Подвиги Арехина. Пенталогия (СИ) - Щепетнёв Василий

Внутрь они попали не сразу – минуты две ушло на разглядывание новоприбывших через окошечко в воротах, отпирание этих ворот, собственно торжественный въезд и остановки у коновязи.

– Вам внутрь, а я лошадьми займусь, – сказал милиционер.

Арехин соскочил с коня. В седле он провёл двадцать пять минут, но с непривычки и этого было довольно.

Он поднялся на высокое крыльцо, толкнул резную дубовую дверь и вошёл.

Дверь открывалась в небольшой холл, у входа за столиком сидел человек в штатском, но выправку под пиджаком не спрячешь. Он сверился с маленькой картонкой, верно, фотокарточкой, затем поднялся.

– Товарищ Арехин, – сказал он, – я провожу вас к Феликсу Эдмундовичу.

Вот как тут серьезно.

Его проводили – семь шагов по комнате, девять по коридору.

Провожатый без стука открыл дверь.

– Феликс Эдмундович, гражданин Арехин прибыл.

– Отлично, Николай Николаевич. Распорядитесь насчет чаю. Или, Александр, вы предпочитаете кофе?

– Мне вообще ничего не нужно, я полон нарзаном.

– Тогда только чай.

– Так точно, чай, – и провожатый закрыл за собой дверь.

Дзержинский сидел за письменным столом, но стол был чист – ни бумаг, ни письменных приборов, ни телефонного аппарата. Лишь небольшой блокнот и карандаш.

– Устраивайтесь, где хотите, – Феликс показал рукой на единственный стул рядом со столом. – Не пожимаю рук, не подхожу слишком близко. Доктора утверждают, что это не заразно, но они часто ошибаются, доктора.

Арехин молчал, ожидая продолжения.

– Предполагают грудную жабу. Возможно. Мне порой кажется, что в груди моей сидит жаба настоящая. Или другой паразит. Но я позвал вас не жаловаться на болезни, разумеется. Причина в ином. Да, как вам отдыхается?

– До этого часа – хорошо.

– Не подумайте, что я вас хочу запрячь в непомерной тяжести воз. Просто дело такое – странное. Оно и меня‑то не касается, я здесь тоже на отдыхе, но уж больно неожиданное событие. Да и проверяют, не промахнется ли Акелла. А промахиваться не хочется. Рано уходить. Не время.

Арехин не видел Феликса два года. За это время Дзержинский постарел на все двадцать. И речь его, прежде летевшая стрелой, сейчас шаталась, скрипела и кружилась на месте, как ржавый флюгер на ветру. Никогда прежде Феликс о своих недугах не говорил, а сейчас проявляет малодушие, для него невиданное. Действительно, грудная жаба или какая другая, но кто‑то или что‑то пожирало Дзержинского изнутри.

– На яды проверялись? На банальный мышьяк? – спросил он.

– Проверялся. Потому‑то я и здесь. Мышьяк в организме обнаружен, но дозе умеренная, травили потихоньку. Теперь вот пью воду, надеются, что с водой выйдет и мышьяк. Но одним мышьяком состояние не объяснить. Тут ещё что‑то. Доктора меня икс‑лучами просвечивали, выстукивали, в четыре уха выслушивал, кишку глотать заставляли, оперировать хотели. Оперировать не дался, а остальное выполнял. Не думайте, что каждому плачусь. Вы, Александр, многое знаете, сохраните ещё один секрет. Но забудем обо мне, перейдем к делу. Вчера в Кисловодске умер некий Антон Лачанов. Причина смерти – внезапная остановка сердца. Во всяком случае, так записано в свидетельстве о смерти. Покойника вчера же и похоронили на местном кладбище, а сегодня утром он живой и здоровый воротился домой.

– Живой и здоровый?

– Сейчас его обследуют наши врачи, отчёт я жду с минуты на минуту. Но предварительное заключение – отклонений от нормы не выявлено.

– А это точно он?

– Опознали жена, соседи, служащие – Лачанов владеет магазинчиком курортных товаров, а через родственников – чуть ли не торговой империей местного, разумеется, масштаба.

– Удивительно, – согласился Арехин

– Рядом с могилой нашли парочку кладбищенских работников, изрядно потрепанных, сейчас они находятся в тюремной больничке.

– Что они говорят?

– Пока ничего. Оба без сознания.

