Попаданец. Чужая империя (СИ) - Грошев Григорий

Что мы только сегодня не трогали! Все бактерии России, казалось, были собраны на этой свалке. Вкусы у москвичей оказались донельзя понятными. Сотни, тысячи металлических банок от консервов всех видов и мастей. Стеклянные бутылки от соков, лимонадов, масел. Бумажные свёртки и упаковки. Газеты. Книги — жаль, не было времени их читать.

Были предметы, которых касаться неприятно — мягко говоря. Использованная туалетная бумага. Гигиенические прокладки. Перевязочные материалы, тоже бывшие в употреблении. А вот пластика — неожиданно мало. Он встречался в игрушках, во флакончиках, сломанных бытовых приборах.

Здесь пластмассовый мир ещё не победил. Я стоял и не мог понять, кто придумал этот допотопный труд? Ну сколько мусора тридцать с лишним бродяг могут рассортировать за день? Мы не заполнили даже пяти контейнеров. А мусоровозы всё прибывали и прибывали. Они поднимались высоко на гору…

Тридцать бродяг и один надзиратель. Были ещё какие-то сотрудники, но они прятались по бытовкам. Большая часть сборщиков после смены с трудом ноги волочила. Они сидели и лежали прямо на земле. Кружки строго-настрого потребовали вернуть в пункт раздачи. Я так и сделал.

— Стройсь! — скомандовал Толик.

Бомжи проворно встали в шеренгу. Но энтузиазма у них было куда меньше, нежели утром. Толик шёл вдоль ряда работников и выдавал каждому сорок или пятьдесят копеек, громко озвучивая сумму. Люди тут же прятали монеты и удалялись. Наконец, дошёл и до нас с Тимофеем.

— А вот эти мужики сегодня отличились! — громко сказал бригадир. — На, Тима, шестьдесят копеек. Заслужил!

Мой напарник просиял. Я не разбирался в местных ценах (первый день, всё-таки!). Но, наверно, сумма была смешной. Он взял монеты и тут же положил в какой-то потайной карман засаленной куртки. С ума сойти, сколько у бомжей карманов!

— А этот хрен с горы, — Толик ткнул пальцем на меня. — Тоже отличился. И получается тридцать копеек.

— Это почему? — возмутился я. — Столько горбатился! Разделение труда придумал!

Если бы я знал, чем закончится наш спор, то не начинал бы его.

Глава 5. Прямой немассаж

Немая сцена продолжалась неприлично долго. Казалось, даже птицы замерли, чтобы посмотреть нашу битву взглядов. Толик смотрел, не мигая. Но и я не сдавался. Воцарилась тишина. На рукотворную гору то и дело набегал ветер. Если днём была невыносимая жара, то сейчас — похолодало.

— А бутылку кто украл? — спросил бригадир после долгой паузы. — Кто, я спрашиваю? Ты же у нас один тут такой чистюля!

Бомжи оживились. По всей вероятности, они решили, что речь шла о бутылке с горячительной жидкостью. Посмотрели на меня с укоризной. Мне же сразу стало понятно, о чём он говорит. Но я решил виду не подавать.

— Из общей бочки пить брезговал, — напирал Толик.

— А я терпел, — ответил. — Гони бабки.

— Всё, ты — уволен, — ответил бригадир. — Проваливай.

— Слышь, ты, морда! — заорал своим новым хриплым голосом. — Бутылку в своей заднице поищи, понял? Гони ещё сорок копеек! Тридцать — за труд, а десять — за моральный вред.

Бомжи начали испуганно переглядываться. Морда Толи вытянулась. С одной стороны, он был обескуражен моим напором. Должно быть, засомневался, действительно ли я причастен к пропаже бутылки. А с другой — решил не ронять свой авторитет. Где это видано, чтобы бесправный бомж требовал честности?

— Не хочешь тридцать копеек? — огрызнулся он и попытался их забрать. — Тогда проваливай!

— А я сейчас полицию вызову, — продолжал я, совершенно забыв, что нахожусь в чужом обличье в незнакомом месте. — Пусть взвесят тут всё. Проверят, сколько мы заработали. И сколько ты платишь нам по ведомости, а сколько — на руки.

Толик побагровел. Бригадир смешно глотал воздух, будто рыба на суше. Должно быть, слова он посчитал излишними. Потому как вытащил из-за пазухи плеть — самую настоящую, нагайку! Я такую видел только в фильмах про казаков. Толстяк сделал движение — плеть щёлкнула в воздухе.

— Здесь я полиция! — прохрипел он. — И царица тоже я! Усёк?

— Гони деньги, Толик! — рявкнул я. — Хватит воздух гонять.

