Медиум из высшего общества - Каури Лесса

– Хочешь, я открою тебе тайну, детка? – прошептал он, склоняясь ко мне. – Деньги – вот ключ ко всем дверям! Даже если эти двери ведут во дворец.

Выдернула руку, стараясь сохранять спокойствие – времена, когда он мог позволить себе называть меня «деткой», прошли.

– Быть может, ты подаришь мне танец? – прищурился он. – По старой памяти, так сказать.

Я молча качнула головой.

– Хорошо, – очень спокойно произнес он.

А затем, оглядев стол, схватил одну из стопок, налил в нее прозрачной жидкости из пузатого графина – видимо, это и был кармодонский самогон, – и выпил одним глотком. После чего очень медленно поставил стопку на стол и посмотрел на меня. И тут я поняла, что он в бешенстве. Его глаза затуманились, а крылья тонкого носа дрожали. Виллем выглядел так, будто был готов разнести все вокруг из-за такого пустяка, как мой отказ!

Я удивилась этому так сильно, что даже не испугалась, когда он схватил меня под руку и, оскалившись в улыбке, сообщил издевательски официальным тоном:

– У меня есть к вам разговор, леди Торч, и он не терпит отлагательств. Идем!

– Куда… Куда ты меня ведешь? – пытаясь сопротивляться, воскликнула я, но он уже тащил меня к выходу на открытую галерею, опоясывающую замок снаружи.

В душе я надеялась, что на нас никто не смотрит. Ну не драться же с ним, в самом деле?

На галерее было ветрено. Впрочем, холод был мне не страшен, несмотря на легкое платье, – после дегустации кармодонской легенды я могла бы неспешно прогуляться зимой по дворцовой площади без теплого плаща.

Едва Виллем отпустил меня, я повернулась к нему:

– Что все это значит? Почему мы не могли поговорить внутри?

– Потому что я не уверен, что сдержусь, – прорычал он. – Линн, я не был готов к тому, что ты меня бросишь. Но еще сильнее я не был готов к тому, что это заставит меня страдать! Я думаю о тебе каждый день и каждую ночь. Я безумно влюблен и ничего не могу с собой поделать. Вспомни, как нам было хорошо вдвоем!

«Это моя невеста, и она не в себе!» – донеслось эхом из прошлого, перекрывая его взволнованный голос. И еще: «Скажи, ты не считаешь меня сумасшедшей?» – «Что ты, детка, конечно нет!»

Я, не торопясь, оглядела прекрасный вид на императорский сад, открывающийся с галереи. На самом деле, мне нужно было время, чтобы успокоиться. Признание задело, ведь не так давно Виллем убеждал меня, что хочет жениться лишь из-за моей принадлежности к знаменитому роду.

– Ты сказал тем людям в ресторане, когда мне стало плохо, что «я не в себе», – не глядя на него, произнесла я. – Хотя прекрасно знал, что происходит. Ведь тебе я рассказала о себе все, начиная с пансиона. А ты публично признал, что у меня не все дома, – я посмотрела на него. – Вот это я запомнила!

– Так ты злопамятна, Линн? – усмехнулся он, неожиданно успокоившись. От его усмешки мне стало не по себе. – Что ж… Это была последняя попытка решить дело миром. Видишь ли, я тоже злопамятен, а кроме того, у меня совершенно отсутствует такой раритет, как совесть. Поэтому ты или выходишь за меня, или…

Виллем замолчал, с удовольствием наблюдая за эмоциями, отразившимися на моем лице. Он молчал, а я понимала, что он ждет вопроса, которого я не могла не задать. И я его задала.

– Или? – переспросила я.

Хокун облокотился на перила балюстрады.

– Письма влюбленной женщины всегда верх откровения, Линн, – сказал он, не глядя на меня. – Ты помнишь, что писала мне, или напомнить?

– Ты же обещал их сжечь… – растерялась я. – Ты клялся, что сожжешь!

– Я решил оставить их на память и не ошибся – сейчас они очень мне пригодятся, – невозмутимо пожал плечами он и повернулся ко мне, улыбаясь: – Полагаю, Ее Светлость, герцогиня Воральберг, с интересом прочтет однажды утром в любимой газете захватывающую переписку незамужней внучки с любовником. Ты отлично пишешь, детка, очень образно. Большинству хватает чего-то типа «ах, подарите мне еще один поцелуй!» или «я мечтаю вновь оказаться в твоих объятиях!», но твои эпитеты – это просто высший класс!

