Так куратор Амосов, к примеру, на занятиях по эфирной магии скручивал «огненную дугу» в шар, размером с собственный кулак. Сама же дуга изначально была в длину не менее тридцати шагов, а ширина и глубина ее были около аршина.
Петр Андреевич ударил это «скруткой» не в землю, он направил ее прямиком в небольшую каменную скалу, находящуюся неподалеку. И от скалы той не осталось ничего! Натурально! Только что я видел каменный валун высотой в два человеческих роста, но вот сверкнул пытающий шар, послышался свист, и сразу за ним — оглушительный взрыв, от которого заложило уши, а глаза запорошило поднявшейся пылью.
Когда же пыль улеглась, а я прокашлялся и прочистил глаза, то увидел перед собой ровную площадку, усыпанную камнями. Такая вот, значит, «шаровая молния»…
— Я за один миг человек тридцать беценеков положил! — с плохо скрытым хвастовством сообщил Тихомир. — «Шаровая молния» упала прямо им на головы, взрыв получился такой силы, что образовалась вот эта котловина, а беценеки даже пикнуть не успели. Сгорели все до единого.
— Сильно, — согласился я, пытаясь представить себе параметры такой «огненной дуги». — И что же потом?
— Потом? — Тихомир моментально помрачнел. — Среди уцелевших беценеков оказался один из магов, и он накрыл холм, на котором находился наш отряд, «куполом медленного времени». Все наши витязи замерли в самых неудобных позах, время для них почти остановилось. Оно лишь по малой капле продвигалось вперед. С трудом, но я все же смог раздвинуть силовые линии, окружившие меня, и преобразовать поле на аршин вокруг себя. Я смог кое-как двигаться и воспринимать реальность, и потому со всей отчетливостью видел, как беценеки остановились у самого подножья холма, а их маг — желтолицый воин в шлеме с волчьим хвостом — пошел вверх по холму с обнаженным коротким мечом в руке. Он шел мимо моих воинов, застывших в неподвижности, и мимоходом резал их одного за другим. Кому-то просто отрубал руки, кому-то протыкал глотки, но в основном же просто сносил им головы…
В этом месте Тихомир, до того лишь слегка покрытый мелкой рябью, теперь стал похож на изображение в реке, по которому ударили кулаком — весь он распался на несвязанные между собой фрагменты. В какой-то момент, во время очередного шага своей лошади, он воспарил над седлом на несколько дюймов, но обратно уже не опустился, так и завис над ним, влекомый вперед лишь потому, что крепко держался за поводья. Постепенно он становился все более прозрачным, и очень может быть вскоре развоплотился бы совсем, если бы я не привел его в чувство своим вопросом:
— Ты не смог его остановить?
Руки Тихомира напряглись, и он, натянув поводья, с силой прижал себя обратно к седлу.
— Скорость моего восприятия реальности все еще сильно отставала от скорости мага с волчьим хвостом, — ответил он глухо. — Он рубил моих воинов направо и налево, но ни головы, ни руки у них пока еще не отлетали. В тех местах на их телах, где прошелся чародейский меч, появлялись лишь темные полоски, из которых очень-очень медленно выползали капли крови. Но я знал, что как только «купол медленного времени» исчезнет, отсеченные части тела полетят на землю. Мои воины не могли видеть этого мага, он казался им мутным дуновением ветра, проносящимся мимо. Я же воспринимал его, как очень стремительного человека, мечущегося промеж моих воинов с поднятым мечом. Он искал меня — я это знал наверняка, — но пока не замечал… А потом купол исчез. И я увидел, как полетели вверх и по сторонам руки и головы моих воинов, озаренные брызгами крови. Дикие крики оглушили меня после той гробовой тишины, что стояла до той поры. Зависшие в воздухе тучи стрел, которые пустили беценеки, в один миг обрушились на наши головы. Одна из них отскочила от моего шлема, другая больно ужалила через кольчугу, а третью, летящую мне прямо в лицо, я успел отбить мечом в сторону. Беценеки с криками и собачьим лаем бросили вверх по холму, изрубая на куски тех, кого еще не успел убить их маг. Я же истратил слишком много сил на «шаровую молнию» и не мог противопоставить им свою магию. У меня было только два пути: погибнуть вместе со всеми или бежать с кучкой оставшихся в живых воинов.
