Дочь Темных вод - Лонг Х. М.

Мне хотелось навсегда остаться именно в том дне, спокойном и размеренном, когда отец не видел ничего дальше ограды сада. И даже не смотрел на дочь прачки, которая потом родила ему ребенка и стала его новой женой. А он отказался от моей мамы, и наш предсказуемый мирок, полный тихих надежд, стал… совсем другим.

Раздался стук в дверь. Я приоткрыла глаза. Затем стук повторился, и, когда я не ответила, дверь открылась. В каюту ворвался дневной свет.

В проеме показалась женщина – не Ата, намного старше, с морщинистой фарфоровой кожей, в черном платье с высоким воротником, какие перестали носить лет пятьдесят назад. Она явно была одной из народа исмани: глаза обрамляли длинные белые ресницы, такие же выбеленные волосы скрепляла длинная сердоликовая заколка. И лишь несколько прядей, блестящих, шоколадно-каштановых, намекали на то, какой эта женщина была в молодости.

– Маленькая колдунья, – произнесла женщина, искоса поглядывая на меня. В руках она держала ворох ткани. Несмотря на очевидные признаки принадлежности к исмани, трудно было уловить, какой же у нее акцент. Она напоминала некоторых путешественников, которые останавливались в нашей гостинице, когда я была ребенком. И разговаривала так же, как они: медленно и отчетливо, чтобы точно быть понятой. – У меня есть одежда для тебя. И сейчас тебе принесут ведро горячей воды. Ты готова привести себя в порядок?

Ко мне с трудом вернулся голос.

– Как вас зовут?

– Мое имя – только мое, а ты можешь называть меня Вдовушкой, – ответила женщина. – Я – стюард на корабле. Капитан хочет поговорить с тобой.

– Значит, у меня нет выбора, – заметила я.

Вдовушка сдержанно улыбнулась:

– Так и есть, дитя. Вставай.

Через двадцать минут старуха исчезла, а я была готова появиться в капитанской каюте. У меня не было возможности оглядеться после того, как я вчера поднялась на борт. Оказалось, что маленькая каюта, в которой я спала, примыкает к капитанской. Вместе они занимали бо́льшую часть квартердека. Здесь же, судя по чудесным ароматам, находился камбуз [5]. В углу разместилась печь, побольше моей, а еще два окна, по обе стороны от двери, ведущей на закрытый балкон. На улице шел снег, хлопья падали вниз и исчезали в волнах.

– Мисс Ферт.

Вошел Димери, за ним показались Вдовушка и девушка лет пятнадцати. Старуха держала в руках кофейник и несколько кружек, а ее помощница – поднос, на который беспорядочно навалили поджаренные ломти хлеба, яичницу с маслом и полоски бекона. Стоило почувствовать эти ароматы, как в животе заурчало. Похоже, ничто в этой жизни не могло повлиять на мой аппетит, тем более что морская болезнь пока не беспокоила.

Поднос с едой поставили на большой стол в центре каюты. Девушка ушла, Вдовушка же села за стол и налила себе в кружку черного кофе. Увидев мой взгляд, она указала на вторую кружку и наполнила ее наполовину, чтобы кофе не выплеснулся из-за внезапного крена палубы.

– Не глазей, как дурочка, – произнесла женщина. – Садись, пей и ешь. Мне не по себе, когда ты так стоишь.

– Надо постараться, чтобы Старая Ворона почувствовала себя неуютно, – сказал Димери, одарив меня рассеянной улыбкой. Он сел напротив женщины, взял тарелку и принялся ее наполнять.

– У нее был приступ лихорадки, – сообщила ему Вдовушка. Она пригладила рукой аккуратно заколотые волосы и заправила выбившуюся прядь. – Не такой сильный, как я боялась, но все же. Возможно, какое-то время от нее будет мало толку.

Мне не нравилось, что меня обсуждают, но ее слова заставили задуматься. Я постаралась собрать разрозненные мысли и села за стол. Лихорадка. Так вот почему я не могу вспомнить, что со мной произошло после падения в воду. Димери пододвинул ко мне тарелку, а Вдовушка еще раз указала на кофе.

– Пей, пока не остыл, и не расплескай.

Я послушно взяла кружку в руки. Мне хотелось пить. Хотелось схватить все, что лежало на столе, и запихать в рот. Но то, как похитители обращались со мной, настораживало.

– Зачем вы так со мной? – спросила я, сжимая в руках теплую кружку. – Почему вы так себя ведете?

– Я же говорил, что на борту моего корабля к тебе будут хорошо относиться, – сказал Димери, наливая себе кофе и добавляя в него кусок коричневого сахара.

– Я же пленница, – напомнила я. – Заключенным не подают кофе с беконом.

Димери размешивал сахар, и его выражение лица оставалось спокойным.

– Рэндальф был сволочью.

«Был». Это стало ответом на мой следующий вопрос. Я смутно помнила тела, свисающие с рей горящего корабля.

– Он точно мертв?

– Скорее всего. Лирр забрал наиболее ценных членов экипажа, а остальных оставил гореть вместе с кораблем. Обычное для него дело.

Не просто оставил. Я изо всех сил постаралась избавиться от воспоминаний о крови, вспоротом животе и выпавших кишках. Поднеся кружку с кофе к губам, я сосредоточилась на его аромате. Лица матросов Рэндальфа, живых и невредимых, мелькали передо мной. Они не были хорошими людьми, но и жестокими не были. Чем они заслужили такую судьбу?

– Кто он? – спросила я. – Лирр? Знаю, был пират с таким именем, но очень давно.

Димери кивнул и оперся о стол локтями. Он принялся за еду, всем своим видом показывая, что не собирается отвечать на мой вопрос.

Вместо него заговорила Вдовушка:

– Он был пиратом десять лет назад. Потом купил у мерейцев титул и поселился на Южных островах. Ускользнул от Стволов Королевы и даже женился несколько раз. Но теперь он вернулся.

– Почему? – спросила я.

Вдовушка и Димери обменялись взглядами. Беззвучный диалог, какой бывает между членами одной семьи или старыми солдатами, служившими вместе.

– Из-за вас, – сказал Димери. – Точнее, из-за вашей матери.

Моя кружка с грохотом ударилась о стол. Горячий кофе обжег пальцы, но я этого почти не почувствовала.

– Не понимаю…

– Ваша мать – его штормовичка, – совершенно равнодушно произнес капитан. Его взгляд опустился на пролитый на стол кофе, затем поднялся вверх, к моим глазам. – Полагаю, она убедила его купить вас или же он намерен использовать вас против нее. Он сделал бы это в Уоллуме, если бы я не появился, мы с ним не ладим. Или если бы Рэндальф не уплыл раньше времени.

Его слова оглушили меня. Мама. Я слышала колдовское пение перед самым нападением и запомнила, какой смелой была эта далекая песня. Но это же не могла быть моя мать, нет!

– Так она была там… – я почти не слышала себя, – на его корабле?

Это уже слишком. Я сидела совершенно неподвижно, сердце клокотало. Мне стало трудно дышать.

Откуда-то издалека донесся голос Вдовушки, глухой и тихий:

– Дай ей время, Элай.

Ответ Димери прозвучал так же глухо:

– Тогда скажи Ате, чтобы она взяла курс на Десятину.

Девятая глава

Десятина

Четыре дня, которые занял путь до Десятины, я провела в своей каюте в полном уединении. Димери не требовал, чтобы я пела, даже когда погода ухудшилась и ветер так завывал, что не давал мне уснуть. Я все еще находилась в прострации, но ни он, ни Вдовушка не пытались растормошить меня.