Четвертое крыло (ЛП) - Яррос Ребекка

Я принюхиваюсь к дыму в воздухе. "Неужели я…"

"Подожгла занавески?" Он поднимает бровь. "Да".

"О." Я не могу найти в себе силы смутиться, поэтому провожу тыльной стороной пальцев по щетине на его челюсти. "И ты его потушил".

"Да. Прямо перед тем, как я уничтожил твою мишень для метания". Он гримасничает. "Я куплю тебе новую".

Я бросаю взгляд на шкаф. "И мы…"

"Ага". Он поднимает брови. "И я уверен, что тебе тоже нужен новый стул".

"Это было…" Я даже не успела полностью снять с мужчины брюки, а мой халат бессистемно свисает с одного плеча.

"Пугающе идеально". Он гладит меня по лицу. "Мы должны привести тебя в порядок и уложить спать. О… твоей комнате мы сможем побеспокоиться завтра. По иронии судьбы, твоя кровать — единственное, что мы не разбили".

Я сажусь, чтобы убедиться, что кровать убрана, и Ксаден делает то же самое рядом со мной, наклоняясь вперед. Сразу же я теряю интерес ко всему, кроме мускулистых линий его спины и темно-синей реликвии, которую передала ему Сгаэйл.

Я протягиваю руку и провожу по реликвии дракона на его спине, мои пальцы задерживаются на рельефных серебряных шрамах, и он застывает. Все они — короткие, тонкие линии, слишком точные, чтобы быть плетью, без рифмы или причины, но никогда не пересекающиеся. "Что случилось?" шепчу я, затаив дыхание.

"Ты действительно не хочешь знать". Он напрягается, но не отстраняется от моего прикосновения.

"Хочу". Они не выглядят случайными. Кто-то причинил ему боль намеренно, злонамеренно, и это заставляет меня хотеть выследить этого человека и сделать с ним то же самое.

Его челюсть сжимается, когда он смотрит через плечо, и его глаза встречаются с моими. Я прикусываю губу, зная, что этот момент может пойти в любую сторону. Он может отгородиться от меня, как всегда, а может действительно впустить меня.

"Их много", — пробормотала я, проводя пальцами по его позвоночнику.

"Сто семь". Он отворачивается.

От этого числа у меня сводит живот, а потом моя рука замирает. Сто семь. Именно это число упомянул Лиам. "Именно столько детей до совершеннолетия носят реликвию восстания".

"Да."

Я сдвигаюсь так, чтобы видеть его лицо. "Что случилось, Ксаден?"

Он зачесывает мои волосы назад, и выражение его лица так близко к нежности, что у меня замирает сердце. "Я увидел возможность заключить сделку", — тихо говорит он. "И я воспользовался ею".

"Что это за сделка, после которой у тебя остаются такие шрамы?"

Конфликт бушует в его глазах, но затем он вздыхает. "Такой, когда я беру на себя личную ответственность за лояльность ста семи детей, которых оставили лидеры восстания, а взамен нам позволяют бороться за свою жизнь в квадранте Всадников вместо того, чтобы быть преданными смерти, как наши родители". Он отводит взгляд. "Я выбрал шанс смерти, а не уверенность".

Жестокость предложения и жертва, на которую он пошел ради спасения остальных, бьет как физический удар. Я прижимаюсь к его щеке и возвращаю его лицо к своему. "Значит, если кто-то из них предаст Наварру…" Я поднимаю брови.

"Тогда моя жизнь будет потеряна. Шрамы — это напоминание".

Вот почему Лиам говорит, что он должен ему все. "Мне так жаль, что это случилось с тобой". Особенно когда не он возглавил восстание.

Он смотрит на меня так, будто видит самую глубину моей сущности. "Тебе не за что извиняться".

Я хватаю его за руку, когда он собирается встать. "Останься".

"Я не должен". Две морщинки появляются между его бровями, когда он ищет мои глаза. "Люди будут говорить".

"Когда это я давала тебе понять, что мне есть дело до того, что думают люди?" Я использую его предыдущие слова против него и сажусь, обвивая рукой участок его шеи, на котором находится его реликвия. "Останься со мной, Ксаден. Не заставляй меня умолять".