Он отступил назад на три шага. Сделал молниеносное движение. Плеть выпрямилась и впилась мне в левую руку. Кожу пронзила жгучая боль. Хорошо, что на мне была надета бесформенная фуфайка! Она хотя бы минимально смягчила удар. Не помня себя от ярости, я бросился на бригадира. Я всё же сибирский парень, а не московский хипстер!

Он занёс руку, чтобы нанести ещё удар, но не успел. Всё же, плеть — не оружие ближнего боя. И поскольку во второй руке он держал монеты, то ничего сделать не успел и не смог. Резким рывком я поднял его и повалил на землю. И вдруг… Вдруг произошло нечто неожиданное.

Я ощутил покалывание в руках. Мне показалось, что воздух пропитан сотнями маленьких потоков. Они были белыми. Эти потоки устремились к моим кулакам. Те словно зарядились энергией. И когда Толик дёрнулся, нанёс удар по лицу. Бригадир тут же обмяк. Будто из него извлекли все силы.

Здоровяк с нагайкой стал задыхаться. Кожные покровы побледнели. На губах выступила пена, язык высунулся. Он что-то прохрипел из последних сил, но слов было не разобрать. Глаза закатились. Сердечный приступ, не иначе! Я мгновенно отошёл от своего обидчика, не забыв взять у него из руки оставшиеся монеты. Зарплата, как-никак. Ну-с, пора искать баню.

— Что здесь происходит? — услышал я чей-то взволнованный голос. — Драка? А что с Анатолием?

По рядам бомжей пронеслось слово «расход». Я услышал его отчётливо. В несколько секунд весь взвод бродяг испарился, будто и не существовал вовсе. Остался только я, Тимофей и незнакомец. А ещё — Толик, что лежал на мусорном грунте. Он подавал признаки жизни, но очень слабо.

— Жлоб двадцать копеек зажал, ваше высокоблагородие, — ответил Тима. — Начал руки распускать, поглядите-ка. И Сёмка его огрел. Сёмка у нас парень горячий. Бобруйский. Жлоб первый начал, ваше высокоблагородие.

Я внимательно посмотрел на незнакомца. Он носил некое подобие химзащиты, высокие сапоги, резиновые перчатки, маску. И всё же, у мужчины была выправка, которой не имелось ни у одного из обитателей здешнего места. Здесь он был чужим. Незнакомец нагнулся, снял перчатку и приложил руку ко рту Толика, пытаясь почувствовать дыхание.

— Дайте я посмотрю, — предложил я. — Так вы ничего не поймёте.

Тоже нагнулся, приложил руку к сонной артерии и… Тишина. Я сжал крепче. Пульса не было! Толик представился. Представился за секунды. Вот это новость! Я ведь ударил его аккуратно, совсем чуть-чуть. Наверно, сердечко уже и так было ни к чёрту. От стресса отказало. Жалость-то какая! (нет)

— Ой-ёй, — сказал Тима испуганно. — Как же это так? Умер дядька. Как же так? Покойник. Мать честная. Покойник — умер.

— Присядьте там, судари, — потребовал мужчина неожиданно спокойным голосом и указал рукой на некое подобие лавки у бытовок. — Я вызываю полицию. Не пытайтесь бежать — я вас запомнил.

И, надев перчатку, он неспешно удалился к одной из бытовок. Самой большой и аккуратной. Я тупо уставился на своего напарника. Всё же, в этом мире он опытнее.

— А это кто? — спросил я.

— Ой и балда ты! — сплюнул Тима. — Ой дурак… Ты Толю убил. Бежим!

— Ну нет, — начал спорить. — Я его не мог убить. Ты же видел, удар слабый был. Смотри, как у него губы посинели. Очевидно, что сердечная деятельность прекратилась.

— Ты по-русски говори, а! — возмутился бродяга. — Говорю, убил ты его. Убил. Погнали, давай!

Я стоял в нерешительности. Как будущий врач я был обязан попробовать реанимировать бригадира. Но как человек — решительно отказался от этой затеи. В аду ему самое место. Мало того, что обворовывал этих несчастных, так ещё и стегал плетью! Повреждённую кожу руки так и жгло огнём.

Это только в книгах врачи все такие честные-правильные. Я знавал и других. И не собирался делать непрямой массаж сердца человеку, который несколько минут назад готов был меня избить до смерти. К тому же, чего греха таить? Ему уже не помочь. Его не спасти. Откуда мне знать, какая тут медицина, в 1989-м? Но при остановке сердца срочно нужен реанимобиль. Есть ли они в этом мире в принципе? Как они доберутся на свалку?