Пятьсот пятнадцатый день. Когда проблемы валятся прямо на голову.
— Кострома! Ты меня слышишь? Или уже отсутствуешь? — сурово спросил один дурак, который по какой-то причине стал нашим мэром.
Наверное, это просто был самый хитрый дурак среди других дураков. А среди женщин дур не нашлось, поэтому они в мэры и не полезли.
— Кострома! — мэр продолжал буравить меня, всю такую благостную и с новыми жизненными приоритетами, строгим взглядом.
Просто мужчины не понимают, что такое быть беременной… Поэтому они дураки.
Я, правда, тоже пока не очень понимаю, что творится у меня с мозгами… И почему мысли скачут, как пьяные зайцы…
— Задумалась, простите… — наконец, обратила я своё внимание на градоправителя.
Кстати, о пьяных зайцах!
— От Вано и Пилигрима никаких вестей? — решила уточнить я.
— Кроме возродившихся участников и багов? Нет! — мэр произнёс это почти спокойно, только щека чуть дёрнулась.
Хотя… Куда ему быть спокойным, если он дурак? Дураки все беспокойные… И не могут вовремя найти что-нибудь сладкое… Это так сложно, что ли? На всей планете ни одного растения с сахарным соком? Не верю!..
Тут Кукушкин опомнился. Хлопнул по столу и призвал меня к порядку. Наверное, правильно сделал. Во всяком случае, для дурака…
— Так! Причём тут Вано⁈ Я тебя спрашивал, когда будет поставка бумаги! У нас запасов осталось на два дня!..
— А, бумаги… — бумагу, кстати, я позавчера жевала, мне не понравилось. — Бумага, как и договаривались, завтра будет… А про Вано подумала, потому что тревожно что-то…
Целлюлоза — это не моё. Вот сладкое что-нибудь — это моё. А фрукты на рынке так и не появились. А я ведь помню — они сладкие были. А почему я тогда бумагу жевала? Почему-то захотелось… Но не понравилось.
— А ускорить никак? — спросил Кукушкин. — Ну, правда же, совсем туго!
Может, там какое-то сладкое растение было? Блин, ну почему так сладкого-то хочется⁈ Ну хотелось бы кислого, ядовитого, горького! Вот этого добра тут — хоть зажуйся. А сладкого — нет. И Дуная уже как-то гонять жалко… Хотя он дурак — мог бы и сам догадаться, чего женщина хочет.
— Кострома!.. — взвыл Кукушкин.
— Ну что? — недовольно спросила я, отвлекаясь от невесёлых мыслей.
— Ускорить никак? — терпеливо спросил мэр, а потом не выдержал и добавил: — И хватит уже в эмпиреях витать!..
— А ты что хотел-то? — возмутилась я. — Поднял меня до рассвета, не дал отдохнуть, потребовал к себе… Вот что тебе не спится, Иваныч?
— Не спится мне, потому что дела не ждут! — отрезал мэр. — А если с тобой днём общаться, то ты только вечером ответ даёшь!
— Ну даю же! — возразила я и, пораскинув оставшимися мозгами, перешла к наглому шантажу: — Иваныч… А у тебя сладкое есть?
— Нет…
— Жаль!.. — я картинно вздохнула. — Вот было бы у тебя сладкое, я бы тебе живо поставку бумаги организовала…
— Живо — это насколько живо? — сразу же заинтересовался мэр.
— Ну, скажем, к обеду… Не всю, конечно, бумагу, а только половину… Но к обеду как раз досушили бы… — я грустно сложила руки в замок под грудью. — Но раз сладкого нет…
— Тьфу, женщины! Как же с вами сложно! — обхватив голову руками, застонал мэр. — Я уже тоже хочу знать, когда Вано вернётся! Он хотя бы не беременный! Надеюсь… Да что же такое-то…
Знаете, за стулом Кукушкина стоит сундук. Так себе сундук, если честно. Потому что его делал какой-то косорукий дурак, решивший подлизаться к Иванычу. И в результате сундук больше похож на кучу досок.
Но этот сундук у Иваныча всё равно волшебный! Потому что там, в сундуке, часто попадается что-нибудь интересное. Мы, правда, люди гордые, и по сундукам разных дураков не шаримся…
Но если сам Кукушкин сейчас туда полез… Значит, там что-нибудь интересное есть! Точно есть!
Кукушкин достал из сундука глиняный горшочек, с тяжёлым вздохом поставил его на стол и подвинул ко мне.
— Держи, шантажистка пузатая! — сурово сдвинув брови и кривя губы, чтобы не заржать, как конь, сказал он.
