Попаданец. Чужая империя (СИ) - Грошев Григорий

Глава 3. Раскопки

Подле городка бытовок, неподалёку от «Её Величества» уже стояло десятка три таких же бродяг, как и мы. Все оборванные, чумазые, заросшие. Они курили сигареты и громко кашляли. Тимофей с ними поздоровался одним общим взмахом руки, я тоже кивнул. Никто никому грязных рук не подавал, и это хорошо. Видно, что с гигиеной тут полный швах. Никогда в жизни не стал бы жать ладони таким опустившимся маргиналам. Хотя чего там? Я ведь один из них.

— Завтрак! — радостно сказал Тимофей и пошёл к одной из бытовок. Той самой, низкой. — Жаль, что не наливают… Но это только в конце. Только в конце.

Я засеменил следом. У бытовки не было окна, только одна решётка. В неё и ударил ладонью Тимофей. Между прутьев показалась рука с каким-то бумажным свёртком. Бомж взял его и отошёл в сторону. Я повторил его манёвр и тоже получил какой-то скруток. Развернул. Бутерброды с сыром! Лучше, чем ничего. Аккуратно, стараясь не трогать грязными руками еду, начал уплетать. Сыр был отвратительным, а вот хлеб — свежим.

— Где запить? — спросил я.

— Вон, бочка с водой, — махнул рукой мой провожатый.

Осмотрелся. Рядом действительно стояла открытая баклажка. Полагаю, что пили из неё не только люди, но и птицы. Возможно даже крысы. Тут прямо на моих глазах один оборванец сложил ладони лодочкой, набрал и отпил. Потом ещё раз. Потом этой же водой освежил своё лицо.

Мне стало понятно, почему утром коренной москвич ударил меня по заднице за то, что я пользуюсь его краном. Признаться, глядя на эту антисанитарию, я начинал понимать того москвича — его удар был скорее гигиенической необходимостью.

Посмотрел на баклажку с отвращением. Нет, пить не буду. Пожалуй, потерплю. А Тимофей быстро съел свои бутерброды и уже пытался прикурить. Чиркал спичкой о коробок, искры летели во все стороны.

— Ты чего! — крикнул я. — Мы же с тобой в военном вагоне ехали. На нас полно взрывчатки!

— Так я отряхнулся, — сказал бомж удивлённо. — Не ссы, так это не работает. Я же знаю, во Владике служил. Чтобы это дело взорвалось, надобно взрывчатку горкой сложить. А взрыватель — внутрь засунуть.

На глазах у Тимофея почему-то появились слёзы. Он тоже подошёл к баку, отпил воды. Ну нет, я к этому рассаднику бацилл даже не прикоснусь. Вереница мусоровозов всё заезжала и заезжала на рукотворную гору. Не было конца этой змее. Спустя двадцать минут пребывания на свалке я уже перестал ощущать противные запахи. Как же быстро человек ко всему привыкает!

— Стройсь! — раздался крик, и оборванцы забегали, стали в длинную шеренгу.

Я подошёл и занял место в самом конце, возле своего поводыря. На почтительном расстоянии вдоль этой линии оборванцев прошёл крепкий и упитанный мужик в камуфляже. Он заглянул в глаза каждому. Задержал взгляд на мне. Открыл рот, но тут же закрыл его. Видимо, сказать было особо нечего.

— Тридцать два человека, — произнёс мужик после паузы. Видимо, это и был тот самый Толик. — А где Золотарь? Где Рухлядь?

— Золотарь сдох, — раздался женский голос. — Вчера забрали его.

— Сдох? — возмутился Толик. — Да как он посмел? Он же мне червонец торчит, паскуда. Тьфу! Мало я его сёк, мало… Значит, чтоб без моей команды больше не дохли. Ладно, а Рухлядь где?

Шеренга молчала. Некоторые уводили глаза. Бригадир снова прошёл вдоль этого взвода павших ангелов и почему-то посмотрел на меня. Лицо его было обрюзгшим, изо рта свисала слюна. Глаза — злобные, подбородок напряжён. Вид его почему-то меня веселил. Неудивительно, после лёгкого завтрака на душе сразу же стало легче. Я начал улыбаться.

— Чё зубами торгуешь, мразь? Где Рухлядь?! — рявкнул Толик, обращаясь ко мне. — Где Рухлядь, я тебя спрашиваю!

— Понятия не имею, — спокойно ответил я.

— Ты ж с ним всегда пьёшь! — напирал бригадир. — Что, забыл разбудить? Или перепили вчера? Или, может, по пьяни… Того?!

