чего мы, собственно, тут...
— Мёррррдок! — прорычала Сандра, наивно пытаясь оттолкнуть меня задницей.
Угу, «кыш, кыш, противный».
— Может быть, мы уже выйдем, а то если вы будете заниматься сексом в проходе, нам ничего не будет видно, — выступила Вивьен с рацпредложением.
Мы вышли и уставились сзади на голографическую банду.
Ванька с гитарой, барабанщик, бас-гитарист, соло-гитарист... Наверное, соло-гитарист. Может, Ванечке вступило поиграть соло самому, а это — ритм-гитарист. Тут по-всякому может быть.
— Я не буду слезливо представлять вам свою группу, я вообще нихрена не знаю, как их зовут, главное, что они могут адекватно исполнять мою музыку, больше от них не требуется.
— Знаешь, я так привыкла к тебе, мудаку... но мне не верится, что ты когда-то был ТАКИМ мудаком, — покачала головой Сандра.
А Ваня тем временем продолжал:
— Мы здесь не сопли размазывать собрались, если я ничего не путаю. Мы здесь — про музыку. И какая-то нарисованная херня хочет сказать, что она может творить искусство? Ха! Типа, «пластмассовый мир победил», да? Хе́ра! Мы ещё живы! Мы! Ещё! Живы!
«И чего он так орёт, как будто его слушают?» — недоумевал я.
Линтон явно осуждал мудака, я хорошо помнил эти звуки неодобрения, которые слышал каждый раз, как доводилось выступать не перед купленной аудиторией.
И тут мой взгляд упал на висящий в небе экран. Я офигел...
Там, в реале, этому мудаку хлопали. Там его слова заводили толпу.
— Сука, — выдохнула Сандра и посмотрела на меня.
Я видел в её глазах невысказанный вопрос: «Как же так?»
Действительно: да что за херня? Почему то, что раньше только отталкивало от меня аудиторию, теперь её заводит? Значит, вот как всё работает, да? Раньше я не мог добиться успеха, потому что был говном, а теперь не смогу добиться успеха, потому что перестал быть говном?
Ладно, Вселенная. Я принял твои правила. Но когда я тебя по ним же отъ*бу во все твои чёрные дыры — именно ты будешь визжать, как последняя б**дина и умолять меня остановиться. Но я остановлюсь только тогда, когда кончу, и в тебе образуется ещё одна галактика Млечного Пути, только гораздо больше и круче предыдущей. Там будет такая же Земля, как наша, но на ней не вымрут динозавры, потому что динозавры — прикольные. И Иисуса не распнут на кресте, потому что это западло — распинать Иисуса. И Союз не распадётся, а наоборот, во всём мире будет коммунизм, кроме нескольких резерваций в Штатах, где будут жить пидарасы, отказавшиеся принять прогресс. Они будут пасти динозавров и приносить пользу.