— А чё это? — с интересом спросила я, срывая кожаную заглушку на горлышке горшка.
— Первая партия мёда!.. — буркнул он.
— Ненавижу мёд! — честно пожаловалась я, а затем принюхалась…
И в этот момент мой палец, обзаведясь персональной волей, сам нырнул в горшочек, ткнувшись в тёплую массу… А потом самостоятельно двинулся ко рту. И рот — вот ведь предатель! — сам раскрылся, пропуская палец.
Сладко!
— Ианыф, мёт ше не синий… — задумчиво произнесла я, не вынимая пальца изо рта. — Вкусно!
Я снова полезла пальцем в горшок, чувствуя, как ко мне возвращается радость жизни. А вместе с ней и силы на трудовые подвиги.
— Да! Вкусно! — радостно подтвердила я, слопав ещё немного мёда.
Вообще-то невкусно, нифига! Но сладко! А для меня сейчас всё, что сладко — то и вкусно! Даже если оно имеет странный привкус и подозрительный серо-голубой цвет. Это я как-нибудь переживу.
— Так, а чего он голубой то? — снова спросила я.
— А это ты не у меня, а местного жука спроси, который этот мёд производит!.. — ехидно посоветовал Иваныч.
— И как этого жучилу зовут? — спросила я. — Небось, ещё один дурак, да? Сколько их у нас развелось-то за последнее время… А ведь раньше умными людьми казались!..
— Хм… Кострома, того мужика, который мёд притащил, конечно, зовут Бибиком… Но вообще-то я про нормального жука, который мёд вырабатывает! — явно стараясь не ржать, объяснил Кукушкин.
Есть мёд сразу расхотелось. Но палец и рот меня опять предали.
— Жука? Не милую пчёлку? — уточнила я, уплетая за обе щеки.
— Нет… Определённо жука! — подтвердил Иваныч. — Он делает кокон, а потом заполняет его вот этим. Подозреваю, что осенью он в это яйца отложит.
— Неа! Не отложит! — уверенно сообщила я.
— Да? — удивился Кукушкин. — Почему?
— Я это съем! — выдала я этому дураку простейший логический вывод. — В другое что-то пускай откладывает!
— Так, всё! — Иваныч опять схватился за голову. — К обеду бумага будет?
— Завтра же! — напомнила я.
— Ты сладкое получила? — угрожающе сдвинув брови, спросил Кукушкин.
— Получила, — кивнула я.
— Обещала к обеду бумагу, если сладкое будет? — брови Иваныча сдвинулись ещё больше, грозя слиться в одну линию, как у какой-то мексиканской художницы.
— Обещала! — кивнула я, продолжая с интересом наблюдать за «бровастыми» метаморфозами.
— Бумага будет? — Кукушкин всё-таки сделал это: брови слились в одну линию, а сам он как-то опасно запыхтел. Прямо как кипящий чайник.
Но меня этим не проймёшь!.. Тётя Кострома и не таких обламывала… Правда, мозги у неё временно утекли, но опыт… Жизненный опыт остался со мной!
Как и голубой мёд.
— Иваныч, не забывай: оказанная услуга считается оплаченной!
С этими словами я притянула к себе горшок, уминая сладкое за обе щеки. А заодно делая вид, что так, вместе с мёдом, и пришла к Кукушкину.
Даже если попытается отобрать, я к этому времени уже всё съем! Хотя… Он, конечно, дурак, но не настолько же, чтобы у ребёнка сладкое отбирать! За такое я могу и руку сломать, в конце концов…
— Кострома! — лицо Кукушкина стало пунцовым. — Я тебе не отдам второй горшок! Мне хоть что-то надо показать вечером на совещании с «научниками»!
— Ладно, будет тебе бумага… — вздохнула я, резко снизив скорость потребления мёда.
— Вот и хорошо! — вытерев вспотевший лоб, вздохнул мэр.
— Плохо… У меня только один горшок мёда, и тот почти пустой! Отвратительно выходит! — заявила я в ответ.
— А-а-а! Всё, уходи!.. — Иваныч указал на дверь. — Пусть Дунай это выслушивает, раз он в твоих закидонах виноват! А я не могу больше! Как в себя придёшь — зайди! И мёд никому не показывай!.. Мало у нас его…
Я старательно закрыла горшочек кожей. А потом обняла его (не Иваныча, нет, хотя он тоже сегодня зайка!), как величайшую драгоценность этого мира. Этого злого мира, который почему-то не любит страдающую меня…