— И ты бежал? — спросил я.
— Быстрее ветра! — с невеселым смешком отозвался Тихомир. Прежний облик вновь вернулся к нему. Прозрачность его оболочки ослабла и теперь лишь слегка подсвечивалась голубоватым свечением, по которому и можно было отличить призрака от живого человека. — Мы бросились вниз по противоположной стороне холма. Некоторые были верхом, кто-то бежал пешим порядком. Но они быстро отстали, и их всех вскоре перебили. Человек десять конных смогли убежать. Но вскоре, сами того не ведая, мы влетели прямо в спину другому отряду беценеков, который атаковал дружину Истислава и никак не ждал нашего появления. Мы рубились славно! Не на жизнь, а насмерть, словно каждый из нас желал отомстить беценекам за свою же собственную трусость там, на холме… Мы погибли все до единого. Но все же смогли отвлечь на себя основные силы беценеков, и дали возможность князю Истиславу достойно отступить…
Тихомир замолчал, а мы тем временем уже оставили за спиной поле боя и углубились в лес, который здесь не был уже таким же светлым и просторным, как по ту сторону поля. Мы не рискнули продираться сквозь густо сплетенный подлесок и двинулись вдоль него, пока не наткнулись на лесную дорогу, не очень широкую, но хорошо укатанную. Двое конных вполне могли бы на ней уместиться, но ветви высоченных елей порой выпирали так далеко, что почти загораживали проход, поэтому идти нам здесь пришлось друг за дружкой, гуськом. Возглавлял нас Тихомир на своем гнедом жеребце, следом шла Настя верхом на серой в белых яблоках кобыле, и замыкал отряд я сам на вороном.
Вести беседы здесь стало неудобно, и мы долгое время двигались в полном молчании, лишь изредка нарушаемое моими или Настиными проклятьями, когда очередная ветка била по лицу или же кусал за руку слепень.
Так мы проехали, наверное, несколько верст. Потом дорога немного расширилась, деревья убавили в росте, и дальше мы уже могли идти втроем в один ряд — мы с Тихомиром по краям, а Настя посередине. Наконец-то стало проглядывать солнце, которое уже начало свой путь к закатной стороне. Потом ненадолго набежала тучка, заморосил дождик, но какой-то ленивый. Он побрызгал немного, лишь затем, чтобы выказать свое присутствие, но очень быстро увял, словно не интересно ему стало тратить свое время на лесных путников.
Тихомир спросил у меня, не поворачивая головы:
— Позволь задать тебе вопрос, Алексей Федорович… В наших землях не принято беспокоить жрецов по житейским пустякам, да и не станут они заниматься подобно безделицей. Ибо Зеркальный храм — это центр нашего мира, «пуп земли» его. В нем начинается и в нем заканчивается вся магия. В нашем мире не так уж много магов, на несколько десятков тысяч человек только один и найдется, пожалуй. А уже если говорить о толковых магах, которые не только фокусы разные детишкам показывать могут, а способны на кое-что и побольше, так и вообще по пальцам пересчитать можно. Но каждый из нас в свое время побывал в Зеркальном храме. Ибо только в его стенах произнесенное заклинание Великого Порядка способно сделать из обычного человека, наделенного магическими свойствами, самого настоящего мага. И закончить свой жизненный путь каждый чародей должен в тех же стенах, чтобы сила его вновь соединилась со всеобщей магией и не пропала понапрасну. Вот потому я и иду в Зеркальный храм… Но какое дело у тебя к его жрецам, Алексей Сумароков, сын Федора?
Дорогие друзья! С этого дня новые главы будут выходить ежедневно!
Глава 13
Странные дела в двух шагах от города Лисий Нос
Я некоторое время размышлял над его словами. По ним выходило, что устройство магии в Серой Руси разительно отличалось от нашего. У нас, с нашей разноцветной магией, у нее не было какого-то единого центра, в котором она начиналась бы и заканчивалась. Обучить премудростям наделенного чародейскими качествами неофита мог любой из действующих магов, и после гибели его вместе с ним и уходила и его сила.
