Попаданец. Чужая империя (СИ) - Грошев Григорий

— Фамилия, — сказал он вместо приветствия.

— Эээ… Семён, — сказал Соловьёв. — Как его.

— Фамилия, — бесцветным голосом повторил лысый мужчина.

— Семён Частный, — помог Марек. — Бродяжничество. Постановление должно быть августовским.

Я по-прежнему не понимал, что происходит. Лысый надел кожаный фартук, взял папку бумаг со своего стола. Принялся их неспешно перебирать, шёпотом проговаривая фамилии. Потом обернулся на нас.

— Чего стали? — произнёс он. — Укладывайте!

— Ложись! — потребовал Соловьёв и показал на металлическую лавку.

— Ну уж нет, — ответил я. — Пока не покажете мне документы и не зачитаете права…

— Я говорю — укладывайте, — повторил лысый. — Вы бы объяснили нашему мальчику, что за сопротивление я могу удары не зачесть?

— Удары? — спросил я, чувствуя, как внутри всё холодеет. — Какие ещё удары.

Лысый мужчина медленно провёл пальцем по строчкам постановления, будто читал стихи. Затем поднял на меня безжизненные глаза — точь-в-точь как патологоанатом перед вскрытием. Взглянул мне в глаза. Прямо в душу.

— Наручники снимите, — сказал он. — Надобно его от рубашки и кофты освободить. Снимайте сами, молодой человек. Ибо ежели мы порвём — ни один портной за ремонт не возьмётся.

По непонятной причине я подчинился. Размял затёкшие руки, снял свитер и рубашку. Аккуратно положил на лавку.

— Прилягте, — повторил он.

В руках у экзекутора появилась огромная плётка. Толщина её была просто фантастической! Я открыл рот, чтобы потребовать объяснений, но коренастый коп подсёк мне ногу. А потом — ловко уложил на лавку.

— Раз! — сказал экзекутор.

Я услышал звук, как плеть рассекает воздух. А потом — ощутил мощнейший удар по спине. Так, словно кожу обожгли огнём.

Глава 32. Экзекуция

Я понял, почему помещение изнутри было обито войлоком. Крики несчастных, которых избивают плетями — не то, что хочешь услышать. Мне прилетело ровно пять ударов. Каждый сопровождался свистом и отвратительным звуком повреждаемой плоти. Дикость! Варварство!

У меня было ощущение, что всё это происходит не со мной. Я представлял анатомический атлас, буквально видел те области, куда пришлись жёсткие удары. От боли вертел головой и поначалу пытался вырваться, но… Марек крепко держал меня за правую руку и стыдливо смотрел в другую сторону. А Соколов — сжимал левую и улыбался.

— Ну как? — спросил он в перерыве между третьим и четвёртым. — Печёт?

Садист! От боли я не смог ответить ничего. На ладонях выступил пот. Я чувствовал, что теряю сознание. Но блаженного забытья так и не наступило. После пятого удара полицейские меня отпустили. Я тихо стонал от боли. Мне внезапно стало холодно, по телу шли судороги. Болевой шок.

Экзекутор отошёл вглубь помещения, аккуратно сложил толстую плеть в какую-то бадью. Снял фартук, стёр полотенцем пот со лба. Оглянулся на меня. Подошёл к столу. Стало так тихо, что я слышал, как он пишет ручкой в постановлении. Вдруг он начал декламировать стихи воодушевлённым голосом:

— Работа палача,

Профессия врача.

И тот, и тот — с плеча…

— И как вы только в экзекуции работаете? — перебил его Марек. Я заметил, что у него руки дрожат. — Крики эти… Боль. Терпеть ненавижу!

— Ко всему привыкаешь, — сладострастным голосом сказал лысый. — Работа гадкая, но кто её делать будет? Все боятся ручки замарать. Кстати, ты же вроде карманников ловил? Их должны были пороть…

— Там экзекутор к лавке привязывал, — объяснил долговязый полицейский. — Можно было выходить.

— Дикость, — возмутился лысый. — Против инструкций. Нет, телесные наказания проводятся в составе комиссии из трёх человек. Буква закона!

— Никак не привыкну я, — вздохнул Марек. — Не моё это. Не моё.

Соловьёв смотрел на меня сверху и облизывался. Было ощущение, что он хотел добавить. И что я ему сделал? В первый раз вижу этого человека! Хотя, постойте-ка… Кажется, он был в ресторане. Когда мне довелось бороться с асфиксией и её последствиями. Неужели он так обиделся?