"Мы оба знаем, что это плохая идея".

"Тогда это наша плохая идея".

Его плечи опускаются, и я понимаю, что победила. Он мой на эту ночь. Мы по очереди ускользаем, чтобы привести себя в порядок, а затем он скользит в постель позади меня. "Только в этих стенах", — тихо говорит он, и я понимаю, что он имеет в виду.

"Только в этих стенах", — соглашаюсь я. Мы же не состоим в отношениях или что-то в этом роде. Это было бы… катастрофой, учитывая субординацию. "В конце концов, мы всадники".

"Я просто не доверяю своему характеру, если кто-то скажет…"

Я целую его в губы, заставляя замолчать. "Я знаю, что ты говоришь. Это… мило".

Он покусывает мою кожу. "Я не милый. Пожалуйста, не принимай ни одну мою часть за мягкую или добрую. Это только навредит тебе, и что бы ты ни сделала…" Он зарывается лицом в мою шею, глубоко вдыхая. "Не влюбляйся в меня".

Я провожу рукой по его руке с отметинами и молюсь, чтобы это было не совсем то, что я делаю. Это непреодолимое сочетание тоски и удовлетворения в моей груди должно быть последствием того, что я кончила не один, а три раза, верно? Это не может быть больше.

"Насилие?"

Я смотрю в окно на бесконечное черное небо и меняю тему, мои веки тяжелеют с каждой секундой. "Почему ты решил, что я могу метать молнии?"

Он вытягивается настолько, что укладывает мою голову под свой подбородок. "Я подумал, что ты сделала это в первую ночь, когда Таирн направил в тебя силу, но я не был уверен, поэтому ничего не сказал".

"Правда?" Я моргаю, вспоминая, но мой мозг наполнен приятным, тусклым гулом, пока сон борется за то, чтобы затянуть меня под себя. "Когда?" Мои глаза закрываются.

Его руки сжимаются вокруг меня, когда он прижимает меня ближе, задние части моих бедер плотно прижимаются к его брюкам, когда я начинаю дремать.

"Когда ты впервые поцеловала меня".

…

Когда я просыпаюсь, Ксаден уже ушел, но это не совсем сюрприз. Он остался на ночь? Вот это был шок.

Найти на тумбочке банку с горстью весенних фиалок? Мое сердце заколотилось. У меня столько гребаных проблем.

Он даже перенес весь мусор в кучу в углу, что означает, что он, должно быть, использовал свои тени, пока я спала, потому что я ничего не слышала.

Я все еще измотана, но быстро одеваюсь и закалываю волосы, заметив, что солнце уже взошло. Поскольку Лиам в лазарете, сегодня я буду одна в поездке по Архивам, но, возможно, мне удастся пробраться к нему на обратном пути.

Я зашнуровываю ботинки, когда раздается стук в дверь.

"Ты, наверное, шутишь", — говорю я достаточно громко, чтобы стучащий услышал. "То, что Лиам выздоравливает, не означает, что мне нужен еще один" — я открываю дверь и спотыкаюсь на последнем слове — "телохранитель".

Профессор Карр стоит в моем коридоре, его волосы встают дыбом, когда он смотрит на меня с научной оценкой, затем поднимает брови, глядя мимо меня на обломки моей комнаты. "Нам нужно работать".

"У меня есть архивный долг", — возражаю я.

Он фыркает. "Ты не работаешь в архиве, пока мы не убедимся, что ты не собираешься сжечь это место дотла. Молния и бумага плохо сочетаются. Поверь мне, Сорренгайл, писцы не захотят, чтобы ты приближалась к их драгоценным книгам, а ты, судя по всему, не можешь контролировать свои силы даже во сне".

Я стараюсь не обращать внимания на его слова, так как он далеко, но в итоге иду за ним по коридору, когда он уходит. "Куда мы идем?"

"Туда, где ты не устроишь лесной пожар", — говорит он, не оглядываясь.

Через двадцать минут мы на летном поле, и, к моему удивлению, на Таирне седло.