— Мы с ним уже два месяца не живём, господин начальник, — пришёл на помощь Тимофей. — Он вроде как местную нашёл. У неё живёт. Никакого того, господин начальник. Мы с Сёмкой только женщин любим.

Лицо Толика вытянулось. Он осмотрел взвод бомжей обиженным взглядом. Экие вы, мол, неблагодарные. На бабу его променяли!

— Небось и отмылся? — спросил бригадир отрешённо.

— Может, — пожал плечами Тима. — А вы что, вчера не видели, начальник? Он же прощался со всеми.

— Тьфу! — сплюнул Толик. — Один умер, второй женился… Отвратительное отношение к труду. Безответственное! Значит, сегодня надо ударно потрудиться. Берите вёдра, лопаты — вперёд. Империя ждёт ответственного отношения к вторичным ресурсам.

Вся орава бомжей покорно двинулась к одной из бытовок. Я засеменил следом, стараясь не терять из виду Тимофея. Нагнал его. Было видно, что товарищ по несчастью хромает. Хотя ещё совсем недавно, утром, он ходил нормально.

— Нога болит? — спросил я.

— Ага, — буркнул Тима. — Наверно, подвернул, когда из вагона выходил. Сразу вроде нормально было, а теперь ноет.

Он ткнул грязным пальцем в область лодыжки. По характеру его ходьбы можно было предполагать весьма серьёзное повреждение. Тем и коварны суставы и кости стопы. Порой даже при необходимости срочного вмешательства пациент не чувствует сильной боли.

— Если есть бинт, могу повязку наложить, — предложил я.

— Само пройдёт, — буркнул Тима.

— А что нам нужно собирать?

— В одно ведро — металл, во второе — пластик, а в третье — стекло. Как наполнишь, подходи к ящикам, — бомж махнул рукой в сторону. — Если что интересное найдёшь, часы или кольцо, прячь глубоко. А то Толик найдёт и отберёт.

Я присмотрелся. Ближе к свалке располагалась целая вереница металлических контейнеров. Они были трёх разных цветов. Мы взяли по три ведра и лопате. Идти было нелегко. Почва (или что это под ногами?) — болотистая, ноги прилипают. Никаких перчаток, никаких респираторов или сапог нам не выдали. Тимофей всё так же хромал. Я начал шарить по безразмерным карманам своей куртки.

Почему-то решил заглянуть во внутренний. Ба, эластичный бинт! Он был в упаковке, совсем новый. Вот только пачка мне показалась странной. «Её Величества Новгородская мануфактура». Вот те раз! Какой там на дворе год? Невзирая на протесты товарища по несчастью, я отвёл его в сторону, усадил на какой-то ящик и освободил ногу.

Ну что я могу сказать? Доводилось видеть и похуже, но редко. Не буду описывать ужасающую картину равнодушия бомжа к личной гигиене. Скажу лишь, что ноги Тимофей последний раз мыл месяц назад — в лучшем случае. А вот травма была пустячной. Подвывих связки — мелочи жизни, если втереть мазь и правильно перевязать. Мне оставалось только второе, мази под рукой не было.

— Нормально всё, — сказал я Тимофею. — Кости целы, связки тоже визуально не повреждены.

— Во ты заговорил, — усмехнулся он. — Это ты где такому научился? По-русски скажи, а?

Я пропустил вопрос мимо ушей. Голова кружилась из-за неприятных запахов. Наверно, сама свалка выделяла газ, мне не хватало кислорода. Я чувствовал, как бешено молотит сердце, как лёгкие раскрываются широко-широко, силясь набрать воздуха. А ещё ко мне вернулось жуткое ощущение, что всё чешется. Тут, наверно, сотни видов паразитов.

— Вы чё тут, голубки? — услышал я неожиданно высокий голос позади.

Обернулся. Это был не Толик и не кто-то из нормальных работников свалки. Такой же оборванец, как и мы. Он стоял с тремя вёдрами, лопатой и смотрел на нас. Я тем временем закончил перевязку и помог Тимофею надеть сапог на изрядно увеличенную ногу.

— Лечит меня друг! — буркнул товарищ. — А ты чего вылупился?

— А ничего, — ответил незнакомец. — Ты зачем про Рухлядь натрендел с три короба?

— Просто, — ответил Тима. — Тебе какое дело?

— Говорят, что Рухлядь на опыты забрали, — продолжал бомж с высоким голосом. — Помнишь, месяц назад Косой пропал?

— Нет, — прохрипел Тимофей. — Всё, айда работать. Норма сама себя не сделает.

Но мужичок с высоким голосом всё не унимался и продолжал рассказывать, что «бродяг забирают на опыты». Тима несколько раз пробовал заткнуть болтуна, но тот упорно продолжать гнуть свою линию.