– Положим, тут есть о чём посудачить кисловодским кумушкам. Хорошо, пусть не кумушкам, а местным медицинским светилам. Но, Феликс, причем здесь мы, вы – и я?

Дзержинский молчал до тех пор, покуда порученец не принес чай. Не крепкий, черный, какой он пил прежде, а бледную желто‑зеленую жидкость.

– Китайский, из какой‑то особенной долины. Китайские врачи утверждают, что чашка этого чая продляет жизнь на целый час. Но и пить её следует неторопливо, не менее часа, так что выигрыш относителен.

– Трудно вообще разглядеть выигрыш. Скорее ничья.

– Выигрыш в том, что во время чаепития можно заниматься чем‑нибудь ещё, – он отпил небольшой глоток, и продолжил:

– Местные чекисты службу знают, с главной задачей – обеспечить безопасный отдых вождей, справляются. Все подозрительные лица на учете, и никто из местных уголовников не помыслит причинить какое‑либо беспокойство обитателям правительственных дач и санаториев. Но этот случай другой. Есть, конечно, московский отдел Эн Эс, но, прежде чем выкатывать пушку, следует убедиться, что для неё есть цель. Вам, Александр, не впервой сталкиваться с необычным, мне порой даже кажется, что вы притягиваете необычное, но сегодня это ваше качество особенно ценно.

Арехин не подал виду, что в ответе Дзержинского ответа‑то и не было.

– Или, Александр, если вам от этого станет легче, считайте, что это моя последняя просьба. Каприз умирающего. Любопытство приговорённого.

Арехин не стал уверять Феликса, что тот переживёт всех и вся, да Феликс этого не ждал.

Арехин просто кивнул:

– Буду работать.

Феликс отпил ещё раз.

– Извините, Александр, я что‑то неважно себя чувствую. Детали обсудите с товарищем Блохиным Николаем Николаевичем. А я прилягу.

Николай Николаевич словно под дверью стоял – хотя, скорее, слушал разговор по скрытому телефону.

– Николай, обеспечьте товарища Арехина материалами по делу Лачанова, ну, и всем сопутствующим.

– Слушаюсь, Феликс Эдмундович.

Феликс, опираясь о стол, тяжело поднялся:

– Я буду ждать…

3

– Вам нужен официальный статус, – Николай Николаевич открыл большой несгораемый шкаф и вытащил крохотную книжицу зелёного цвета, которая оказалась не книжицей, а удостоверением. Оно, как и следовало из названия, удостоверяло: Арехин Александр Александрович является агентом особых поручений высшего разряда по Северо‑Кавказскому округу с правом ношения и применения любого огнестрельного и холодного оружия. И маленькая фотография личности Арехина. Свежая, этого года. Снятая, верно, в Бадене. Действительно до тридцать первого декабря одна тысяча девятьсот двадцать пятого года.

– Сейчас звания и должности тасуются постоянно, потому никто толком не знает, кто есть кто. Считайте, что вы по старорежимному – столичный ревизор в чине подполковника.

– Можно и ревизором побыть, – согласился Арехин.

– Но вы в штатском, а здесь хоть и Северный, но Кавказ. Здесь мундир ценят и чтут. Потому с вами будет человек в мундире. Да вы его знаете, он вас сюда сопровождал. Старший милиционер Аслюкаев. Комсомолец. Надёжный. Местный. Он полностью в вашем распоряжении.

– С лошадьми?

– Если будет нужно, то и с лошадьми, но, по распоряжению товарища Дзержинского, вам предоставлен его автомобиль и шофер‑телохранитель Казимир Баранович.

Арехин опять промолчал.

– Вот деньги на оперативные расходы. – Николай Николаевич достал из несгораемого шкафа конверт средней толщины. – Отчетность не требуется.

Наконец, оружие. Могу предложить парабеллум, маузер, браунинг.

– Что, всё так серьёзно, и без оружия ходить нельзя?

– Нет, я просто предложил. Кисловодск – город спокойный.

– Я доволен тем, что имею. Будет нужда в тяжелой артиллерии, непременно обращусь.

– Ну, и ладно, – покладисто сказал Николай Николаевич. – Телефонировать можете мне, – он дал карточку с коротеньким номером. – При необходимости я соединю вас с Феликсом Эдмундовичем.

Он не стал уточнять, кто, собственно, будет определять, есть необходимость, нет ли. Просто примите к сведению.