— Подойдите сюда, судари, да распишитесь, — потребовал экзекутор. — Пять ударов. Как в аптеке.

— Я бы ещё добавил, — оскалился Соловьёв. — Беглецу. Тварёнышу этому!

— Всё должно быть строго по закону, — осадил его лысый. — Инструкции писаны для соблюдения. Пять — значит, пять.

После мощнейших ударов плетью я даже не мог подняться с лавки. Боль была адской. Кожа горела огнём. Больше всего я опасался, что сильно повреждены кожные покровы. На спине они заживают очень долго и болезненно. По крайней мере, никто не требовал от меня подняться.

А потому — я просто лежал. Что дальше-то будет? Каторга? Вот попал, так попал… Раздался сигнал. Экзекутор нажал на кнопку — мы услышали звук открывающегося электрозамка. Раздался цокот каблуков, и я поднял голову. Ко мне шла женщина в белом халате. В руке у неё был чемоданчик.

— Ну и шо тут? — спросила она, бросив взгляд. — Пфу, нормалёк. Как в аптэке!

— Обработайте, — прошептал я непослушным языком. — Инфекция ведь…

— Ты гляди яки граматный! — возмутилась она. — Обработце… Заживе, як на собаке. Не бачу беды.

— Он врачом работал, — подал голос Марек. — Он должен понимать в этом. Раны выглядят, скажем так… Пугающе.

— Яки граматные все стали! — возмутилась женщина.

Однако же, она открыла свой чемодан, достала пузырёк с йодом и стала капать его на вату. В следующие несколько секунд боль стала ещё сильнее. Эта дамочка, оценив площадь поражения, принялась капать йод непосредственно на рану. Мало того, что это неэффективно, так ещё и чрезвычайно болезненно! Да и кожные покровы получат дополнительные повреждения.

— Ааа! — заорал я. — Ааа!

— Не хочешь ли в экзекуторы, госпожа доктор? — распевным голосом спросил лысый. — Гляди, как у тебя получается.

— Да заткны ты ужо свой тапок! — возмутилась врач. — Я затуркана вже!

Вторая часть экзекуции закончилась. Несмотря на мои настойчивые просьбы наложить повязку или хотя бы пластырь, врач отказала. Нечего, мол, разбазаривать государственные ресурсы. Марек помог мне подняться с лавки и надеть рубашку.

Экзекутор потребовал расписаться, что я не имею претензий по поводу количества и силы ударов. Удивительный мир! Может, в другой раз я должен сам себя выпороть? Дрожащей рукой поставил подпись. То, что меня действительно удивляло — это будничность происходящего. Пороть людей — это не норма!

Но полицейские уже совершенно забыли про меня и переключились на свои бытовые дела. Врач, например, расхваливала собственный рецепт борща. Как он запекает свёклу, обжаривает помидоры, трёт туда морковь… Мне жутко захотелось есть. Борща, да со сметаной. Ну или кусок ветчины. С трудом надел на себя рубашку, а свитер — повязал на плечи.

— За мной, — буркнул Соловьёв. — Пойдёшь в камеры. Марек, идёшь замыкающим.

— Хватит командовать, господин оперуполномоченный! — возмутился долговязый коп. — Я — детектив! И по статусу, и по званию — выше вас!

— Да ты и ростом выше, и дальше что? — наехал на него коренастый. — Замыкающим идёшь — и баста.

Да уж, этот грубиян был отвратительным человеком. После мощных ударов ноги у меня подгибались. Зато теперь, по крайней мере, мне не выкручивали руки. Даже браслетов не надели. Мы пришли к ещё одной двери. Я узнал это место: оно ничуть не изменилось с моего последнего задержания. Но тогда стояло лето, а теперь — осень пришла.

А потому в изоляторе было сыро, зябко и очень тоскливо. Марек несколько раз нажал на кнопку звонка. Наконец, дверь открылась. Детектив на своей папке написал какой-то документ и протянул его полицейскому, который вышел из помещения изолятора. Он почитал, хмыкнул и ткнул в меня пальцем:

— Вот это — опасный преступник? Какой-то интеллигент. Прости господи. Нищеброд?!

— Представь себе, — буркнул Соловьёв. — Охранять, как рецидивиста. Дважды сбежал из-под стражи. Очень опасен.

— Опасен? — с сомнением спросил коп. — Чудны дела твои, господи.