Перед глазами потемнело. Я пожалела, что не могу упасть в обморок прямо сейчас. С другой стороны, это привлекло бы ненужное внимание.

Однако, взглянув на Хокуна, я все же не могла не отметить, как он красив. С него окончательно спала маска, которую я принимала за истинное обличье, и теперь он выглядел, как негодяй из дамского романа. Подобными зачитывались юные, мечтающие о грешной любви девы. Я такое не читала, но, увы, внимание, оказываемое мне Виллемом, и желание стать хоть к кому-то ближе однажды толкнули меня в его объятия… Плоды этого скоропостижного решения я сейчас и пожинала.

– Почему?.. – прошептала я. – За что?

– Я решил на тебе жениться, Линн, еще тогда, когда ты была юной психопаткой без состояния, оцени это, – он продолжал усмехаться. – Но ставки выросли. Бабушкино наследство сделало тебя более привлекательной в моих глазах. Принадлежность к Кевинсам в сочетании с наследством Кевинсов – это беспроигрышная партия.

Я просто не верила своим ушам. Хокун рассуждал так, будто оценивал потенциальную прибыль от очередной сделки.

– Значит, на мои чувства тебе наплевать? – все еще не веря в то, что это происходит в реальности, спросила я. – Ты готов жениться на женщине, которая тебя не любит?

– Да брось, – пожал плечами он. – Кто в наше время женится по любви? Я обеспечу тебя всем необходимым для женского счастья. Ты забудешь, наконец, свой бред про призраков и нарожаешь детей. Моих детей, которых будут называть «урожденные Кевинсы», ведь принадлежность к роду всех твоих потомков навечно закреплена императорским указом. Все будет просто отлично!

«Все будет просто отлично!» – когда-то именно с этими словами мама оставила меня в кабинете заведующей пансиона, на несколько лет ставшего моей тюрьмой. А сейчас человек, которым я легкомысленно увлеклась, предлагал мне тюремное заключение не на несколько лет – на всю жизнь.

Я представила себя женой Виллема Хокуна, угасающей в его роскошном особняке. И одновременно – лицо бабушки, перевернувшей газетную страницу и увидевшей заголовок, который непременно будет кричащим, что-нибудь вроде: «С кем спит наследница знаменитого рода?» или «Интимные откровения богатой наследницы». А еще я увидела в зрачках Виллема свое отражение – бледное лицо с нездоровым румянцем, глаза, горящие, как в лихорадке… И этот человек думает, что я не переживу позора? Но он ошибается – в моей жизни его было достаточно.

– Делай, что хочешь, но замуж за тебя я не выйду, – бросила я и пошла прочь.

Хокун догнал меня одним прыжком и схватил за локоть:

– Одумайся, Линн! Неужели тебе наплевать на репутацию?

У меня не хватило бы сил вырваться из его стальных пальцев, поэтому я остановилась. Как вдруг из стены вылетела призрачная фурия и пролетела сквозь Виллема, размахивая простыней, как гвардейцы, идущие в атаку, полковым флагом.

Хокун вздрогнул и выпустил меня – прямое прикосновение привидения не так-то легко пережить. Я успела добежать до выхода с галереи в зал и влиться в толпу до того, как он пришел в себя. Украдкой приподняла рукав платья – на коже наливались краснотой отметины от хватки Виллема.

Плохо воспринимая действительность, я принялась разыскивать бабушку среди приглашенных. Пока искала – дыхание выровнялось, а разум прояснился. Однако с моим лицом, видимо, все еще было что-то не так, потому что, едва увидев меня, бабушка всплеснула руками:

– Господи, Линн, что случилось?

– Прости, но я хочу уйти отсюда. У меня… разболелась голова.

– Ты не останешься на праздничный ужин?

– Я просто не смогу есть. Позволь мне уйти!

Она несколько мгновений разглядывала меня, а затем кивнула:

– Хорошо, дорогая. Я извинюсь за тебя перед Их Величествами. Вижу, что тебе нехорошо. Наверное, мне не стоило давать тебе самогон.

– Наверное, – кивнула я.

– Пусть мой онтикат довезет тебя до дома и возвращается сюда, – приказала бабушка. – А ты ложись пораньше. Такой бал в первый раз – это испытание.